1.03. Премьера

Вечер поэтов Филиппа Минлоса и Дмитрия Черного. Близость двух 23-летних авторов носит, что редкость для сравнительно начинающих, не только личный, но и эстетический характер: оба работают преимущественно с относительно асинтаксичным верлибром, тяготеющим к found poetry и центону (с использованием газетных цитат, радионовостей, рекламы на улицах и т.п.), передавая нюансами ритма, фразировки эмоциональное развитие. Любопытно, однако, что Черный (представивший тексты за два примерно года, в отличие от Минлоса, читавшего стихи последнего времени) эволюционировал к этой видимой бесстрастности и имперсональности от не лишенной риторики эротической лирики. Говоря о своей нынешней поэтике, Черный отметил, что их с Минлосом эксперименты протекают параллельно в поэзии и визуальном искусстве (оба автора принадлежат к группе художников "Флекс", работающей с нефигуративной монохромной графикой): так, в pendant к стихотворному центону из рекламных лозунгов "Флекс" практикует вписывание своих графических объектов в визуальную рекламу. Минлос выступил также с декларацией теоретического свойства, заявив о своей солидарности с тезисами Сергея Завьялова (в его послесловии к книге стихов "Мелика"), утверждавшего, в частности, кризис силлабо-тоники наряду с бесперспективностью верлибра; по мнению Минлоса, однако, путь, предложенный Завьяловым, громоздок и едва ли перспективен, рассчитывать же следует на грядущее возрождение силлабического стиха. Предложенные в качестве иллюстрации несколько текстов, расцениваемые Минлосом как силлабические, отличались от идеологически сходных попыток Дмитрия Полищука отсутствием какой-либо отсылки к старой русской силлабике: ни ориентации на какой-либо из существовавших тогда размеров, ни соблюдения ударной константы в конце стиха, ни, наконец, архаизирующей лексики или синтаксиса, - в результате чего опознание получившегося стиха как силлабического еще более проблематично.

2.03. Авторник

Презентацию 6-го выпуска Вестника молодой литературы "Вавилон" - 10-летие проекта "Вавилон" редактор-издатель альманаха и куратор проекта в целом Дмитрий Кузьмин открыл речью умеренной (для этого автора) длины, выразив некоторое удивление столь длительной жизнеспособностью "Вавилона" как поколенческого объединения без определенной эстетической платформы, - предположив при этом, что сама возможность такого проекта связана с тем, что именно в этом поколении с самого начала возобладало представление о сугубо приватном характере литературного творчества - каковое представление ведет к большей толерантности по отношению к иным эстетикам. Как и презентация предыдущего выпуска (20.12.97), мероприятие было построено в исторической последовательности: авторы выступали в порядке своего подключения к проекту "Вавилон" (что, с учетом юбилейного аспекта, было на сей раз более оправданно). При этом вначале Кузьминым был показан самый первый, вышедший 10 лет назад самиздатский выпуск "Вавилона" (их вышло 16, после чего издание стало полиграфическим), и четыре из пяти основателей этого журнала (пятый, по словам Кузьмина, отошел от литературы) прочитали стихи того времени, т.е. 1989 года; выступления этих же авторов - Станислава Львовского, Вадима Калинина, Вячеслава Гаврилова и самого Кузьмина - с более современными текстами завершали программу. Наиболее разителен был контраст между пафосными, петербургскими по плотности образного ряда и культурной насыщенности, метрически жесткими стихами 20-летнего Кузьмина и его нынешними верлибрами, стремящимися создать впечатление бесстрастной фиксации событий и явлений; Львовский и Калинин в заключительной части читали прозу (причем Львовский - сравнительно давнюю и нехарактерную для него "Жизнь и смерть доктора Сергеева", выдержанную в иронически-абсурдистском духе), Гаврилов - небольшой цикл злых гротескных "басен", в чем-то близких Татьяне Щербине рубежа 80-90-х. Новый рассказ "Докучная сказка" представила Ольга Зондберг, удивив несвойственной прежде эксплицированностью композиционной структуры (что, впрочем, понятно из названия текста) и нарастающим эмоциональным накалом (тогда как на основании текстов, звучавших 26.02., "ЛЖМ" делала вывод о типичности обоих качеств для Львовского, но не для Зондберг). Ряд прозаических миниатюр, также определенных как сказки, прочитал Павел Журавлев (крохотные новеллы, каждая об одном из двух-трех известных литературных героев, замечательны необычным сочетанием примитивизма и наива на уровне сюжетостроения и композиции с изощренным изяществом образов). Также миниатюры читали Алексей Цветков-младший (тонко дозированный абсурдизм: одна нелепая и неправдоподобная деталь в абсолютно убедительном, правдоподобном контексте), Кирилл Медведев, Федор Францев, небольшие рассказы - Данила Давыдов, Яна Вишневская и Олег Пащенко ("Крым", читанный уже на Фестивале малой прозы), Иван Марковский огласил лирический монолог в прозе, излагающий (с некоторыми, правда, любопытными обертонами) классический для современной русской литературы (после Евгения Харитонова) мотив невозможности что-либо сочинить. В стихотворной части программы можно выделить дебютантов 6-го "Вавилона" - Елену Попову (аскетичный при всей эмоциональной напряженности лирический цикл "Пустое место") и Константина Карабчеева с неброскими, но отточенными хайку. Из давних авторов "Вавилона" наиболее сильное впечатление произвел Кирилл Решетников, и так удививший в 6-м выпуске посткузминской лирикой после эпических поползновений прежних стихов, густо замешанных на древнерусской и древнесибирской архаике: на сей раз он выступил с совершенно эпатажной подборкой (не только по обилию инвективной лексики и числу задетых культурных и социальных фетишей, но и по самой интонации вызова, напоминающей даже не о Маяковском, а о Тинякове); прежде, как выяснилось, эта ипостась творчества Решетникова предъявлялась им отдельно, под псевдонимом "Шиш Брянский", в рамках музыкального, литературного и культурологического проекта Псоя Короленко "Нечеловеческая музыка". Илья Кукулин наряду со стихами разных лет представил пару миниперформансов. Читали также Филипп Минлос, Дмитрий Черный, Ирина Шостаковская, Николай Звягинцев, Дмитрий Воденников, Максим Скворцов, Андрей Сен-Сеньков и гость из Иванова Дмитрий Шукуров. Весь вечер звучал фри-джаз в исполнении группы "Е-69" под руководством Константина Аджера, в состав которой входят Марковский и Скворцов. Кроме того, Николай Винник в порядке акции сооружал на протяжении вечера карточный домик из двух колод, символизировавший вавилонскую башню, и к концу вечера успешно завершил строительство. Вечер закончился торжественной передачей полномочий главы Союза молодых литераторов "Вавилон" от Дмитрия Кузьмина к Даниле Давыдову, на шею которого по этому поводу была повешена на ленточке средних размеров гиря.

4.03. Клуб О.Г.И.

Вечер прозаика Александра Плоткина. Были прочитаны 7 рассказов, из них шесть ранее не печатались. Плоткин выступает в этих рассказах как рассказчик в классическом смысле слова, предлагая читателю некую историю, в меру исключительную и в меру характерную для культуры, эпохи, социума и т.п., - будь то история еврея-репатрианта из России, ненароком женившегося в результате непонимания культуры и обычаев евреев африканского происхождения, (рассказ "Дети Сергея-Шимона") или сюжет о сотруднице советского посольства, чью "работу на органы" дурак-гебист превращает в нелепый фарс ("Протоколы о контактах"). Бесстрастная, суховатая манера изложения подчеркивает приоритет сюжетного начала. В то же время некий сдвиг по отношению к жанровому канону достигается тем, что почти все рассказы заканчиваются не с логическим концом рассказываемой истории, а раньше или позже: таким образом подчеркивается нечленимость действительности на отдельные сюжеты.

5.03. Георгиевский клуб

Вечер поэтов Дмитрия Лепера и Бориса Скуратова. Двух авторов объединял определенный консерватизм выразительных средств и малая степень публичности, однако в существенно важном пункте их поэтика расходилась: Скуратов целиком и полностью литературен (недаром он так много работает с сонетной формой), Лепер же в лучших своих текстах (а читалось избранное за последние 15 лет) пробивается к отражению каких-то нетривиальных переживаний (особенно интересны были несколько стихотворений, сочетавших эротический пафос с мотивами старения и физической немощи, поданными через обширное привлечение медицинских реалий, вплоть до терминологии). Скуратов читал также переводы из Рильке ("Сонеты к Орфею") и Тракля.

7.03. Клуб О.Г.И.

Вечер Дмитрия Александровича Пригова. Вот уже не в первый раз (ср., например, 19.11.98, Классики XXI века) Пригов обходится без стихотворных работ, читая исключительно "тексты"; на сей раз Пригов вначале дал определение этого типа письма, заявив, что текст - "это конвертация не-литературы в литературу, результатом чего является как-бы-литература", - что хорошо сочетается с мотивами конвертации во многих текстах, начиная с известного цикла "Стратификации" (ср. 19.12.97, РГГУ). В ходе вечера были представлены 17 циклов (вернее сказать, серий, поскольку отдельные тексты едва ли могут функционировать самостоятельно, да и мера повторения весьма велика), один из которых - "Сравнения по подобию, равенству и контрасту" - использован в качестве лейтмотива (разбит на несколько блоков, читавшихся в разное время).

8.03. Премьера

Вечер поэта Анны Альчук был построен по хронологическому принципу, но в довольно своеобразной интерпретации: каждому периоду в своем развитии Альчук присвоила отдельное имя, представляя как бы разных поэтесс (при этом подлинное имя - Анна Михальчук - она оставила за самыми ранними, акцентированно романтическими стихами конца 70-х). Тем самым было наглядно представлено развитие автора, протекавшее, по собственному признанию, в сторону минимализации - вплоть до продемонстрированного самиздатского сборника "Простейшие" (квадраты, запечатанные на пишущей машинке одной буквой). За этим, по словам Альчук должно было последовать молчание, однако после длительного перерыва в 1996 г. начал писаться новый цикл "Оволс", основанный на возрождении футуристических словесных деформаций.

9.03. Авторник

Вечер-альманах "Текущие тексты". Наиболее важными были выступления поэтов Александра Ожиганова и Владимира Лапина, редко участвующих в литературной жизни. Ожиганов прочитал то ли поэму, то ли цикл (сложно определить меру связности частей) "Круг Зодиака" характерного экспрессионистского звучания. Лапин предварил свое выступление краткой автобиографией, начав с публикации в 50-е годы "Стихов школьника Володи Лапина" в одном из "толстых журналов" с предисловием Корнея Чуковского, перечислил наиболее значимые для себя публикации последних лет (посетовав, как и Николай Кононов 21.10.98, на редакторский произвол Олега Чухонцева в "Новом мире"). Приведенные ведущим вечера Ильей Кукулиным сближения Лапина с Фростом и Языковым не были прояснены последующим чтением (хотя определенный элемент почти не проговариваемого усматривания в повседневной окружающей, в т.ч. природной действительности источника мудрости и стоической философской позиции у Лапина присутствует). Стоицизм и аскетизм лирического "я" вроде бы роднит Лапина с Михаилом Айзенбергом; своеобразна также интонация, отчасти создаваемая резкими перебоями длины строк в строфе. С новыми стихами и песнями (более близкими, по мнению автора, к рок-стилистике) выступил Александр Левин. Снова, как и на предыдущем аналогичном вечере 10.11.98, рассказы из текста "Смерть в гриме" читал Олег Дарк. С рассказом "Хоккеисты", передающим внутреннюю речь молодого современного интеллигента в ситуации соприкосновения с насилием и удачно отражающим культурно и психологически характерный тонкий баланс отчужденности и совестливости, дебютировал в публичной литературной жизни Дмитрий Беляков.

9.03. Эссе-клуб

Возобновление сезона: вечер импровизационных тем. Тематическими полюсами выступили мотив культурных пространств и перемещений ("Путешествие как жанр" Дмитрия Замятина, "Под землей" Максима Павлова, вызвавшая в конечном счете наибольший интерес, и даже "Русская литература и тропики" Игоря Сида) - и мотив систематизации спиритуального ("Периодическая система метафор" Андрея Кульбы, "Естественная история мифа" Юрия Нечипоренко). При переходе к обсуждению избранной темы реплики Вилли Мельникова, Леонида Костюкова, Александра Самарцева и других участников сузили ее до, условно говоря, "народной мифологии московского метро", что вызвало потребность в возвращении к теме в более широкой интерпретации на одном из следующих заседаний.

11.03. Классики XXI века

Вечер поэтов Александра Анашевича (Воронеж), Дмитрия Воденникова и Дмитрия Соколова вместо презентации совместной книги "Жажда денег, жажда славы, жажда любви" стал ее заменой: подготовленный полтора года назад сборник так и не вышел. Воденников, выступивший также и в качестве ведущего, цитировал, говоря о чертах, объединяющих трех авторов, предисловие Данилы Давыдова и послесловие Ильи Кукулина, трактующие о "неясных чертах возникающего неосентиментализма" (Давыдов); из приведенных цитат неясные черты не прояснились. От себя Воденников добавил к этой характеристике мысль о том, что младшему поколению поэтов свойственна "склонность к самодоносу" - разумея, по-видимому, тяготение к представлению лирического "я" в невыгодном свете, потребность рассказать о себе в стихах нечто неприятное, неприличное и т.п.; эту тенденцию Воденников распространил, помимо участников вечера, на таких авторов, как Станислав Львовский, Вера Павлова, Юлий Гуголев, Виталий Пуханов. Воденниковым был прочитан цикл "Весь 1998 год", Анашевичем - новый цикл "Польские песни" и драматическая поэма "Истерия солдата", Соколовым - текст "Стихи и другие работы", представляющий собой центон из собственных сочинений прошлых лет (ход вполне правомерный сам по себе, но лежащий, по-видимому, целиком в пределах концептуалистского метода, тогда как до этого работы Соколова и, отчасти, Воденникова осмыслялись - и об этом тоже заходила речь на вечере - как постконцептуальные, использующие инструментарий концептуализма для реализации лирико-психологических задач).

12.03. Георгиевский клуб

Вечер поэта Ивана Ахметьева и поэта и прозаика Наталии Кузьминой. Выступление Кузьминой включало маленькие рассказы с легким элементом абсурда, стихи и ряд текстов переходного характера - прежде всего ритмическую и метрическую прозу. В соответствии с этим и Ахметьев сделал акцент в своем выступлении на тексты, которые он затрудняется определить как стихотворные или прозаические (впрочем, и минимализм, и концептуализм естественным образом вымывают различительные признаки стиха и прозы, и в этом смысле данные тексты Ахметьева не слишком сильно выделяются на фоне других его работ).

12.03. Музей Маяковского

Вечер прозаика Юрия Мамлеева. Во вступительном слове литературовед Александр Борисов назвал Мамлеева "Достоевским сегодня", а не назвавшийся представитель казанского отделения национал-большевистской партии заявил, что он и его соратники выросли на книгах Мамлеева, - что и задало тон всему мероприятию. Были прочитаны рассказы из новой книги "Черное Зеркало". Традиционные для Мамлеева мотивы проявления потустороннего в быту и сознании современного человека все чаще обретают окраску злободневной социальной, а то и политической сатиры, рисуя пародийный образ "интеллигента западной ориентации" (рассказ "Живое кладбище"). Отвечая на вопросы, Мамлеев осудил Салмана Рушди как пропагандиста "западных ценностей", заявил, что Россия остается одной из немногих в современном мире возможностей для выхода в спиритуальные пространства, и заметил, что жизнерадостность и социальная активность членов Национал-большевистской партии приятно удивляет, контрастируя с аполитичностью и вялостью молодого поколения интеллектуалов.

15.03. Образ и мысль

Вечер поэта Леонида Раскина. Автора представил несколькими достаточно общими фразами Илья Кукулин. Были прочитаны избранные стихотворения прежних лет, а также новые, составившие подготовленную к печати книгу "День восьмой". Подчеркнуто частные переживания - процесс сочинения стихов, поездки на дачу, общение с женой, детьми и друзьями - описываются в стихах Раскина как своего рода микрокосм, движущаяся модель Вселенной, и становятся основой для формирования своеобразной поэтически-философской мифологии. Для Раскина чрезвычайно важно соприсутствие и взаимодействие в каждое мгновение "высокого" и "физиологического", чему соответствует в текстах контраст архаизмов (и отсылок к поэтическому канону, в том числе и на уровне просодии: пристрастие к сонету, длиннейшие рифменные цепи и иные способы форсировать организованность стиха) с разговорными оборотами и просторечиями, а в новых стихотворениях и с обсценной лексикой. Эта последняя и послужила в итоге основным предметом обсуждения.

16.03. Авторник

Вечер поэта Дмитрия Голынко-Вольфсона (Петербург). Автора представил Илья Кукулин, усмотревший наиболее существенные черты Голынко-Вольфсона в постоянной театрализованности, интонационной и конструктивной близости европейскому роману XVIII века и его наследнице - романтической прозе (в духе Владимира Одоевского). Были прочитаны тексты из трех составленных автором книг (издана только первая): "Homo scribens", "Пандемос" и "... и пустота", а также два новых стихотворения (одно из которых написано очень похожим на аутентичную русскую силлабику 10-сложником). Среди прозвучавших текстов преобладали средней величины поэмы (автор дает это слово в мужском роде: "Флорентийский поэм", "Павловский поэм" и т.п., подразумевая то ли выражение в тексте мужской точки зрения, то ли, по предположению Кукулина, иллюзорность, нестабильность, сиюсейчасность жанра, - Кукулин привел в качестве близкого примера "стехи" Ярослава Могутина). Особый интерес вызвала пародийная повесть в стихах "Мертвые уши", представляющая широкий спектр травестированных идей и персонажей классической русской и мировой культуры. В центре оживленной дискуссии оказалась аллитерационная основа стиха Голынко-Вольфсона: Дмитрий Кузьмин отметил, что, по-видимому, можно говорить о двух типах аллитерации - минималистической (как у Всеволода Некрасова, компенсирующей редуцированность некоторых других уровней языковой и стиховой структуры) и "максималистической", существующей, как в данном случае, на фоне избыточного лексического, синтаксического, тропеического богатства. Юрий Лейдерман связал эти два типа аллитерации с двумя стратегиями отношения автора к культуре: соответственно абстрагированием от культурных связей и их акцентированием. Голынко-Вольфсон, по мнению Лейдермана, сближая понятия по сходству звучаний, создает новый образ культуры, перестроенный за счет идеи единства звучания и значения. Кукулин добавил к этому сопоставление с аллитерационным стихом Виктора Сосноры, ориентированным, возможно, непосредственно на древнегерманский прообраз, - по отношению к нему Голынко-Вольфсон более амбивалентен и пластичен. Сам Голынко-Вольфсон заметил, подытоживая обсуждение, что определенная избыточность формы, в том числе и звуковой, представляется ему компенсацией экзистенциальной недостаточности, составляющей основное содержание его текстов, - чем вызвал дополнительную реплику Кузьмина, проведшего параллель с творчеством Тимура Кибирова (уточнив, впрочем, что там речь идет скорее о бесконечном повторе, чем о бесконечном варьировании).

17.03. Крымский клуб

Первые Некрасовские чтения открылись, как и Рубинштейнианские (17.02.), ответами разных лиц на телефонный вопрос "Чем вас больше всего поразил герой дня?" Затем выступили художники Николай Касаткин и Франциско Инфантэ, писатели Евгений Сабуров, Михаил Сухотин, Александр Ожиганов, Владимир Строчков, Олег Дарк (с ним куратор клуба Игорь Сид связался по телефону), поэт и художник Борис Кочейшвили. Абсолютное большинство ответов и выступлений было связано скорее с личностью Всеволода Некрасова, чем с его творчеством. Заметным исключением стало выступление Сухотина, говорившего о неизменной актуальности некрасовского стиха на протяжении нескольких десятилетий (что само по себе замечательно), об осциллировании границы между стихом и бытовой речью Некрасова, а также затронувшего любопытную тему о Некрасове - редакторе чужих стихов (в частности, собственных стихов Сухотина, Ивана Ахметьева и др.). Следует отметить также эффектную формулу, предложенную Ожигановым: "Поразительно то, что у Некрасова поражает не поразительное". Герман Лукомников прочел несколько пародий на Некрасова. С акцией выступила Света Литвак, дважды выстрелившая в Некрасова из огромного игрушечного пистолета. Сам Некрасов прочитал две большие поэмы мемуарного плана, насыщенные реалиями и интонациями рубежа 40-50-х гг., и высказал, по обыкновению, несколько резких суждений о литературном процессе.

18.03. Политехнический музей

Вечер поэта Дмитрия Быкова, по обычаю данного места, из персонального превратился в групповой: Быков пригласил для участия в нем нескольких близких себе авторов, выбор коих удачно иллюстрирует разные стороны творческой индивидуальности героя дня. Поэзия Виктории Иноземцевой и Инны Кабыш - товарищей Быкова по литературному кабаре Алексея Дидурова "Кардиограмма" - в значительной мере строится на той же балладной основе, хотя и заметно уступает быковской по эмоциональному накалу и формальной изощренности (справедливости ради следует сказать, что лучшие стихи Кабыш, связанные с точным и глубоким отражением женского мировидения, были в программе ее выступления почти не представлены). Приглашение известного юмориста-миниатюриста Андрея Кнышева отражает привязанность Быкова к шутке и каламбуру (не без эстрадного привкуса), что, однако, всегда уравновешивается в его стихах прямым исповедальным лирическим высказыванием; по-видимому, это же сочетание усматривает Быков и в поэзии Виктора Коркии, представленного им в качестве старшего товарища. Наконец, анонсированный в программе, но не появившийся Эдуард Лимонов, при всем несходстве поэтик, явно близок Быкову брутально-маскулинным типом личности (транслируемым и в тексты), в котором, однако, пробивается сквозь редкие бреши в защите подспудная чувствительность и обостренное чувство собственного достоинства. Помимо стихов (по большей части уже печатавшихся и звучавших - например, 30.05.98), Быков прочитал на два голоса со своей женой забавную историко-сатирическую сказочку "Тихая сапа", написанную ими совместно (жена Быкова была представлена им как "жена" - без имени).

21.03. Квартира Игоря Сида

Вечер критика Дмитрия Бавильского (Челябинск) - автора достаточно известного, члена Академии Российской словесности и т.п., - был проведен в домашних условиях, видимо, не без вызова: мотив невостребованности провинциала в столице имеет на Урале свою богатую историю. Литературовед Марина Абашева (Пермь) представила Бавильского как одного из немногих уральских литераторов, прилагающих усилия для обустройства и структурирования местной литературной жизни, в связи с чем важно и то, что он активно работает во всех возможных типах письма (проза, поэзия, драматургия, критика), выступает как редактор и т.д.; все это Абашева назвала "наращиванием тела литературы". Бавильский прочитал (с экрана компьютера) отрывки из недавно написанного большого эссе "Новые стихи", где речь, в частности, идет о соотношении поэзии с тем местом, где она создается. В содержательной части эссе сомнительно (например, суждение Бавильского обо всей современной западной поэзии как неинтересной и однообразной базируется, как оказалось, исключительно на антологии современной американской поэзии, вышедшей в Екатеринбурге), а в беллетристической местами остроумно и изящно ("ползущий по обветшалому барокко плющ Кушнера, инфернальные водоросли Шварц, стружки соборов Уфлянда, начищенные до блеска зеркала каналов Пурина..."). В эссе высоко оцениваются выступления авторов с чтением собственных стихов, так как "голос - ... последнее прибежище личного начала". Были прочитаны также два рассказа из цикла "Азбучные истины" (состоящего из 33 рассказов одинакового объема, в первом рассказе героя зовут Авильский, во втором - Бавильский, в третьем - Вавильский и т.п.) и стихи из нового цикла "Голый человек", которые можно интерпретировать как сознательный возврат к непрофессиональным стихам того типа, что пишутся без особых литературных претензий, для себя, от сильных чувств; в лучших стихах - "дневниковая" необязательность и в то же время навязчивость, неотвязность одних и тех же переживаний сочетается с психологической обнаженностью, подчеркнутыми мотивами телесности. Как еще одну сферу своего творчества Бавильский показал две газеты, которые он редактировал: "Пятый угол" - литературное приложение к "Вечернему Челябинску" (прекратилось в 1998 г.) и новую газету "Среда" - приложение к газете "Челябинский рабочий", посвященное проблемам культуры в целом. Бавильский заявил, что не считает себя критиком в точном смысле слова: критик выясняет истину, а то, что делает Бавильский, ближе к художественной прозе или даже к поэзии. Высшей формой литературы для него является эссе - непредсказуемое, самодостаточное и интересное путешествие мысли. В этом жанре Бавильский выделяет Бориса Кузьминского и Вячеслава Курицына; в прозе ему интересен Владимир Сорокин, в поэзии - Лев Лосев, Владимир Аристов, Илья Кутик. Бавильский рассказал также о своей работе в драматургии (в частности, о пьесах, получающихся путем расшифровками магнитофонных записей реальных разговоров - например, беседы в большой компании пьяных писателей), сдержанно отозвался о литературной ситуации на Урале.

22.03. Премьера

Вечер поэтов Андрея Воркунова и Юлии Скородумовой. Скородумова представила, наряду с уже завоевавшими популярность стихотворениями "Мистерия Уф" и "Параноев ковчег" - тотальным торжеством словесной игры, - несколько новых работ, среди которых выделялась драматическая поэма "Мистерия пригородной электрички", в значительной мере являющаяся парафразом повести Венедикта Ерофеева "Москва-Петушки". Воркунов исполнил стихи и песни последних двух лет.

23.03. Авторник

Круглый стол по книге Владислава Кулакова "Поэзия как факт" (М.: Новое литературное обозрение, 1999) вылился в достаточно жесткий и нелицеприятный разговор. С резким неприятием книги Кулакова выступили Александр Ожиганов, Олег Дарк и Леонид Костюков, подвергшие критике ее концептуальную основу (интерпретацию неподцензурного статуса литературного текста в советскую эпоху как эстетического фактора), метод (от общего к частному, с преимущественным вниманием к общему в лице литературных групп и объединений), стиль (ассоциирующийся с казенным советским литературоведением); по мнению Дарка, только человек совершенно равнодушный к поэзии может настолько редуцировать и обезличить разговор о конкретных стихах в пользу общих соображений. Выступления в защиту Кулакова отталкивались от вопроса о жанре книги, ее читательском адресе и задачах. Игорь Резголь и Михаил Нилин подчеркнули ее культурно-просветительский характер; эту мысль развил Илья Кукулин, предположивший, что Кулаков, наряду с Михаилом Айзенбергом (книга "Взгляд на свободного художника"), создал жанр путеводителя по новой литературе для среднеинтеллигентного читателя. Дмитрий Кузьмин, напротив, заявил, что о культпросвете здесь не может быть речи, поскольку у Кулакова практически отсутствует опора на заранее известный такому среднеинтеллигентному читателю материал, и определил жанр книги как "введение в предмет", т.е. первое знакомство с темой для начинающих профессионалов (с поправкой на неоднородный характер книги, поскольку сборник статей - это еще не монография); Данила Давыдов добавил к этому, что книга Кулакова является на сегодня единственным возможным пособием для факультатива по современной поэзии, который он ведет в старших классах школы. Претензии по поводу стиля отвела Наталья Осипова, заметившая, что Кулаков пытается говорить на общенаучном языке, давая при этом во второй части книги, в разделе интервью с поэтами, место разным голосам и стилям. В поддержку концепции книги выступил Кузьмин, заявивший, что вопрос о неподцензурной литературе - это вопрос о точке отсчета: русская литература была и остается единой, но до последнего времени в ней сосуществовали, слабо пересекаясь, два-три литературных пространства (понимая под этим систему соотношений между разными художественными языками и стратегиями); уясняя себе картину в целом, т.е. выстраивая теперь единое пространство русской литературы 2-й половины XX века, необходимо выбрать одно из существовавших пространств за основу, чтобы в дальнейшем вписывать в него необходимые элементы из другого пространства, и выбор пространства неподцензурной словесности в качестве исходного оправдан уже тем, что в этом пространстве гораздо меньшее значение имели внеэстетические факторы. Особое мнение высказал, отвечая Дарку, Андрей Цуканов, заявив, что предмет книги Кулакова - не стихи сами по себе, а философские мотивы и психологические основы той или иной поэзии, непосредственно же тексты в ней - не объект, а инструмент исследования, и потому их подробный анализ Кулакову не нужен. Герман Лукомников посетовал на отсутствие в книге полностью десяти последних лет развития литературы, а также некоторых ключевых имен прошлых лет - в частности, Олега Григорьева; Резголь высказал аналогичное сожаление по поводу Роальда Мандельштама. В разговоре приняли участие также Иван Ахметьев, Михаил Сухотин и др.

23.03. Эссе-клуб

Вечер на тему Рустама Рахматуллина "Происхождение царя" открылся миниконференцией по фольклорному памятнику "Сказание о Соломоне и Китоврасе", который, по мнению выступавших, мог бы служить ключом к пониманию оппозиций "царь - ложный царь" и "царь - истинный царь". Напряжение создали устные эссе Владимира Карпеца, не лишенное эзотерического уклона ("Сказание..." выглядело у него скоре как историческое свидетельство, чем как метафора), и Романа Багдасарова, тяготевшее к историческому академизму; выступили также Рахматуллин и историк искусства Геннадий Вдовин, представивший эссе "Памяти кентавромахии и лапифофобии". Дальнейшее обсуждение темы отклонилось от предложенного материала и инструментария; в нем участвовали Василий Голованов, Иван Куликов, Владимир Ешкилев (намекнувший на причастность к какому-то царскому роду) и др.

24.03. Крымский клуб

Вечер, посвященный роли Крыма в творчестве, объединил четырех авторов. Открыл программу Владислав Кулаков, прочитавший статью "Крымская мифологема и Боспорский форум", трактующую о культурных основах российской и советской любви к Крыму. Владимир Строчков читал стихи, написанные в любимых крымских местах - поселке Уютное. Михаил Сухотин прочел поэму "Шалалула", изобилующую крымскими реалиями и подразумеваниями. Завершил вечер Рустам Рахматуллин, представший в новой и неожиданной ипостаси фотохудожника: была показана серия исключительно эффектных слайдов с видами Крымского побережья.

25.03. Классики XXI века

Встреча с Вячеславом Куприяновым охватывала сразу все его литературные ипостаси. В качестве поэта он представил ряд стихотворений последних лет, в качестве прозаика - фрагмент из сатирического романа "Башмак Эмпедокла", в качестве переводчика - несколько стихотворений Рильке и иронический цикл известного современного австрийского поэта Эрнста Яндля "Обыкновенный Рильке" (близкий по манере к конкретизму). Наконец, в качестве пропагандиста и популяризатора русского верлибра Куприянов прочел ряд знаменательных в том или ином отношении текстов: стихотворение одного из основоположников современного русского верлибра Геннадия Алексеева, антиверлибристские эпиграммы Давида Самойлова, единственный верлибр Николая Глазкова, написанный им на пари с Куприяновым, а также фрагменты из дневников Достоевского и Пришвина и публицистики Вернадского - проза, близкая, с точки зрения Куприянова, к верлибру по фактуре. В ходе вечера демонстрировались также видеозаписи: презентация одного из первых сборников верлибра "Белый квадрат" в 1988 г. (стихи на листах бумаги, развешанные квадратами по черным стенам Дома композиторов), вечеринка у Владимира Бурича (с Музой Павловой, поющей какой-то шансон под собственный аккомпанемент на рояле), вручение Куприянову сербской литературной премии в начале 90-х...

26.03. Георгиевский клуб

Второй вечер инициированного Анной Килимник цикла, посвященного ведущим современным художникам и перекличке их творчества с проблемами и исканиями текущей литературы. Килимник представила художника Андрея Дюкова, пояснив, что по своей роли в развитии художественного процесса он близок группе Черткова в литературе, поскольку восстанавливает прерванную нить, тянущуюся от нескольких важнейших художественных групп 20-30-х гг. Дюков рассказал о своей творческой биографии, делая акцент на соприкосновении с мастерами прошлых поколений, которых он успел застать, и представил ряд разноплановых работ, условно делящихся им самим на три группы: абстрактная живопись, "детский примитив" (преимущественно пейзажи) и эротическая графика. По предложению Килимник со стихами, созвучными по ее мнению, работам Дюкова, выступила Римма Чернавина, а Марк Ляндо прочел стихотворение Генриха Сапгира.

28.03. Клуб О.Г.И.

Вечер поэта Михаила Айзенберга, переживающего в последние два года, вслед за длительным молчанием, новый творческий подъем. В давних стихах Айзенберг признавался в своем стремлении следовать Ходасевичу в речевой аскезе, выражая предельно сильные эмоции предельно безличными словами. Айзенберг конца девяностых, сохраняя некоторые интонационные ходы, передающие крайнее внутреннее напряжение, стал гораздо мягче, и большинство его новых взлетов связаны с сугубо приватными мотивами (вроде стихов, где речь идет, насколько можно судить, о чувствах отца при свадьбе выросшей дочери).

30.03. Авторник

Презентация третьего выпуска альманаха "РИСК", посвященного проблеме "гомосексуальность и литература", во многом повторяла строение круглого стола по этой теме, проведенного 21.01.98 в Крымском клубе. Ведущий, редактор альманаха Дмитрий Кузьмин, вновь сформулировал свою позицию как поиск литературы, предлагающей новую оптику, специфический взгляд на мир; с рассказами вновь выступили Вадим Калинин и Максим Желясков, причем новые тексты обоих демонстрируют дальнейшее развитие по заметным и год назад линиям: в сторону брутально-иронического, но при этом и несколько отстраненного письма - у первого, в сторону криптографического, смутного, но при этом и не лишенного исповедального надрыва - у второго. Вновь звучали в исполнении Кузьмина тексты отсутствовавших (большей частью по географическим причинам) поэтов - Алексея Пурина, Ярослава Могутина, Дмитрия Волчека, Ильи Васильева и др. Наконец, как и 21.01.98, заключительное слово было предоставлено Герману Лукомникову, прочитавшему на сей раз уже звучавший дважды (14.10.98 Крымский клуб и 28.12.98 Премьера) прозаический фрагмент без названия, трактующий о сложностях интимной жизни автора, в значительной мере связанных с его отказом от гомосексуальной практики. Разнообразие в ход вечера внесло выступление Сергея Соколовского, озвучившего напечатанный в альманахе рассказ Аглаи Волковой, перетолковывающий в лесбийском смысле эпизод из "Неистового Роланда" Ариосто (была представлена фотография автора, в которой не без труда опознавался качественно загримированный под даму достаточно известный писатель, присутствовавший в зале). Кроме того, были представлены две не вполне литературные публикации альманаха: Егор Городецкий прочитал фрагмент из "Посмертных вещаний преподобного Нила Мироточивого" - церковного документа неясного происхождения, восходящего к афонской обители, а Кузьмин - отрывки из обзора петербургской гомосексуальной жизни, составленного столичной полицией в конце 80-х гг. XIX века; оба документа, однако, по своим стилистическим качествам достойно вписались в литературное мероприятие. Вечер завершился инициированной Олегом Дарком дискуссией о возможности гомосексуальной эстетики, каковую возможность Кузьмин начисто отверг, заявив, что нет никаких оснований говорить о гендерной маркированности каких-либо художественных приемов, и существующие на сей счет культурные мифы (связанные, например, с творчеством режиссера Романа Виктюка) порождены механическим смешением элементов гомосексуальной тематики и определенной (в данном случае китчевой) стилистики, появляющихся в художественном явлении раздельно.

31.03. Крымский клуб

Презентация книги Игоря Клеха "Инцидент с классиком" (М.: Новое литературное обозрение, 1998). Автор прочитал несколько текстов из книги (в т.ч. два - одноименный с книгой и "Песья суть..." - уже звучавшие на презентации всей этой книжной серии 3.12.98), обильно сопровождая их различными соображениями по поводу собственного творчества. В качестве своих тематических доминант Клех назвал физиологию культуры и метафизику быта (приведя как пример последнего цикл миниэссе о национальных кулинарных символах: "Блин", "Сало", "Водка" и т.п.). В отношении жанровой принадлежности своих текстов Клех заявил, что его в принципе интересуют только несуществующие жанры; в данном случае он склоняется к обозначению "проза", поскольку в слове "эссе" ему видится избыточная рациональность и механистичность построения. При этом, отметил Клех, в книгу "Инцидент с классиком" вошли хотя и важные для него, но все-таки периферийные тексты (поскольку издатель книги Александр Михайлов не хотел, чтобы в сборник попало что-либо опубликованное в "толстых журналах"), тогда как основной жанр для Клеха - это повесть, высшая, по его мнению, форма прозы (роман, по Клеху, вообще не проза и отличается от повести как голливудское кино от авторского). В качестве своей сквозной проблемы Клех назвал пограничные явления и происходящие на их границах мутации, дав понять, что это связано и с его многолетней жизнью во Львове, пограничном между Западной и Восточной Европой. Клех высказал также ряд суждений о литературе (в частности, отозвавшись отрицательно о Набокове, который, по его мнению, злоупотребил совершенством, придя в итоге к мертвой гладкости и блеску письма), рассказал о своих последних работах (среди которых - эссе об искусстве названия). В обсуждении живо участвовали Сергей Преображенский (охарактеризовавший прозу Клеха как пофразовый полистилистический коллаж и показавший, как текст складывается воедино из кусков, каждый из которых отсылает к другой стилистике), Андрей Бычков и др.