ХРОНИКА
- Вечер поэта и палиндромиста Александра Бубнова (Курск). Наряду со стихами и палиндромами значительную часть вечера Бубнов уделил авторской песне, в т.ч. песням своего 7-летнего сына Юрия (в исполнении автора).
- Вечер поэтов Елены Фанайловой и Татьяны Риздвенко. В первом отделении Риздвенко прочитала практически целиком свою первую книгу "Личный воздух" (1999) - избранное за девять лет работы, добавив к этому одно более позднее стихотворение; во втором Фанайлова читала стихи последних лет (по публикациям в журнале "Знамя"), завершив чтение несколькими совсем новыми текстами. Творчество Риздвенко представляет собой весьма органичный сплав разных традиций - от раннего Заболоцкого до Бродского, при том, что большинство текстов отчетливо маркированы как женские; строго дозированные пропорции сентиментальности и ироничности довершают впечатление. Характерной чертой Риздвенко является также пристрастие к аграмматизмам (неверные ударения, неверные падежные формы), что, в сочетании с вышесказанным, сближает ее с Марией Степановой (у которой, впрочем, все эти свойства выступают в гораздо более концентрированном виде). Лирика Фанайловой существенно жестче, и со временем эта жесткость только нарастает (последние тексты и по умонастроению, и по словоупотреблению в "Знамени", где Фанайлова печатается ежегодно на протяжении пяти лет, уже, думается, не проходимы); по контрасту с довольно камерной поэзией Риздвенко у Фанайловой очень заметны самого общего порядка "претензии к мирозданию", излагаемые с силой и убедительностью.
- Второй вечер цикла "Новые стихи", подготовленный и проведенный Евгенией Лавут, включал выступления четырех авторов. Герман Лукомников, напомнив, что 30.11.99 он объявил себя живым выпуском газеты "Поэзия вчера и сегодня", представил расширенный выпуск этого виртуального издания, прочитав по дням все стихи, написанные за последние 10 дней, а также анонсировал следующий свой проект - перевод стихотворения А.С.Пушкина "Я помню чудное мгновенье..." на заумный язык. Кэти Чукрухидзе прочитала довольно длинный, переусложненный по структуре и образному ряду и довольно странный по интонациям стихотворный текст, представляющий собой, по-видимому, попытку русской рецепции Паунда (творчеству которого посвящена ее диссертация) или каких-то иных иноязычных авторов. Со стихами выступил редко читающий их в большом количестве Илья Кукулин, завершивший свое выступление только что законченным стихотворением, ритмический рисунок которого (сверхдлинный расшатанный дольник четверостишиями с парной мужской рифмой) в сочетании с ключевыми образными ходами (постоянное переключение регистров от набора архетипов к игре с культурными реалиями и автохарактеристиками с психоаналитическим уклоном) неожиданно отсылал к классике рок-поэзии в лице Бориса Гребенщикова и Майка Науменко. В заключение свои стихи читал Филипп Минлос (выделим эффектный цикл "Как я провел лето", структурированный календарными приметами в качестве эпиграфов).
- Презентация вышедшей под эгидой альманаха Алексея Пурина и Кирилла Кобрина "Urbi" книги филолога, прозаика и эссеиста Александра Жолковского (Лос-Анджелес, США) "Мемуарные виньетки и другие non-fictions" (СПб.: АОЗТ "Журнал "Звезда", 2000). Жолковский прочитал несколько текстов из книги - живые и язвительные мемуарно-эссеистические зарисовки, жанрово промежуточные между рассказами Сергея Довлатова, записями Лидии Гинзбург (которые, как признался Жолковский, и являются для него жанровым образцом) и устными фольклорными историями из гуманитарно-полудиссидентской жизни. Многие персонажи - известные филологи и писатели, часть зашифрована под более или менее узнаваемыми инициалами (один и тот же человек в разных историях может фигурировать под настоящим именем и под разными криптонимами). Действие книги охватывает период с детства Жолковского до современности, тексты расположены примерно в хронологическом порядке (не написания, а действия). Вечер завершился многочисленными вопросами публики, из которых выделим несколько. На вопрос о том, почему в книге нет именного указателя, Жолковский ответил, что "в гораздо более объемной книге того же рода, автор которой присутствует здесь, именного указателя тоже нет" (явно имея в виду Михаила Гаспарова). На вопрос, редактирует ли он свои истории по просьбам прототипов, Жолковский ответил, что иногда редактирует и подробности, которые его просят снять, переносит в специальный "посмертный файл". На вопрос, существует ли преемственность между нынешними мемуарно-эссеистическими миниатюрами и вполне беллетристическими (хоть и на автобиографическом материале) рассказами из книги "Нрзб", Жолковский уклонился от ответа, сказав, что это должны определять исследователи. Вечер вел филолог Виктор Григорьев.
- Закрытие сезона: свободные чтения. Среди множества, как всегда, выступавших авторов выделить, как всегда, можно новое стихотворение Фаины Гримберг "Любимый Эль", любопытное широким спектром социально-политических коннотаций (вплоть до нынешней чеченской войны) и выступление Михаила Щербины. Собравшиеся тепло попрощались с Софьей Олиновой - многолетним куратором клуба - в связи с ее отъездом в США; в качестве нового куратора публике была представлена Анна Котова, запомнившаяся несколькими выступлениями в клубе с остроумными лимериками (напр., 28.07.97).
- Вечер поэта Анны Глазовой (Чикаго) стал, кажется, первым в Москве публичным выступлением 26-летнего автора, до сих пор известного только по публикациям в Интернете. Илья Кукулин во вступительном слове объявил вечер частью своего подпроекта в рамках "Авторника" - представления авторов, приходящих в литературу через Интернет (первым был вечер Романа Воронежского 11.04.). Глазова читала избранные тексты из первого своего сборника "Атом - не солдат, атом - рабочий!" (начатого еще в России) и последующих циклов (после первого сборника Глазова пишет только циклами) "Геката и Ванда", "Девочка из бутылки", "Гетто и море", "Камень" и др. Эволюция Глазовой идет в сторону большей жесткости, психологической глубины (с явно психоаналитическими отсылками и метафорами), расширения круга культурно-мифологических и литературных ассоциаций, в т.ч. библейских и античных сюжетов, в некоторых текстах языковые сдвиги усиливаются вплоть до фонетической зауми (следует отметить, что методы работы с языком Глазова усваивала не от русского футуризма, а от немецкого авангарда, и это заметно); вообще, по мнению Глазовой, попадание в иноязычную среду (для нее - именно немецкоязычную: 5 лет жизни в Германии и последующее преподавание немецкого в США) само подталкивает автора к языковому эксперименту (надо понимать, приближающему его речевой продукт к окружающему его звуковому и интонационному стандарту). Любопытно, впрочем, что контекст немецкой культуры повлиял на Глазову и тематически: так, цикл "Гетто и море" трактует тему Холокоста в интонациях, совершенно несвойственных русской поэзии (тема решается через отталкивающий физиологизм, трагедия отдельных людей вытесняется мотивами катастрофы всего мироздания). Преимущественная ориентация Глазовой на немецкий поэтический и культурный канон - большая редкость в современной русской поэзии, отметил в обсуждении Дмитрий Кузьмин (впрочем, Глазова поспешила отметить, что наиболее глубокое взаимодействие у нее не с собственно немецкой, а с австрийской и швейцарской литературой: как переводчик и исследователь, она работает преимущественно с прозой Франца Кафки и Роберта Вальзера, стихами Эрнста Яндля и Фредерики Майрёкер). Кузьмин остановился также на тяготении Глазовой к циклизации (по словам Глазовой, каждый ее цикл задумывается как единое целое и потом постепенно пишется), - поэзия XX века, заметил он, предлагает гораздо более сложную, чем прежде, градацию промежуточных явлений между единым, цельным произведением (условно говоря, поэмой) и собранием отдельных самостоятельных текстов (условно говоря, книгой), и анализ отношений между частями в таких, как у Глазовой, сложных целостностях различного типа - одна из насущных задач литературоведения. В свою очередь, Кукулин отметил, что в творчестве Глазовой сближены черты различных поэтик, в России обычно практикуемых авторами, находящимися на разных концах поэтического спектра: в частности, новый метафоризм Александра Уланова - и речевая поэзия Филиппа Минлоса и Дмитрия Черного, использующих разнообразные деформации и сдвиги при работе с устной и внутренней речью, а также письменными клише (фонетические эксперименты Глазовой - в той их части, в какой они мотивированы игрой с иноязычным окружением - следует сопоставить со стихотворениями Минлоса, воспроизводящими или имитирующими диалектную речь). С другой стороны, тип артикуляции и драматизации психологических травм позволяет говорить о поэзии Глазовой как о феминистской; фактически, по словам Кукулина, в современной русской поэзии без манифестов сформировался феминистский дискурс (Кузьмин в связи с этим назвал напрашивающееся имя Марины Темкиной, к которому можно было бы добавить Марию Степанову, Веру Павлову, Анастасию Гостеву и некоторых других представителей "поколений 90-х"). В обсуждении приняли также участие Данила Давыдов, Софья Олинова и другие.
- Вечер поэта Кати Капович (Бостон). Капович (эмигрировавшая из Кишинева в Израиль, а ныне живущая в США) читала стихотворения последних лет, по большей части неопубликованные (некоторые совсем недавно размещены в Интернете на странице журнала "Новый мир"). Тексты Капович, длинные, с уклоном в повествовательность, относятся к так называемой "гудзонской ноте" - под этим названием иногда объединяют русских авторов восточного побережья США: Александра Алейника, Владимира Гандельсмана, с оговорками - Андрея Грицмана; ближайшим аналогом является поэзия "Московского времени", по сравнению с которой "гудзонцы" обладают более приглушенной интонацией, большей эпичностью вплоть до крупной формы (романы в стихах Гандельсмана "Там, на Неве, дом..." и Капович "Суфлер", поэма Грицмана "Хамсин"), большей "объективностью", невовлеченностью лирического субъекта (характерны в этом смысле стихи Капович из жизни психиатрической лечебницы). В заключение Капович прочитала одно стихотворение на английском языке, воспроизводящее поэтику и отчасти просодию ее же русских стихотворений, - такие английские дополнения, соответствующие "основной" поэтике и просодии русского автора, становятся относительно регулярным явлением ("ЛЖМ", в частности, отмечала это у Дмитрия Быкова 30.05.98).
- Вечер поэта Ильи Китупа (Германия). Иронические миниатюры Китупа не отличаются большой оригинальностью, следуя в кильватере "митьковской" школы. Китуп открыл вечер творческой декларацией, заявив, что пишет так, чтобы каждое стихотворение закрывало тему, на которую написано, - к сожалению, поверить в столь значительные достижения автора мешало наличие в программе выступления много более одного стихотворения на одну и ту же тему.
- Презентация книги стихов Тимура Кибирова "Юбилей лирического героя" (М.: Проект О.Г.И., 2000). Поскольку тексты, составившие книгу, полностью прозвучали здесь же 18.05., Кибиров построил презентацию как тотальный творческий отчет, прочитав по одному тексту из всех своих книг (разумея не полиграфические артефакты, а составленные им самим корпусы текстов).
- Вечер Германа Лукомникова "Стихи сезона (лето 2000)" - становящийся традиционным творческий отчет, включающий все написанное за три месяца. Среди прочитанного выделялись два больших проекта. "25 стихотворений школьницы Светланы Котовой, присланных ею на конкурс "Волшебное слово" - школьница настоящая и конкурс в самом деле был (Лукомников входил в состав жюри), а вот часть стихотворений была Котовой украдена у разных авторов и резко контрастирует с ее собственными беспомощными сочинениями; таким образом, жест вторичного уже присвоения, продемонстрированный Лукомниковым, представляется многопланово ироничным (над незадачливой "молодой поэтессой", над феноменом авторства и над художественной идеей присвоения). Проект "Хокку плюс" состоит в дописывании четвертой (рифмующейся со второй) строки к классическим японским трехстишиям в переводе Веры Марковой; дописанная строка зачастую носит иронический характер:
Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине...
ДОВОЛЬНО КРУПНАЯ ТУШКА.
- однако объектом иронии в целом предстают не сами хайку, а инерция восприятия малокультурного читателя, видящего в трехстрочности текста и неэксплицированности эмоциональной доминанты признак дефектности, неполноты (впрочем, идея принадлежит Владимиру Белоброву и Олегу Попову: их реализация - под названием "Палка с резиновой нахлобучкой" - предваряется ерническим предисловием на этот счет). На вечере текст хайку читался кем-то из публики, а Лукомников как бы отвечал своей четвертой строкой.
- Презентация антологии современной русской поэзии в переводах на английский "Crossing Centuries: The New Generation in Russian Poetry" (Jersey City: Talisman House, 2000), проект которой был объявлен на российско-американском поэтическом фестивале 10-14.06.97. Вышедшую книгу представляли три соредактора (из десяти): Джон Хай, Вадим Месяц и составитель женского раздела Лора Уикс. Открывая вечер, Хай вкратце сформулировал концепцию антологии как принцип атласа, в котором дается общая карта местности и различные более подробные карты ее отдельных участков (разделы антологии посвящены разнопорядковым явлениям в современной русской поэзии: концептуализму, клубу "Поэзия", гей-литературе, творчеству нестоличных авторов и т.д.); Уикс добавила к этому, что антология - не исторический обзор, а что-то вроде калейдоскопа (надо понимать, представляющего отчасти случайные, но зато яркие картины). Разумеется, заметил Хай, при таком подходе неизбежны издержки, так что в антологии, безусловно, нет каких-то авторов, которые должны в ней быть, и есть авторы, без которых можно обойтись (на просьбу Вячеслава Курицына назвать этих последних Хай шутливо ответил: "Это ты," - что в какой-то мере, кроме шуток, справедливо, поскольку появление в поэтической антологии прозаических миниэссе Курицына, да еще в разделе немосковских авторов, вызывает известное удивление). В ответ на выраженное Хаем недоумение по поводу отсутствия на презентации скандала тему продолжил Дмитрий Кузьмин, поинтересовавшийся мотивами включения в антологию стихов Надежды Кондаковой и Александра Ткаченко, чье творчество - не обсуждая его качества - не находится в поле зрения сегодняшней литературной общественности, зато оба автора известны своими властными полномочиями в писательских организациях; Хай ответил ссылкой на авторитет Лоуренса Ферлингетти и Ивана Жданова, высоко оценивавших соответственно Ткаченко и Кондакову; в дискуссию включился также Константин Кедров, пояснивший, что любовь Жданова к стихам Кондаковой объясняется помощью, которую Кондакова оказала Жданову в бытность свою секретарем парткома писательской организации. В остальном участники вечера не проявили желания обсуждать антологию (которую, впрочем, в этот день впервые увидели), - только Николай Байтов выразил удивление тем, что оказался в разделе концептуалистов, а Елена Кацюба заметила, что любая антология дает автору уникальную возможность представить себя отдельно от себя, со стороны. Из стихотворных выступлений выделим вполне концептуалистский текст Байтова "Мечта" (некий достаточно аморфный "новый русский" рассказывает о своей мечте выстроить монастырь специально для своего любимого попа) и посвящение Александра Левина своей электробритве; выступили также Кацюба, Кедров, Кузьмин, Иван Ахметьев, Юлий Гуголев, Елена Фанайлова, Владимир Строчков, Татьяна Щербина, Людмила Вязмитинова, Света Литвак, Владимир Аристов, Фаина Гримберг, Николай Пальчевский и оказавшиеся в Москве три иногородних автора: Александр Анашевич, Александр Бараш и Александр Уланов.