11-13.09. Малый Манеж

Дни австрийской и русской поэзии и музыки "Слова, за мной!" (в рамках Дней Вены в Москве). Инициатива проведения фестиваля принадлежала австрийскому журналу "Wespennest" ("Осиное гнездо"), главный редактор которого Эрих Кляйн, открывая вечер, заявил о ориентации исключительно на традицию неподцензурной словесности, сославшись, в частности, на антологию "Самиздат века". Состав российской делегации был вполне каноничен для мероприятий подобного масштаба: за три дня выступили Михаил Айзенберг, Сергей Гандлевский, Лев Рубинштейн, Дмитрий А. Пригов, Тимур Кибиров, Виктор Коваль - стало быть, полный состав группы "Альманах" за вычетом почти не участвующего в литературной жизни последних лет Дениса Новикова, примыкающие к этому литературному кругу Виктор Санчук и Юлий Гуголев, а также представляющие чуточку другой фланг Иван Ахметьев и Геннадий Айги (последнего, по сути дела, удается слышать в России только на международных мероприятиях). Такое решение имеет как плюсы, так и минусы: избыточная предсказуемость русской части как таковой позволяет сосредоточить внимание на вопросах взаимосвязи и переклички двух национальных поэтических традиций, да к тому же избежать нестыковок и выпадений из контекста, - в целом, как видно из сравнения с российско-британским фестивалем (см., напр., 25.04. и 26.04.), этот подход себя оправдывает.

В отличие, опять-таки, от российско-британского фестиваля связь между участниками и участвующими культурами не осталась чисто номинальной. Переводы австрийских участников были выполнены и прочитаны ведущими профессионалами: Евгением Витковским, Владимиром Летучим, Соломоном Аптом, Марком Белорусцем; ряд переводов представил и Санчук, а в программе, посвященной Паулю Целану, Айги прочитал один его текст в своем переводе на чувашский. Австриец Эвелин Шлаг представил стихотворение "Надпись на фотографии Иосифа Бродского", Рубинштейн читал русские стихи Рильке... Классика австрийской поэзии ХХ века была представлена также переводами из Георга Тракля, Теодора Крамера, Андреаса Окопенко - все, не исключая и первого, в России известны недостаточно хорошо, а между тем эта поэзия в каких-то своих поворотах остается актуальной (любопытны, например, трансформации балладного жанра под воздействием экспрессионистской эстетики у Крамера: идея реанимации архаических жанров в рамках новой художественной парадигмы имеет ряд параллелей в современной русской поэзии). Возможность наиболее явных сближений между русской и австрийской школами предоставил фридрих ахляйтнер (вслед за каммингсом - без прописных букв в имени) - участник Венской группы, первого австрийского сообщества конкретистов, т.е. того самого течения, с которым с определенного момента стали соотносить себя младшие лианозовцы. В самом деле, визуальная композиция ахляйтнера "Квадратроман" во многом напоминает аналогичные визуально-поэтические работы Всеволода Некрасова, у Некрасова же (и у Рубинштейна) встречаем наращивающие семантическую опустошенность повторы; даже стихам ахляйтнера на верхнеавстрийском диалекте можно найти отдаленный аналог в обильных украинизмах Яна Сатуновского, хотя в таком масштабе в русской традиции с диалектом не работал, кажется, никто (в переводах этих текстов Витковский прибегнул, главным образом, к просторечию, что небесспорно). Высокоэкспрессивная манера чтения, форсирование голосовых возможностей объединяют ахляйтнера с другим австрийским участником фестиваля - Бодо Хеллем (особенно интенсивно пользующимся неожиданными и эффектными перебоями темпа чтения, паузами); пастух по основной профессии, Хелль начал свое выступление игрой на варгане. Еще дальше по пути синтеза искусств идет Вальтер Пиллар, чья поэма, посвященная детству, соединяет вербальный ряд со звуковым (различные звуки, сопровождающие человека в детские годы) и визуальным (слайд-фильм). С этими экспериментальными практиками перекликались поэтическое шоу Коваля и выступление Пригова, исполнившего, помимо уже известных текстов из цикла "Купающиеся", текст первой строфы "Евгения Онегина" в качестве новой мантры (ибо именно такова, объясняет Пригов, мера сакральности пушкинского opus magnum для русской культуры), а затем органично вписавшегося вокальной партией в выступление ансамбля авангардной музыки под управлением Алексея Айги. Относительно традиционному стиху Гандлевского или Гуголева также соответствовали австрийские авторы - прежде всего, Франц-Йозеф Чернин. Несколько особняком стояло выступление Петера Вотерхауса, отрекомендованного Кляйном как один из самых интересных и обсуждаемых поэтов Австрии (его творчеству был посвящен специальный выпуск журнала "Литература и критика"); его длинные медитативные верлибры с обильной аллитерацией и метафорикой также, впрочем, вызывали на память русские аналоги, но уже не представленные на фестивале (творчество Аркадия Драгомощенко, Александра Скидана, может быть, Андрея Грицмана).

Помимо стиха и музыки, на фестивале была представлена русская и австрийская проза: Асар Эппель прочитал свой рассказ "Июль", а Апт - перевод отрывка из романа австрийского писателя XIX века Адальберта Штифтера.

14.09. Крымский клуб

Игорь Сид открыл сезон круглым столом "Рубль и литература", призвав писателей высказаться не только о своем положении в связи с постигшим Россию финансовым кризисом, но в общем плане. В целом писатели (впрочем, довольно немногочисленные) не выказали пораженческих настроений. Крайнюю позицию выразил Виктор Санчук, заявивший, что вообще не понимает, с какой стати писателям должны платить за их творческие усилия; с ним в целом согласился Дмитрий Кузьмин (предпринявший даже попытку направить разговор в другое русло, предложив российским литераторам солидарно выступить в поддержку президента США Клинтона в деле Левински). Григорий Нехорошев развил тему, предположив, что подлинный писатель способен выразить себя в любом виде деятельности, а стало быть, не страшно, если зарабатывать на жизнь он будет любой другой деятельностью, а не писательством (возражение Кузьмина в том смысле, что эта другая деятельность с писательской самореализацией никак не связана, привело к малопродуктивной дискуссии с переходом на личности - в частности, на личность Льва Рубинштейна). Противоположную позицию занял только Александр Селин, заявивший о желательности государственного финансирования писателей, - впрочем, вместо развития этой темы Селин быстро перешел к обличению компании "Проктер энд Гэмбл", чья рекламная кампания, по мнению Селина, не что иное как средство злонамеренной борьбы Америки против русской ментальности. Конструктивный элемент попытался внести в дискуссию Сергей Летов, рассказавший об опыте организации некоммерческой музыкальной жизни в России и на Западе, дающем возможность музыкантам независимых направлений зарабатывать на жизнь музыкой; Кузьмин и Андрей Цуканов выразили сомнения в возможности переноса этого опыта (начиная с установления платы за посещение мероприятий) в литературную жизнь Москвы. Весь вечер Герман Лукомников просидел с плакатом "Прошу одолжить на издание книги" - без видимого эффекта. На вечере распространялась составленная Сидом и Анной Бражкиной анкета, включавшая, в частности, длинный список авторов, чью художественную состоятельность во-первых и коммерческий потенциал во-вторых предлагалось оценить по 100-бальной шкале.

21.09. Образ и мысль

Открытие сезона. В традиционном круговом чтении участвовали преимущественно завсегдатаи клуба, среди которых отметим Фаину Гримберг (в обычном для нее жанре малой поэмы - произведение "Вариант рабфака", рассказывающий об истории любви двух юношей в 20-е годы на фоне обыкновенных для Гримберг многочисленных и чрезвычайно трудных для опознания аллюзий к литературным и культурным явлениям соответствующего периода) и Михаила Щербину (весьма объемный фрагмент из неоконченной и пока не озаглавленной поэмы, полностью выдержанной в традиции классического сюрреализма); Валентин Герман прочитал перевод стихотворения Шекспира "Феникс и голубь", высказавшись в пользу авторства Фрэнсиса Бэкона и предположив зашифрованное посвящение памяти Джордано Бруно. С изящными прозаическими миниатюрами выступили молодые авторы Павел Журавлев и Константин Федоров.

23.09. Крымский клуб

В ходе вечера Клуба литературного перформанса "Способы рецензирования текста" перформанс как способ рефлексии не занимал главенствующего положения. С запоминающимся жестом выступил Николай Байтов, предъявивший основательную стопку стихотворных сборников из личной библиотеки; перформанс состоял в том, что каждая книга мимолетно пролистывалась Байтовым, после чего оглашалась рецензия объемом в одну фразу (различные трансформации предложения "Книга имярек не стоит того, чтобы ее читать") и книга выбрасывалась на пол; таким образом были отрецензированы книги Всеволода Некрасова, Бахыта Кенжеева, Елены Игнатовой, Александра Бараша и целого ряда других авторов - как недвусмысленных графоманов, так и вполне близких Байтову, а также и книга самого автора перформанса "Равновесие разногласий"; по окончании акции зрителям было предложено разобрать интересующие их книги. Другой перформанс представили Данила Давыдов и Сергей Соколовский, зачитавшие с элементом театрализации названия и выходные данные ряда провинциальных самиздатских газет (по словам Соколовского, в известной мере подтвердившимся в ходе акции, этого достаточно, чтобы составить необходимое представление о содержании изданий). Наконец, с остроумным, хотя и слабо привязанным к теме перформансом выступила Анна Альчук, зачитавшая в качестве конкретистской поэмы с элементами зауми (благодаря обильным повторам выражений типа "дев.раб." и "досуг деш.") раздел частных объявлений из газеты "Московский комсомолец". Известное тяготение к перформансу испытывало и выступление Игоря Сида, читавшего рецензию на книгу Дмитрия Гайдука "Растаманские сказки" с настолько обильными цитатами, что это вызвало протесты наименее подготовленной части аудитории. Рецензию (эссеистического плана) на книгу Байтова "Прошлое в умозрениях и документах" представила Наталья Осипова. Наиболее весомым, хотя и жанрово чуждым пафосу Клуба литературного перформанса, стало выступление Леонида Костюкова, сформулировавшего ряд существенных положений по самому феномену рецензирования. По мнению Костюкова, жанр рецензии требует от автора четкой адресации: к тем, кто читал рецензируемое произведение, либо к тем, кто его не читал, - и провальность большинства пишущихся сегодня рецензий коренится в значительной мере в неспособности выбрать адрес. В текущей ситуации, полагает Костюков, конструктивный подход состоит в адресации к читателю, не знакомому с текстом, в связи с чем совершенно бессмысленной становится рецензия отрицательная (то есть, в сущности, рекомендация воздержаться от чтения текста, который читатель рецензии и так наверняка не прочтет). Обилие, вопреки этой бессмысленности, отрицательных отзывов, а также значительное место, занимаемое в рецензиях пересказом, привело Костюкова к выводу о том, что современная рецензия стремится заменить собою рецензируемый текст, - это, с точки зрения Костюкова, более чем настораживающая тенденция. Свой взгляд на методы рецензирования предложил Олег Дарк, выдвинувший концепцию рецензирования как переписывания текста (рецензия, воспроизводящая стилистику или иные значимые элементы рецензируемого произведения); с этим подходом не согласились Костюков и Дмитрий Кузьмин, подчеркнувшие, что не всякий текст, имеющий своим предметом другой текст, является рецензией, так как жанр рецензии определяется прагматическими задачами. Выступили также Александр Бабулевич, Иван Ахметьев и другие.

25-26.09. Крымский клуб
27.09. Классики XXI века

Фестиваль поэзии Москвы и Петербурга "Genius loci". Организован Татьяной Михайловской (Москва), Сергеем Завьяловым и Дмитрием Голынко-Вольфсоном (Петербург) при содействии журналов "Звезда" и "Новое литературное обозрение". Состоял из симметричных частей: 18-20.09. в Петербурге и 25-27.09. в Москве.

Программа чтений московской части Фестиваля несколько уступала петербургской: отсутствовали Сергей Гандлевский, Михаил Сухотин, Александр Горнон и Аркадий Драгомощенко (удививший в Петербурге экспрессивной манерой чтения, неожиданной для сверхсложных по семантике и ритмике текстов), зато появился не ездивший в Петербург Владимир Аристов. Симметричность двух частей подчеркивалась последовательностью выступлений: московская воспроизводила петербургскую в обратном порядке; этот ход особо обыграл в своем выступлении Виктор Кривулин, также в обратной последовательности повторив в Москве читанные в Петербурге стихотворения (преимущественно относящиеся к последним месяцам). Большинство участников, напротив, старалось не повторять программу; в нескольких случаях было заметно, как родному для автора городу предлагаются новые работы, а другому - более "обкатанные": по этому пути пошли Михаил Айзенберг (представивший в Москве ряд написанных летом стихов, продолжающих взятую им в нескольких текстах прошлого года линию на смягчение довольно жесткого в самых известных вещах 70-80-х противостояния лирического "я" и окружающего мира), Александр Скидан (выступивший в Петербурге с только что написанным циклом "Disjecta membra", а в Москве читавший из уже звучавшего здесь 1.12.97 "Пёрсинга нижней губы"), в какой-то степени Дмитрий Авалиани (в Петербурге напиравший на листовертни, с которыми у многих в первую очередь ассоциируется его имя, а в Москве сделавший акцент на анаграммах и пантограммах). Своеобразную последовательность проявил Дмитрий Александрович Пригов, оба раза читавший - в рамках Фестиваля поэзии - тексты, стихотворность которых далеко не очевидна (особенно это касается звучавшей в Москве пьесы "Стереоскопические картинки из частной жизни"). Сравнивая московскую и петербургскую части, следует также отметить существенное различие в атмосфере (отрефлексированное и самими участниками, говорившими об этом 27.09. на завершавшем Фестиваль Круглом столе): если в Петербурге Фестиваль вылился в публичную акцию-праздник, адресованную сторонним любителям поэзии (250-местный зал Дома-музея Пушкина на Мойке был заполнен), то чтения в Москве носили подчеркнуто рабочий характер и прошли преимущественно внутри литературной среды. Любопытно также, что в Петербурге по ходу Фестиваля возникла потребность в организации дополнительной программы чтений, в которой с несколькими стихотворениями выступили как довольно известные (Владимир Уфлянд, Владлен Гаврильчик), так и достаточно молодые (Дмитрий Чернышев, Алексей Андреев, Дарья Суховей) местные авторы, а также московские гости Илья Кукулин и Игорь Сид; между тем в Москве, несмотря на присутствие в публике Фестиваля ряда ярких авторов (Владимир Строчков, Александр Ожиганов, Вера Павлова, Юлий Гуголев и др.), идея добавочных чтений даже не возникала. Вряд ли могло бы иметь московский аналог и завершившее петербургскую часть Фестиваля выступление группы совсем юных поэтов под общим названием "Дрэли Куда Попало", организованное по инициативе Кривулина, - хотя бы потому, что ни один из московских авторов такого масштаба не ставит перед собой задачи целенаправленного поиска новых имен и помощи начинающим (группа, состоящая из полудюжины участников лет восемнадцати, небезынтересна хотя бы уже попытками создания чисто стихотворных текстов на основе рэйв-культуры).

В целом Фестиваль предъявил высокорепрезентативный выбор авторов (несмотря на ряд очевидных лакун; впрочем, Геннадий Айги, Всеволод Некрасов и Елена Шварц сами отказались от участия в нем). В качестве принципиально важного следует отметить появление в составе участников Алексея Пурина и Николая Кононова, до сих пор часто (по причинам внелитературного порядка: участие в 80-е годы в советских литературных институциях и нынешняя принадлежность - вполне, надо сказать, иллюзорная - к официозному литературному истеблишменту) исключавшихся из соответствующего характеру их творчества контекста, сформировавшегося на основе неподцензурной литературной традиции; и если выступление Пурина, в Петербурге загадочным образом читавшего вместо своих стихов переводы из Рильке, а в Москве выбравшего не самые сильные фрагменты книги "Созвездие Рыб" и к тому же несколько скомкавшего само чтение, сложно признать удачным, то Кононов, чья эволюция (в сторону более широкого лексического диапазона, захватывающего и обсценную лексику, и перерастания обильных и дотошных житейских подробностей в абсурдистское нагромождение разнокалиберных бытовых деталей) неожиданно сближает его с рядом московских авторов (от Игоря Холина до Евгения Харитонова и, может быть, даже Александра Еременко), вписался в общий ансамбль весьма органично. Существенно и то, что полноправное участие в Фестивале приняли яркие фигуры младшего литературного поколения - москвичи Дмитрий Воденников и Данила Давыдов (в петербургской делегации им соответствовали Скидан и Голынко-Вольфсон, которых, несмотря на незначительную разницу в возрасте, правомернее, по-видимому, рассматривать как замыкающих поколение 30-летних). Наконец, большинство петербуржцев - Пурин, Кононов, Голынко, Сергей Стратановский, Борис Констриктор, Владимир Кучерявкин - в обозримом прошлом в Москве не выступали, что само по себе делает Фестиваль важным культурным событием.

Помимо уже названных авторов, в Фестивале участвовали Лариса Березовчук и Михаил Еремин с петербургской стороны, Лев Рубинштейн, Генрих Сапгир, Иван Ахметьев, Юлия Скородумова и Герман Лукомников - с московской. В программу также были включены - по не вполне понятным причинам - выступления двух иностранных авторов: американского поэта Джима Кейтса (больше известного нам как переводчик русской поэзии и составитель одной из недавних антологий современного русского стиха) и немецкого автора Шульдта; если Кейтс просто читал стихи (а Сапгир - свои переводы), то склонный к перформансу Шульдт представил частично концептуализированную программу, в основу которой лег своеобразный цикл стихотворных миниатюр, написанных по-английски и представляющих собой каждая развернутый в лирическую последовательность весь набор значений, явно и неявно содержащийся в одном китайском иероглифе; переводы миниатюр читала Мария Завьялова.

Фестиваль должен был завершиться Круглым столом поэтов и критиков, для участия в котором в Москву приехал ряд литераторов - в том числе Михаил Берг, Василий Кондратьев, Александр Ильянен, Геннадий Комаров, Глеб Морев. Аналогичным мероприятием должна была заканчиваться и петербургская часть Фестиваля, где, однако, вместо Круглого стола, подразумевающего высокую степень диалогичности, имел место набор практически не взаимодействующих монологов, так или иначе привязанных к проблематике, заданной названием Фестиваля ("Гений места"). В основном разговор в Петербурге вращался вокруг извечного вопроса о противостоянии московской и петербургской поэзии, причем московские участники выступали против самой постановки вопроса: Дмитрий Кузьмин заявил об отсутствии у этой идеи внутрилитературных корней, охарактеризовав ее как незначительную часть общекультурного мифа о противостоянии двух столиц, и подчеркнул, что Фестиваль, благодаря разнообразию представленных поэтик, является лучшим доказательством бесплодности и бессодержательности этого вопроса; Игорь Сид отметил, что образы "московской" и "питерской" поэзии давно уже лишены действительной географической привязки, и среди московских авторов есть "петербургские" et vice versa; наиболее интересным, по общему мнению, стало выступление Дмитрия Бака, заявившего, что различие между московской и петербургской литературой лежит не в области поэтики, а в сфере литературного поведения, производной от общих норм и стилей культурной и общественной жизни, причем еще в XIX веке это противостояние носило обратный характер (Петербург ассоциировался с постоянной активностью, светским блеском, Москва - с покойным течением, консервативностью, самоуглубленностью); мысль о необходимости искать различия вне самих текстов поддержал Кузьмин, обративший внимание на различное строение литературной жизни Москвы и Петербурга (включая гораздо более слабое развитие в Петербурге литературных клубов и салонов). С позиции противопоставления Москвы и Петербурга отчетливо выступил только Андрей Арьев, заявивший, что московская поэзия слишком столична, и ей нужно прибавить провинциальности, для чего, фигурально выражаясь, "поехать в Бологое", - в настоящий момент в этом метафизическом Бологом пребывает, по мнению Арьева, только Сергей Гандлевский. Особую позицию заявил Виктор Кривулин, отметивший, что вся успешность Фестиваля в том и состоит, что он прошел на грани между обозначением границы и ее стиранием.

Московскую часть дискуссии открыл Берг, предложивший задним числом объяснение эстетической программы Фестиваля: был, по мнению Берга, представлен спектр современной русской поэзии, крайними точками которого выступают Кривулин и Дмитрий Александрович Пригов. Эти два автора, утверждает Берг, предлагают противоположные способы поиска утраченной энергии поэзии: Кривулин - за счет пересечения живого лирического "я" с остальным (подразумевается: лишенным жизни) миром, Пригов - за счет пересечения некоторой схемы со всеми оставшимися в мире источниками духовной и социальной энергии; все прочие авторы в той или иной степени комбинируют эти два подхода, умножая живое "я" на схему. Особый резонанс вызвала та часть выступления Берга, в которой он, полемизируя с петербургской речью Бака, вновь заговорил о специфике петербургской и московской поэзии: таковая, по мнению Берга, коренится в том, что в Москве - столице - преобладает "мужское", инновационное начало, а в Петербурге - брошенной столице - "женское", консервативное; так и петербургская поэзия, по Бергу, консервативна, а московская - инновационна; любить в равной мере ту и другую, заявил Берг, может только бисексуал. Все выступавшие в дальнейшем так или иначе возражали Бергу. Кузьмин поддержал брошенную в зале Приговым реплику о том, что все люди бисексуальны, а затем усомнился в консервативной направленности Аркадия Драгомощенко и связанных с ним петербургских авторов. Александр Самарцев подверг сомнению саму правомерность критерия новизны в искусстве; поиск нового, по его мнению, дезориентирует критику: так, творчество Льва Рубинштейна, само по себе, может быть, и замечательное, предъявляется как новая поэзия, вследствие чего видоизменяется вся парадигма поэтического искусства, что, с точки зрения Самарцева, совершенно неправомерно. Лариса Березовчук присоединилась к высказанному Кузьминым и Ильей Кукулиным убеждению в том, что Фестиваль разрушает миф о противостоянии московской и петербургской поэзии, аргументировав это тем, что при рассмотрении отдельно московской и питерской делегаций по поколениям не возникает преемственности: следующее поколение москвичей и петербуржцев занято собственными поисками, а не закреплением открытий предыдущего. Представленных на Фестивале авторов Березовчук разделила по их поэтике на три группы: тех, для кого приоритетный характер имеет лирическое "я", тех, кто работает преимущественно с контекстом - литературным (Сергей Завьялов), социально-бытовым (Рубинштейн), языковым (Александр Скидан, Дмитрий Голынко-Вольфсон), и тех, кто обращается в своем творчестве к одному из универсальных уровней языка, взрывая его изнутри. Особо Березовчук коснулась самих круглых столов в рамках Фестиваля, указав (вслед за выступлением Кузьмина в Петербурге) на острый дефицит позиционно корректной критики, исполняющей приличествующую ей роль медиатора между текстом и читателем; литература, по словам Березовчук, осталась единственным видом искусства, в котором не сложился шоу-бизнес как индустрия медиации. В качестве примера Березовчук обратилась к феномену Рубинштейна, заявив, что на протяжении многих лет придерживалась точки зрения, близкой к высказанной Самарцевым, и ей потребовалось услышать выступления Рубинштейна, чтобы увидеть в его творчестве чисто поэтическую проблематику поиска крупной формы, нового лирического героя и т.п.; критика же, писавшая о Рубинштейне, в лице, например, Вячеслава Курицына, сделала, по мнению Березовчук, все возможное, чтобы затруднить читателю понимание ситуации. В финальной части дискуссии был затронут ряд более локальных проблем: вопрос о необъяснимо малом количестве женщин-поэтов на Фестивале поставил Джим Кейтс, об особенностях поэтики Завьялова и Березовчук говорил Марк Ляндо, авторов, которых хотелось бы видеть на Фестивале, назвали Людмила Вязмитинова (Всеволода Зельченко) и Анатолий Кудрявицкий (Арсена Мирзаева, Валерия Земских, Асю Шнейдерман), своими впечатлениями о Фестивале поделились также Генрих Сапгир, Николай Кононов и другие. Татьяна Михайловская выразила надежду на то, что Фестиваль поэзии Москвы и Петербурга станет традиционным.

28.09. Образ и мысль

Вечер Ильи Кукулина открыл Дмитрий Кузьмин, отметивший, что Кукулин являет собой редкий пример гармоничного сочетания в одном человеке поэта и критика без частых в таких случаях предвзятости, ограниченного диапазона приемлемости и эссеистического уклона; принципиальное достоинство Кукулина-критика, по мнению Кузьмина, - готовность с интересом подойти к весьма различным художественным явлениям; в развитие соображений, высказанных 23.09. Леонидом Костюковым, Кузьмин заметил, что среди рецензий Кукулина практически отсутствуют отрицательные, что, на его взгляд, свидетельствует о редкой среди современных критиков профессиональной вменяемости. Кукулин начал выступление стихотворными текстами (а также двумя прозаическими миниатюрами, жанр которых можно определить как конспект рассказа). В поэтическом творчестве Кукулина обращает на себя внимание прежде всего значительный разброс манер; преобладают три типа текстов: достаточно традиционная лирика, оживляемая спорадическими проявлениями мотивов телесности, несколько большего объема неспешные белые и верлибрические тексты, тяготеющие к известной отстраненности взгляда, и небольшие произведения концептуального плана (с различными уклонами, от конкретизма до игровых форм в духе Владимира Друка), представляемые с легкими элементами театрализации. Программу чтения Кукулин завершил статьей о творчестве трех поэтов младшего поколения - Дмитрия Воденникова, Дмитрия Соколова и Александра Анашевича, написанной для готовящегося совместного сборника этих трех авторов. Отвечая на вопросы, Кукулин заявил, что его преимущественная активность в качестве критика, а не поэта связана с тем, что занятия критикой представляются ему не менее творческими, но в большей степени сопряженными с прямым социальным действием; Кукулин признал свою ангажированность как критика по отношению к традиции русской неподцензурной литературы вообще и наследующему ей младшему литературному поколению в частности, а также заметил, что склонен воспринимать как актуальную кажущуюся архаичной идею фронта, противостояния между культурой и антикультурой (понимая под последней наступление антирефлексивного начала внутри самой культуры, - прозвучали имена Владимира Гусева и Вадима Кожинова). Был затронут также вопрос о методе современной литературной критики, в связи с которым Кукулин, ссылаясь на практику Михаила Айзенберга и Владислава Кулакова, указал на необходимость извлекать критический метод из структуры анализируемого текста.

29.09. Эссе-клуб

По традиции сезон в клубе открылся круглым столом "Как я провел лето". В целом участники беседы держались в стороне от литературных тем, да и на особенное художественное (эссеистическое) качество большинство выступлений не притязало, оставаясь в рамках бытового высказывания. Известную стилистическую остроту продемонстрировал украинский гость Владимир Ешкилев, поведавший о переименовании своего родного города из Станислава в Ивано-Франковск на том основании, что официозный украинский классик Иван Франко имел в пригородной деревеньке двух любовниц. Путевыми впечатлениями делились Дмитрий Веденяпин, Рустам Рахматуллин, Дмитрий Кузьмин, о представленных в различных городах Европы перформансах рассказал Вилли Мельников (особенно любопытно было его выступление в Нюрнберге в роли Каспара Хаузера). О новом опыте редакционной деятельности (с определенными экзистенциальными выводами) поведал Юрий Нечипоренко, предположивший, как бы он возглавлял журнал "Мурзилка". Наибольшее оживление вызвала рассказанная Веденяпиным история о засушенной вши, хранящейся в семье петербургского литератора Александра Володина (в бытность свою на фронте в войну 1941-45 гг. Володин снял ее с себя и почтой послал молодой жене).

30.09. Филиал Литературного музея

Вечер представлял собой презентацию трех книг: посмертного сборника стихов Павла Лукницкого (видной фигуры из окружения Ахматовой), представленного вдовой и сыном, первой книги Павла Нерлера "Ботанический сад" (М.: Арт-Бизнес-Центр, 1998) и новой книги Тимура Кибирова "Избранные послания" (СПб.: Пушкинский фонд, 1998). Нерлера и Кибирова объединило, по словам ведущего Владимира Крижевского, участие в самиздатских сборниках группы "Московское время", к поэтике которого оба автора (особенно классичный по своим устремлениям Нерлер) не слишком, однако близки. Кибиров прочитал поэму "Путешествие из Шилькова в Коньково", а затем, по настоятельному требованию публики, "Послание Сергею Гандлевскому" и главу из "Послания Льву Рубинштейну"; руководствуясь логикой событий, особо выделил в своем чтении стихи с посвящениями и Нерлер.