Правила Любви
Глава пятая
по пути
Самое женское стихотворение написала
моя землячка из Мозыря - ленинградский поэт Елена Израильевна Р. Согласно
Краткой литературной энциклопедии ещё жива. Но том вышел в 1971 году.
А в восемьдесят пятом, в возрасте бабушки и прабабушки, Елена Израильевна
возвращалась на дачу, очень спешила... вот и попала под электричку.
Окончен день. Остаток дня
Спокойнее и строже.
Я жизнь люблю, и жизнь меня,
Наверно, любит тоже.
Всё, что ты дашь, к тебе же вновь
Вернётся в полной мере...
А в безответную любовь
Я вообще не верю.
Перегон
Электричка мягко тронулась, словно из-под
колёс убрали по кирпичу. Густо валил снег. Женщина лет пятидесяти сдвинула
на затылок ушанку, уперлась подбородком в чёрную кожаную трубу, куда скатывают
чертежи, и заговорила, словно все кругом - ей знакомые:
- Вот на такой снег я б пустила Лёвку работать.
Дала б свитер, валенки... А вчера грязь была: больше ботинок изорвёшь,
чем наработаешь.
- Мягкий снег, - сказал парень. - А другой
раз примёрзнет - хуже камня: рубишь, рубишь... А деньги те же. - Достал
толстую вытертую тетрадь и принялся перелистывать.
- Вот и им посулились, - сказала женщина.
- Снег на станции убирать.
Девушка у окна забралась с шуршанием в бумажный
пакет и ободрала корочку от батона.
- У нас во вторник молодой специалист проходила,
- сказала девушка, - только из института. Зоотехником на ферме работала.
Летом телят перегоняла, а жара, сушь... у телят жажда... К речке подогнала
- они в воду. С десяток почти утопила.
- И много дали? - спросил парень.
"Граждане пассажиры! - прокашлялось радио.
- Наш злектропоезд следует по маршруту..."
А снег летел за окном, как белый змей, пущенный
мальчиком.
- К Лёвке новую химию прислали, - сказала
женщина. - Парни в два раза выше, Лёвка бреется... вопросы ей задают:
"Нина Васильевна, а французские духи - сложное химическое соединение?"
- Обязательно над кем-нибудь издеваются.
- Девушка отломила горбушку. - Я когда в школе училась, у нас литература
потешная была - Ксюха. Вот такие очки... А мальчишки с последней парты
орут: "Ксения Мартыновна, я правильно написал?"
- А сколько у меня двоек было! - удивлённо,
будто не о себе, сказал парень. - Фамилия, что ли, такая - Бузин... -
И нехотя перекинул страницу в толстой своей тетради.
Поезд со скрежетом тормозил, устроивши маленькую
метель, и белый змей, точно наткнувшись на стенку, стал медленно оседать.
Вошли пассажиры. Шумно топали и отряхивались. А снег лежал на плечах,
как погоны у генерала.
- Сейчас все учатся, - сказала женщина. -
А кто - переучивается. - И встряхнула чертёжный тубус. - У меня старший
- тридцать два года, студент.
- Ясно, - кивнул парень. - Куда ни сунься
- РЭ: Рыночная Экономика.
Девушка засмеялась.
- У нас жулик по делу проходил. Вы, говорит,
дом на Пушкинской знаете? Там баба каменная на крыше стояла. Вот на всю
Москву одна эта каменная не воровала. И ту сняли.
Налетел встречный, и в глазах зарябило, как
от забора.
- Да так оно ничего, - сказал парень. - Мальчишка
только на круглосуточном...
- А ты забери! - сказала женщина.
- Жена возражает...
- И правильно! - Девушка взмахнула рукой,
и мелкие крошки посыпались между пальцами. - Мужчина пришёл с работы -
отдыхать. А ты обед готовь, стирай...
Солнце заглянуло в окошко, выбелив лица,
точно на мельнице, обсыпав нос и щёки тёплой мукой.
- Конечно, - сказала женщина, - кому что.
У нас в доме пара развелась. Детей поделили. Она в другой город уехала.
А муж один очутился - пьёт. И мальчишка не кормленный... Вот все жильцы
собрались и ей - письмо: мы, женщины, выступаем за мир, а вы бросили своего
ребёнка!
- Сейчас много разводов, - авторитетно сказала
девушка. - У нас по такому делу генерал проходил. Мне цветы преподнёс.
Вы, спрашивает, секретарь суда? А я...
Но поезд нырнул под мост, и грохот движения
наполнил вагон.
- ...приехала, прибежала! - сказала женщина
в темноте. - Схватила своего Юрика, обнимает. Ты что, говорит, маленький,
не писал, что тебе плохо?.. А я, мама, не хотел тебя огорчать...
Поезд выскочил к свету. Девушка громко вздохнула,
как после испуга, и привычно потянулась к пакету.
- Ой, уже весь батон съела!
И они заговорили о хлебе.
Глава шестая
за стеночкой
А то есть у меня сосед - Славик-маляр.
Маленький, горбатенький. Он, как женился, на строительство маханул. Не
помню уж, чего строили... Всю зарплату семье отсылал - Лидке.
Вот два года прошло - является. А она замужем.
У него шмоток - два чемодана. Подарки на шею повесил, стучит-звонит...
А ему с порога:
- Отвали!
Он в ЖЭК - или как его? - в жилконтору...
Комнату дали. Сам на все руки: белить, циклевать, обои поклеить... Магнитофон
купил, телевизор. ковёр повесил. И смерть коллекционирует.
Как-как? Ты слушай!
К нему придёшь - крики какие-то ужасные,
взрывы, стреляют... А это Славик с телевизора записал. Когда про войну
передают. Что-нибудь историческое...
- Советую говорить, фройлен. Мой друг Курт
- его фамилия Фляйшер - по-русски значит "мясник". Он не будет... как
это?.. точить лясы, потому что имеет другой инструмент. Вот посмотрите:
иголки, щипчики, очень красивая цепочка, не правда ли?.. Курт, приступайт!
Аа-жах! Аа-жах! Аа-жах!
- Палачи, садисты! Ненави...
Славик сидит, слушает - - -
От калеки,
Что в коляске,
От безногого
Ногами
Жена ушла.
Так разговор начинают в Одессе южные женщины
- женщины в весе. Или заводят его в Коломне местные прачки возле колонки.
Или беседуют в центре Калуги домохозяйки на досуге.
Всюду, где женщины собираются, в жизни своей
они разбираются. И ставят первый вопрос для зачина: что такое настоящий
мужчина?
Ну, а Нинка -
Нинка знает.
Нинка знает,
Да не скажет.
С настоящим
Две недели
У неё любовь
Была.
Да уж, как же, большое счастье... То-то
стала девка гулящей. Жалко только дочку Наташу - пропадёт за такой мамашей.
В Одессе, в Коломне, в Калуге или в твоей
округе собирались на суд, чтоб решить, - прав родительских Нинку лишить.
И решили - лишили.
Мать, выходит, высылается,
Дочь, выходит, остаётся...
Это что же получается?
Сердце очень сильно бьётся.
Ну, куда же дочка денется?
Что с ней, с милой, теперь станется?
Нету даже полотенца
Своего, чтоб вытираться.
В интернате всё казённое,
За директором закреплённое.
На родительском собрании производится голосование.
Кто за то, чтобы в воскресение, учитывая создавшееся положение, поочерёдно
брать Наташу домой, дабы девочке не оставаться одной?
В году недель - сорок восемь, в классе родителей
- тридцать семь. Очередь Ясенцева - в осень, очередь Афганца - близко
совсем.
Вот Афганец. Он смеётся.
Хлопает себя по ляжкам.
Слушай, говорит, Наташка!
Видишь ноги? Нету ног.
Новые не выросли...
Сколько лет прошло с войны,
А они не выросли.
Смех ведь, верно? Петька-сын
Весь по новой сделан...
Тут же только две ноги -
И не выросли они!
Женщина была одна,
Всё ждала, что вырастут.
Горевала, бедовала, их слезами
Поливала... А они не растут.
Что же будешь делать тут?
Весёлая жизнь!
Калека девочку удочерил. Суд в его пользу
постановил. А почему? Какая причина?
Настоящий мужчин
Глава седьмая
последний сон
Будто сижу я где-то в гостях,
за большим столом, и держу место для Ани. Дескать, сюда не садитесь, сейчас
жена моя подойдёт...
А сам, понимаешь, знаю, что сплю и что Ани-то
давно нет.
- Сюда, - кричу, - не садитесь! Здесь жена
моя будет сидеть!
Первая буква
Так уж случилось, что А. после
свадьбы поселился у жены и её родителей. Тогда его мама купила садовый
участок, чтобы хоть летом жить вместе.
Потом мама умерла. Жена ушла. А домик остался.
А. приехал осенью и увидел яблоки на той
ветке, что лежала на крыше сарая. Надел рукавицы, подтащил лестницу. И
осторожно пошёл по мокрому шиферу. Собрал яблоки - штук пять или шесть,
все очень крупные, распихал по карманам, и назад.
А крыша-то под уклон. Ну и поехал А., как
на катке. Цап за ветку, остановился.
Сидит на шифере, ест яблоко. Твёрдое, зелёное.
Верно, какой-нибудь зимний сорт... А сам ногами ширк-ширк, подошвами.
Нет, чувствует, в резиновых сапогах не пройду.
Съел яблоко. Скинул сапоги и бросил на землю.
Пошёл в носках. Хорошо, не скользко. Добрался
до лестницы. Слезает тихонечко. А внизу-то грязь... Вынул А. рукавицу
и аккуратно поблизости настелил. Встал на неё. И на расстоянии шага другую
кладёт.
Прыг-прыг, прискакал к сапогам. Обулся. Вот,
думает, здорово! Молодец ты, А.! Как ловко всё обошлось!
Глава восьмая
по личным воспоминаниям
С этой девушкой, а вернее
- с этим поэтом, учился я некогда в маленьком трёхэтажном институте. И
стоял аккурат на третьем этаже спиною к высокой двери с дикой табличкой:
кафедра творчества.
А девушка-поэт поднималась ко мне, несусветно
по тем временам одетая. Красные колготы. Какие-то побрякушки. И в рыжем,
кажется, парике.
- Послушайте! - сказал я (конечно, в воображении).
- Зачем вам всё это? Ведь вы, по-моему, женщина Возрождения!
Она засмеялась, цокая каблучками.
- И не поймёте! - говорит (опять же в воображении).
- И не старайтесь! Потому что вы, - говорит, - из другой эпохи.
- Из какой? - спрашиваю.
- Из эпохи, - хохочет, - Просвещения! - И
натурально меня не заметив - цок-цок! - на кафедру творчества.
Ты говоришь - не надо плакать.
А может быть, и впрямь, и впрямь
Не надо плакать - надо плавать
В холодных реках. Надо вплавь
Преодолеть ночную воду,
Текущую из-под руки,
Чтоб даровать себе свободу
Другого берега реки.
Москва, Кунцево, Теплову
С приветом, И. А. Теплов!
Иван Акимович, я пишу возражение против того,
что меня незаслуженно оскорбили, - главное, ни за что. Я вам за двадцать
лет ничего дурного не сделала ни разу: не обманывала, напрасно не обещала,
слов своих не нарушала, - вы меня в этом никогда не упрекнёте.
Я всегда была внимательной к вам, и если
вы приходили, себя забывала... А теперь по телефону вы меня оскорбляете,
что я бесстыдная, бессовестная, всю жизнь вас преследую.
Но я не преследую. Я с искренней, честной
душой (вы не имеете права против этого возражать!) на каждый вызов бежала
к вам, потому что искренно, с юных лет вас люблю.
Вот вы, действительно, бездушный, бессердечный!
И я вас прощала лишь потому, что так воспитаны. От детства не привили
вам вежливости и нежности. Вы в этом не виноваты. В таком обществе находитесь
- пьянки вечные, нецензурными словами выражаются.
И всё же есть (зачёркнуто), была у меня надежда:
ты можешь и не таким быть. Потому что всегда один. Нет около вас настоящего
любящего человека.
Первый раз вы женились с выгодой, из-за роскошной
комнаты в хорошем доме, - вас вот что прельстило. И вы со строительства
ушли, из барака съехали. А как мы с Гришей расписались и комнату получили,
вы тут же меня вспомнили и взялись преследовать.
А я вас жалела: наверное, с той женой нелюбимой
в роскошной комнате мучается. Я думала, вы меня по-настоящему любите,
только стесняетесь сказать. И часто себя убеждала: всё-таки он меня любит,
просто сложились такие обстоятельства (мало ли в жизни складывается!),
трудные сложились условия. Я себя убеждала и уверена была, что вы меня
любите.
Гриша мне говорил: "Катя, поверь, он тебя
не любит. Если б любил, не женился бы, а ходил, добивался бы твоего согласия
на совместную жизнь. Вот какая настоящая любовь. Ты забудь его!"
А я вас не забыла. Наоборот, от Гриши ушла
и одна стала с детьми жить.
Теперь вторично вы остались один. Ещё жена
не умерла (я была в деревне, детей к матери отвозила), а вы позвонили
и сказали: если приедет скоро Екатерина Ивановна, то передайте, чтоб позвонила
Ивану Акимовичу.
Я как приехала - тут же позвонила, ещё не
разделась. И мне ответили: Иван Акимович в больнице. А потом ты сам позвонил,
что жена умерла. А твоя дочь Тамара, помнишь, позвонила: Екатерина Ивановна,
с папой плохо... И я к тебе побежала.
И мы с вами этот вечер провели очень хорошо.
Даже на прощание поцеловались, и ты пожелал мне спокойной ночи - завтра
увидимся...
Я ждала-ждала - вы исчезли. Однажды думаю:
неужели опять соврал? Неужели я ошиблась в нём? Зачем же он меня преследует
и вдруг опять обманул, то есть грубо - соврал?
Лучше давным-давно честно сказать: Катя,
я тебя уважаю как товарища. Или, как ты выразился, люблю как сестру. Разве
бы я тогда себе позволила жить с тобой как жена!
Но с сестрой, Иван Акимович, спать не ложатся.
И в этом - самое полное и настоящее оскорбление: никогда меня не любил,
а жил как с женой.
Другая на моём месте давно бы отомстила самым
злым поступком, только я не умею драться и не умею мстить. А только могу
выразить неудовольствие и обиду в письменном виде и в слезах.
Вот, Иван Акимович, вот какой ты преступник!
Меня двадцать лет обманывал и дурачил, я осталась жертвой, а ещё наглость
себе позволил обругать по телефону, обозвать подлой, что я тебя беспокою.
Я когда звонила - думаю: "Где вы? Что с вами?..
Всю зиму не показывался, не поздравил с 8-м марта, даже день рождения
не вспомнил... Или, - думаю, - заболел? Может, требуется моя помощь?"
Я же не знала, что пока вы со мной говорите,
жена ваша новая рядом стоит и вы для её радости меня позорите, что я наглая
и нахальная, что тебя преследую.
Мне все говорят: "Катя, брось ты его! Он
мизинца твоего не стоит. Ему не любовь дорога, а материальные условия.
Видишь, взял нелюбимую, так у неё дом с садом... А к тебе ходил, потому
что узнал, что ты бесхарактерная. Думает - дурочка всегда меня примет!"
Вот теперь я убедилась, когда сама во всём
разобралась да ещё по телефону пощёчину получила, - правильно люди говорят.
Иван Акимович, вы извините, что затрудняю
вас этим письмом. Хочу, чтоб под старость поняли или вспомнили, сколько
раз причиняли мне оскорбления за эти двадцать лет.
"Жена пусть по хозяйству надрывается, а заменой
нужды я дурочку использую", - вот ваша жизнь. Ещё с дурой находится, а
сам жену хвалит: умная жена, хорошая-расхорошая... Зачем же ко мне, дурной,
ходишь? Зачем с умной не живёшь, а в гроб её вогнал?
Что я написала - всё правильно. Слова свои
обратно не беру, потому что правда. Вы не думайте, я напрасно не напишу.
Заканчиваю наши встречи. Прощай!
Е. И.
Иванчик мой! Дорогой мой! Родной мой!
Возможно, тебе неприятно слышать эти слова,
но ведь я тоже частично имею право на эти слова, а также - не стесняться
тебя любить. Я ведь была с тобой как жена и немного привыкла. И люблю
тебя не как брата, а как любимого друга с юных лет. А ведь по закону логики,
старый друг лучше новых двух, но это только с моей стороны.
Я очень была с тобой деликатная. Если бы
была не стеснительная, а бессовестная, как ты меня оскорблял по телефону
за всё моё хорошее, что я долго с тобой церемонилась, - давно бы ты был
мой, у меня в объятиях.
Но я тебя слишком боялась, даже не могла
возражать в прошлом году. Ты часто бывал пьян, ко мне относился небрежно.
Я вся была в синяках, моё тело было как будто пощипано нарочно. Не раз
плакала, но боялась тебе отказать. А после совершения своего желания ты
тут же меня прогонял.
Я очень благодарю вашу дочку Тамару, что
она мне напомнила, что у женщины должно быть самолюбие. Хоть поздно, а
лучше, чем никогда!
Пишу и слезами обливаюсь. Знаю, ты не любишь
читать, но последний раз тебя помучаю чтением моего письма: хоть этим
тебе отомстить - больше не имею чем мстить.
Я тебя честно любила. Не пряталась. Всем
говорила, и детям, что люблю тебя.
А ты прятался, как хороший жулик. Когда у
меня жила девушка Рита, она мне сказала, после того как ты боялся признать,
что ходишь ко мне из большой любви, а выразился - по привычке... она мне
сказала, после того как ты ушёл:
- Какая вы бесхарактерная! Я бы за такие
слова, что ходит только по привычке... я бы его тут же выгнала! Он вас
в присутствии людей оскорбил!
А я поплакала и опять простила...
Иванчик, извини меня, что я так написала,
потому что вся в слезах. Мне очень обидно, как раньше тебя не разоблачила:
сколько раз меня унижал и отношение было жестокое. Как я хотела сына от
тебя или дочь, но ты всегда оставался предусмотрительный.
И давай друг друга позабудем. Я свою любовь
в тайне сохраню, буду издалека на тебя смотреть. Буду улицу твою навещать,
и твой дом, и окошечко твоё. Погляди только - и увидишь меня. Но отвернись,
будто мы не знакомы.
Иванчик! Мой любимый и дорогой! Брось всё!
На что нам дом с садом и комната роскошная? Докажи, что честно любил меня,
по-настоящему. И на всю жизнь будешь оправдан. И наши сердца будут вместе.
Продолжение
|