Textonly
Само предлежащее Home

Правила Любви

 

Глава мемориальная
с малочисленными народами

Эту историю записал я на родном языке, чтобы никто не сумел прочитать. Правда, по слухам, где-то хранится наша грамматика и обиходный словарь, - может, в Особом архиве, а может, под спудом в Национальной библиотеке, - и будущие исследователи, глядишь, заинтересуются.
А в настоящее время коренных "ую" нет. Я - единственный, и то полукровка.
Отец исколесил некогда всю страну, побывал в сопредельных державах, обращался в Институт этнографии. И с горя женился на моей маме, которая с вологодскою обстоятельностью взвалила на себя секретарскую чёрную работу: наводила справки, не затерялась ли в мире какая-никакая "уюшка" (юшенка, говорила мама).
Народы, как люди, исчезают от равнодушия. Ибо противоборство рождает обратный отпор. Злоба и ненависть сплачивают, возбуждая в гонимых упорство и ярость. Но нас, скромных "ую", никто не преследовал. Ни наветов, ни депортаций. Мы растворились в окружающем населении посредством смешанных браков.
И к началу Большой войны оказался отец сам по себе. Последний "ую".
Неважно, чем конкретно (профессионально) занимался. Как все, работал на оборону. Имел законную, неоспоримую "бронь" - освобождение от фронта. А тут по случайным (или не случайным) обстоятельствам - интриги, зависть, забывчивость, тайное верховное распоряжение... - так получилось, что "бронь" не продлили.
Прислали повестку. Отец явился в воинское присутствие... Толпа. Медкомиссия. Выкликают по списку:
- Ую!
Сидит, будто не слышит.
- Ую!
И бровью не повёл... Если б у нас, "ую", были брови. А мы сплошь, по природе, безбровые. Даже я, полукровка.
- Ую! Кто здесь Ую?.. Молодой человек, вы не Ую?
- Да курит, небось. Давай следующего!
На другой день с "бронью" уладилось. Больше отца не трогали.
Спасибо тебе, папа! Мне, как водится, не достало жизни (твоей), чтобы признаться в любви.
А я всегда восхищался тобою - твоим шуткам, и тихим смехом, и громким чтением вслух... Замирал, когда мама говорила уюшенька и что другого такого нет... А ведь и правда, нет!
Горжусь твоим безгласным сидением! Что выбрал не Родину, а меня. И моя жена говорит мне уюшенька и другого такого нет... Спасибо тебе, что пишу сейчас на родном языке и никто в мире не в силах разобрать наши уюйские каракули.
Только ты, только ты, только ты...

Сван

     Собственно, полугрузин, полурусский. Но родился в Сванетии, где отец его был начальником. А сперва, как положено, учился в школе (в смысле - отец). И приехала столичная комплексная экспедиция по части местной флоры и фауны.
     Во главе, натурально, с профессором Фауном. И молоденькая Флора (из Тимирязевки) поселилась в семействе Джапаридзе.
     Папа-школьник ненароком влюбился. А по наивности рассудил, что увлечён наукой. Пристроился в экспедицию переводчиком-проводником, столь добросовестным и толковым, что профессор Фаун сочинил восторженное рекомендательное письмо в Тимирязевскую (тогда ещё вроде Петровскую) академию.
     Отца, разумеется, приняли. Покровительство нацменьшинствам, что докатилось теперь до Америки, в далёкие годы практиковали у нас. И ежедневные занятия с Флорой дали положительный результат. Они, юный нацмен и Флора, очутились а) на одном факультете, б) на одном курсе, в) в одной группе, г) в одной постели...
     Ну и так далее, вдоль по азбуке: д) с дипломом об окончании, е) со свидетельством о браке /ещё без штампика в паспорте/, ж) снова в Сванетии, где отец, как сказано, стал начальником /директором опытной станции/, з) с крошкою-первенцем на руках, названном в честь профессора - Фаун.
     Так и объявляли спустя приблизительно четверть века:
     - В синем углу ринга - представитель общества "Трудовые резервы", мастер спорта Фаун Джапаридзе. - Непременно ударяя на "у" - Фаун.
     Большая война захлестнула Сванетию, то бишь - большая волна доплеснула. Сваны ушли в ополчение, засевши на перевалах. Отразили альпийских горных стрелков и воротились на собственные высоты.
А начальник Джапаридзе эвакуировал в тыл опытную станцию, переправил семейство и перегнал табуны. Спасённое имущество (в том числе и себя) передал в распоряжение власти, и Родина попользовалась им, знатоком флоры и фауны, специалистом по склоновому земледелию, - Родина, говорю, использовала его в качестве рядового бойца: участвовал в Крымском десанте и задохнулся в Керченских каменоломнях.
Благодаря профессору Фауну мама Флора восстановилась в Тимирязевской академии. Поступила в аспирантуру. Ютилась в студенческом общежитии на Лиственичной аллее. А сына-школьника поместила в ремесленное училище (РУ) при полном государственном иждивении в системе фабрично-заводского обучения (ФЗО): пайка, койка, чёрная форменка с солдатскою металлической бляхой...
     Что про сегодняшних петеушников, что про вчерашних ремесленников читайте специальную литературу. В запертом ящике с документами: ненужной сберегательной книжкой, спортивными грамотами, вымпелами и значками - хранит Фаун Джапаридзе два тоненьких детгизовских томика: Лев Кассиль, "Дорогие мои мальчишки", Исаак Ликстанов, "Малышок" (Сталинская премия далёкого года). Любимое кино - "Здравствуй, Москва!" - о военных, тыловых фезеушниках, и старый заслужённый тренер порой намурлыкивает:

Мы идём, мы поём
по бульварам, проспектам, садам...
Мы идём, мы поём,
и Москва улыбается нам.

     Маленький, тощий, драчливый. В боксёрскую секцию записался из-за фамилии.
Вообще Джапаридзе - сын Джафара - Джафаров. Или, может быть, почтальон. Да поди доказывай! Выражается сильно местный народ! - сетовал и восхищался классик. Нет того, чтоб окрестить Джапаридзе как-нибудь остроумно и тонко, в соответствии с его легковесностью и мушиной подвижностью, - ну, скажем, Дзе
Куда там! Сперва лепят, точно в потёмках, тычутся без цели и смысла, - Джапа, и вдруг - гром и молния! - убивают наповал: Жопа... А мальчик-то из Сванетии, с пережитками, извините, военно-родового строя, с кровною местью... Хорошо хоть в секцию побежал!
Фаун Джапаридзе в чемпионы не вышел. Вечно второй! Что второй, - радовался, а что вечно, - понял не сразу. Жил припеваючи (смотри выше и ниже):

Нас улица шумом встречала,
Кипела бульваров листва.
Вступая под своды вокзала,
Кричали мы: "Здравствуй, Москва!"

     Подружился с весёлыми грузинскими магазинщиками. Они ходили на матчи и неистово за него болели. Виртуозно воровали, с безупречностью оформляя финансовую отчётность (накладные, путёвки, акты о списании). По документам ничего не докажешь: всё законно и чисто; но попались на жадности.
     Откуда-де при таких (курсив наш) доходах - такое (разрядка моя) имущество?.. Ах, не ваше, а брата! Ладно, откуда у брата? Откуда у племянника? Откуда у двоюродной тёщи?
     Ни жажда хлеба не просит, ни алчба воды. И единственный, кого оправдали, беспечный мегрел Алчба , которого буквально спасли местные гулящие тётеньки, - прогуливал с ними до копейки и праведное и неправедное. А может, выручила болезнь, без устали точившая изнутри не оставлять на потом. Покуда не выявленный недуг - лимфатический пневмкоардит - бросался на женщин и задавал пиры.
     На тех кутежах и застольях познакомился Джапаридзе с моложавым окрестным мегрелом. Девочки ласково окликало его Окуджавка, а он посмеивался: "Маленькая собачка - до старости щенок", - и потренькивал на гитаре:

Я человек простого звания,
Моя фамилия - не Чвания.
Зовусь я скромно Окуджава.
Благословенна та канава,
Куда, как спелый виноград,
С похмелья свалится Булат.

     Но пил очень умеренно. И ел тоже. Наверно, из гордости. Или - под рифму - по бедности. А Джапаридзе не нарушал спортивный режим. Помянутый Чвания - главный магазинщик - махнул ему: э-э, всё равно продуешь!
     - Вы боксёр? - спросил Окуджава. - Тот самый Джапаридзе?
     И спортсмен открылся поэту. Что неизменно уступает некоему Б, который освоил такую уловку: бьёт после гонга. За это наказывают, снимают с соревнований, а ему сходит. Выиграл наше первенство, поедет на европейское. Глядишь, и на мировое. Выступит на Олимпиаде...
     - Все знают, что нечестно, - удивлялся Фаун, - а поощряют!
     - Ну, хорошо, - сказал Окуджава. - Допустим, победу присудят Вам. Пошлют на международные состязания. И там, ради нашего общего торжества, из высших соображений, надо будет хитро и скрытно ударить противника после гонга. Да ещё ниже пояса... Сумеете?
     - Нет! - ответил Фаун. - Ни за что!
     - Выпьем за Вас! - сказал Окуджава. - Не горюй, боксёр! Образуется!
     Так впоследствии и получилось - Б. добыл мировое золото, стал героем и гордостью...
     Окуджава и Джапаридзе хоронили беспечного Алчбу. Двое из старой гвардии. Остальные сидели. Чвания прислал телеграмму: скорблю за решёткой, в темнице сырой... Гулящие плакали.
     Джапаридзе оставил ринг, перешёл на тренерскую работу. Открыл в Сванетии борцовско-боксёрский клуб - ББК "Бо-Бо". Но шустрый родной племянник сорвался тайком в Москву совершенствоваться у Б, выскочил в Олимпийские призёры, триумфально прилетел на побывку и шибко обидел соседскую девушку.
     Племянника убили по обычаям кровной мести. И в нарушение обычая, пожалели дядюшку. Предупредили, чтоб выметался, и для острастки поколотили, частично лишивши зрения и слуха, с потрясением и сотрясением.
     Джапаридзе - снова в Москве. Мировая знаменитость, абсолютный чемпион Б., первый легковес полувека, раздавшийся и раздобревший, зачислил его на полставки в свой коммерческий центр и схлопотал валютную президентскую пенсию.

Глава прибалтийская
с местным стихотворением
"Любовь"


От Л и до мягкого знака,
Сквозь Ю, мимо Б, через ноль,
Я буду смеяться и плакать,
Испытывать радость и боль.
А В - это ты, Василиса
Прекрасная. Мой Василёк.
Давай до утра веселиться,
Беситься, играть и резвиться
С чем Бог нам послал между ног.
А может быть, В - Валентина?
А может, Варвара-краса?
Прельстительная картина.
Распущенная коса.
Ах, как упастись мне, прибалту,
От ваших славянских затей?
Не лучше ль без шуму и гвалту
Наделать блондинов-детей...


Эльмар

Он прибалт. По отцу и рождению. Мой сын подружился с ним в армии. Оба попали в железнодорожные войска, где прибалт, студент столичного вуза, прибился к москвичам.
В ту весну отменили "военную кафедру", и моего сына забрили на втором курсе, а прибалт загремел с четвёртого. "Войну" (кафедру) восстановили осенью, да ведь закон, что дышло, не имеет обратной силы, как речка - заднего хода...
     Служили в транссибирском узловом тупике, и прибалтова мама навещала своего железнодорожника. Проездом останавливалась у нас. Tete на tete прояснилось, что она многодетная (у прибалта - четыре сестры) и русская: аккурат из того самого транссибирского захолустья.
Перед войной, в середине века, туда выслали прибалтова деда с семейством и поселили у будущей прибалтовой мамы - тогда маленькой девочки, которая в свой срок вышла замуж за прибалтова сына.
     Дед воевал в Прибалтийской дивизии на Прибалтийском фронте, чем заслужил возвращение на родину, но чуть ли не каждый год снаряжался в далёкий край. Регулярно таскал за собой сына - будущего прибалтова папу.
Но пока мужики вкушали транссибирские радости, утешаясь лососёвою рыбкой-пеструшкой, скончалась прибалтова бабка. И отец с сыном не поспели на похороны.
     В Сибирь больше не трогались. Дедушка умер в тоске по рыбалке. Прибалтов папа нанялся на промысловый сейнер (сулили отсрочку от призыва), толкуя на стоянках, во всех припортовых забегаловках, какая расчудесная живность плещется в транссибирских ручьях. Заочно учился в Рыбном, на ихтиолога. Меж ним и прибалтовой мамой завязалась переписка.
В тайных мечтах спланировал папа осесть в ссыльной рубленой пятистенке, искусственно размножая уникальный лососий род, но после свадьбы прибалтова мама внезапно, как транссибирский снег, перебазировалась на Запад. Сходу оседлала мужа - перевела на оседлое положение, бойко овладев местным наречием, которое дома, в узловом тупике, осваивала теоретически, по древнему подклеенному букварю, депортированному разом с прибалтами.
Бывший кочевник и грядущий рыбовод - прибалтов папа сделался церковным старостой, потому что прибалтова мама истово приняла лютеранство, доподлинно обнаружив в своей родословной угро-финские корни.
     Армейские будни пугали её не шибко. Куда пуще опасалась дерзких таёжных девчонок, которым только бы упорхнуть из родного гнезда. А обкрутить, захомутать москвича, - стращала меня с женой, - прямо отвал башки, высший кайф! По-ихнему, гы и ку!
     - Уж я-то, - смеялась, - знаю!
Но ребёнок с прибалтом остались вольными, не окольцованными пташками, - взгромоздились на прежние институтские жёрдочки.
     Мой сын свёл друга-однополчанина с подругою-одноклассницей. И как ни препятствовала прибалтова мама, они поженились. Невестка - столичная, богатая. В прибалтийскую веру не перетянешь...
     Тесть пристроил прибалта на совместное предприятие. Купили квартиру, машину, строили загородный коттедж... По весне, не упреждая и не обмолвившись, прибалт урывал неделю на добычу лососёвой пеструшки. Летом, одуревши от женина протестующего визга, доставлял семью на прибалтийскую родину.
     Мать прибалта, счастливая бабушка, долбила с внучкой местный язык, наставляла в молитве и церковном пении. Льняная светлоглазая девочка играла в куклы с младшими тётками, без натуги выговаривая слова, которые мы, при полном нашем старании, не в силах произнести.
     Прибалты - отец и сын - коротали вечер за рыбацкой настойкой "Zveinieks", заедая домашней "кручёнкой" - вяленой на газу (свежей, весеннего посола) пестрянкой-пеструшкой. Изредка заглядывал пастор, неизменно одобряя транссибирскую снедь.
     По случаю очередной дембельской годовщины мой сын собирал военных железнодорожников. Кто-то из славных бойцов подвизался охранником в ночном клубе и божился организовать классную встречу, обеспечивши, на высоком уровне, скидку и безопасность.
     - Нет уж! - возмутилась прибалтова жена. - Я сама стриптиз покажу. Бесплатно... И насчёт безопасного секса проконсультирую.
     Night-club "Империя" - на секретном (в прошлом) оздоровительном полигоне. Сосновая роща с оранжереями, проточное озеро с целебным ключом, спортивные упражнения перед сауной...
     - Упражнения? - И прибалтова жена мигом скинула джинсы. - А ну, ко мне! - Схватила дочкин мяч-поплавок, еле протиснувши меж ногами. - Бери!
     Мой сын взял.
     - Ближе вставай, ближе! Не стесняйся, блин!.. Передавай через верх! - И снова согнулась с мячом, раскорячась и вздыбившись. - Привыкай, тренируйся!.. У них там маечки до пупа!
     - Да ладно тебе... - бормотал сын.
     - Чего ладно? - вскипела прибалтова жена. - Мне с тобою не спать... А чужой бабой, знаешь, как пахнет... - И заорала: - Отвернись, блин! Не на физкультуре!
     Вздряпалась в джинсы, а сын отпасовал прибалту огромный цветной поплавок.
     - Ладно, - вздохнул, - на мой ответ...
     - Да подотрись, блин, своим ответом!
     Сговорились так: в два часа ночи, и ни минутой позже, чтоб были здесь! Оба!..
И сгибая руку в древнем приветствии, мой обязательный сын тараторил: "Я, юный пионер, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь...", - дескать, доставит прибалта в целости и сохранности. Живым или мёртвым. Точно в назначенный срок.
     И где-то в четверть второго поволок к машине. Неудобно, блин, мы ж обещали... Прочие железнодорожные бойцы внимали спортивному ретро-шлягеру:

Я - футболистка,
В футбол играю,
Свои ворота
Я защищаю...

     Задорная девичья пантомима подтанцовывала на подиуме, изображая подробности:

Но, ах, напрасно
Я ножки сжала -
Мяч пролетел,
Я проиграла!

 

     На стоянке какие-то парни нудно канючили развезти по домам и дамам. Мой обязательный сын извинился: очень спешим, почти что, блин, опоздали... Парни пьяно таращились, обещая расплатиться вдвойне.
     - Да хоть впятеро! - усмехнулся прибалт. - Вас и без того развезло... - И получил удар, как не слишком грамотно фиксирует протокол, в левую межрёберную полость, по сердечной сумке.      
Гремел ретро-шлягер. Боец-охранник, находясь на работе, вливался в могучее железнодорожное братство и подтягивал всей душой:

Любимый мальчик,
Забей мне мячик!
Не жить без гола,
Как без футбола!

     Прибалт хрипел на родном языке.
     - У-у, блин, американец... - И парни припустились в разные стороны.
     На похороны приехала прибалтова мама с прибалтовым папой и четырьмя дочками. В запаянном солдатском гробу, завитой, подрумяненный и напудренный, сын и брат походил на девочку - льняную и светлоглазую. Прибалтова мать плакала по-транссибирски:
     - Рано ты ушёл от нас, цветок наш лазоревый, и оставил в нашем сердце жаль... - Обнимала тихую, точно оглохшую, внучку. - Ненаглядная моя... хочешь к бабушке?
     - Нет уж! - сказала прибалтова жена. - Вам и своих довольно... Ну, был бы хоть мальчик... А девка всё равно сменит фамилию. - И увела бессловесную дочь.
     Нынче льняная и светлоокая оформила двойное гражданство. Обитает за рубежом, в закрытом английском пансионе. И освоила, кажется, пять языков.
     Прибалтова мама, поручивши семейство прибалтову папе, прошла в Прибалтийский сейм. Она - вице-спикер. Представляет в парламенте ППП - Прибалтийскую Патриотическую Партию. Ярый борец за чистоту местного языка. Её произношение и словоупотребление признано образцовым.
     Мой обязательный сын женился на прибалтовой вдове. У нас - разнополые близняшки: внук и внучка.
     Прибалт лежит в прибалтийской сырой местности, на ухоженном лютеранском кладбище. Участок восьмой, аллея третья. Невдалеке - русскою буквой Г - свежеокрашенный поливальный кран... Финская гранитная глыба и краткая, травленная под золото, надпись:

ELMAR STRAUTNIEKS

     Моя нынешняя невестка говорит, что Страутнек по-нашему - человек, живущий над ручьём.

Глава монастырская
с хохлацкою песенкой


Я - Христовая невеста.
Нету мне иного места
Класть поклоны да робить,
И ни разу не родить.

Монах

Грозный, грузный, грязный. Совсем ещё молодой. Косолапый, добродушный. Уши "пельмешками", как у борцов, с поломанными хрящями.
Руками ничего не умеет: столярничать, стёкла вставлять, кафель укладывать... Да и головкой не шибко. В ризнице - электронная картотека. Хотели посадить за компьютер - ни в какую и наотрез. Кирпичи таскать - это пожалуйста. Ну и прозвали - Домкрат.
     А так-то, по паспорту, - Донат - дарёный, подаренный. Больше бы подошло Богдан. Смысл тот же: Богом данный, да имя богатырское, сидело бы как влитое. Только фамилия невпопад.
Вот отец здорово рифмовался - Иван Погоняйло. Сюда бы звание с должностью: генерал... префект... предводитель... Или пускай без приставки: просто водитель... А отец был учёный хохлацкого происхождения. Ради сына прибавил для благозвучия -в, и получился, стало быть, Донат Иванович Погоняйлов - Домкрат.
Его навещает мать, уморительно мизерная. Древние восклицали: гора родила мышь! А нам явлено ко всеобщему обозрению: мышь произвела гору. Вне Божьего попустительства оно, и правда, немыслимо.
Но Донат не выходит к матери. Она окликает сына по-женски - Ната. А Домкрат низко сгибается, оседая под балкою или брусом, тужится уволочь разом два цементных мешка... Мать плетётся к автобусу, оставивши в трапезной письмо и гостинцы.
Давным-давно, в Донатовом возрасте, ездила в институт, на вступительные экзамены. Консультацию проводил Иван Погоняйло. Будущая жена попросила будущего мужа прочитать, для примера, какой-никакой билет. Будь ласка, - сказал будущий отец, - пожалуйста. И огласил тринадцатый, аккурат тот, что будущая мама вытащила на экзамене.
По романтической (женской) версии, будущий папа поставил 2 и тут же сделал официальное предложение. По мужской (более реалистической) - ограничился двойкой... Но к вечеру в его холостяцкую профессорскую берлогу, домашнюю лабораторию, приволоклась зарёванная девочка-мама: вот... выгнали из общежития...
Отцу было за пятьдесят. Давно облысел, обеззубел. По причине, как тогда объясняли, молодого энтузиазма на оборону страны. Лазил-де голыми руками, куда не надо. А куда надо, ластилась будущая мама, не лазил?.. Но Доната всё же слепили, - силёнок хватило.
Больше детей не было. Мама кончила институт, защитилась и отдавалась работе с предлогом на. А отец без предлога. Отдавался, и всё. И вставлять нечего... А маме, помимо на, хватало других предлогов. За работой, перед работой, после работы, между и промеж...
Толстый Донат валялся в "трениках" на тахте. Отец отвёл его к земляку с фамилией Вырвидуб, в борцовскую секцию. Мастер одобрил телесные стати, усомнившись насчёт куража. В переводе с украинского сказал: нету спортивной злости. А без перевода: гарна дитына... И оставил для спарринга.
Бешеные легковесы вымещали на нём свою тщедушность и малый рост. Мощный спарринг возбуждал их как женщина. У-у, туша! - и бросались как на врага. Завалить, подчинить, одолеть! Утвердиться! Возвыситься!.. Царапались, кусались, рычали...
Донат разбирался с ними, точно с кутятами. Посмеивался и ласково стряхивал. Худосочные визжали и стервенели, радостно становясь чемпионами.
Счастливым, по науке, считается тот, кто никому ничего не доказывает. А главное - себе... Но така людына, - из опыта Вырвидуба, - такие люди не добиваются результата. Мир покоряется одержимым, которым не выжить без славы и поклонения.
Маленькая женщина - Донатова мама - пользовалась большим успехом. Отец застукал её с аспирантом.
Осторожно привалясь к притолоке, сел на пол. Раскинувши руки, упёрся ладонями. И застыл, как нижняя половинка буквы Ж - две наклонные жёрдочки и отвесная - спиною в косяк...
Ведь сердце останавливается, если проткнуть его обыкновенной иголкой. А у некоторых - в знойный день - при погружении лица в холодную воду...
Донат пришёл с тренировки минут через двадцать. Увидел сидящего на полу отца. Услышал любовные шорохи, столь нынче привычные, что не поразился ни женскому смеху, ни постельным восклицательным стонам, ни злым понуканиям.
- Это, папа, "видак", - снисходительно объяснил отцу, - любимое мамино кино - A real Sheakspear - "Настоящий Шекспир". - И без предупреждения отворил дверь.
Мать закричала и выскочила. От её вопля, точно под ветром, отец повалился на бок, ударившись твёрдой бильярдной башкой.. Мёртвый гулкий костяной звук, словно рухнула кухонная табуретка или, вздрогнув стеклянными створками, опрокинулся навзничь старинный буфет...
Выпала нижняя челюсть. Пиджак распахнулся. Почуяв желанную свободу, из бокового кармана сбежала расчёска, из внутреннего - гранёный и многоцветный профессорский карандаш, с носу - очки. Тренькало, дребезжало, подпрыгивало...
Донат переселился в спортзал. Ночевал в тренерской, в здравпункте, у массажистов... Мама пришла к нему и заплакала:
- Ната, сыночка, я ведь живая...
Он отвернулся. И в очередной схватке, отрабатывая приём, покалечил драчливого Легковеса. Хорошо бы руку сломал или ногу. А то - позвоночник. Чуть не навечно пригвоздил мальчика к инвалидной коляске.
Был суд. Вырвидуб сел. А Донат постригся в монахи. Как Домкрат надрывается на тяжёлой работе, вознося к Небесам одну единственную молитву:

О премилосердный Боже, Отче, Сыне и Святый Душе, призри благоутробно на раба Твоего - невинного Легковеса, болезнями одержимого, подай ему исцеление, возврати здравие и силы телесные.
Пресвятая Богородица, всесильным заступлением Твоим помоги мне умолить Сына Твоего, об исцелении раба Божия - болезного Легковеса.
Вы, Святые и Ангелы, молите, прошу Вас, Господа о болящем рабе Его - несчастном Легковесе.


Продолжение