...и проснувшись без спроса, но с пылью в нечистых глазах,
я в начале рассвета лежал на несвежем белье.
Что не время стояло в заведомо плоских часах,
ощущалось спиною, неплотно пришитой ко мне.

Слева мягко светилось бесшумное тело жены,
на лице у неё обозначился слой красоты
(может, мускулы были по-новому напряжены,
поднимая со дна сновидений чужие черты?).

Я не знал, но увидел: упорней, чем просто трава,
разрывая силки сорокапятилетних морщин,
на лице у жены шевелилась в четыре утра
незаконная молодость. Не понимая причин

этой грубой игры, я нанёс поцелуй #2
и, промазав, уткнулся губами в горячий висок,
поцелуй же, пришедший в негодность в четыре утра,
заскрипел у меня на зубах, превращаясь в песок.

Я, монтируя к яви старинного сна эпизод,
не заметить не мог, как растут у неё из бровей
и на левой щеке, заслоняя шуршанием рот,
стрекозиные крылья... Давай объяснимся скорей:

это – странная юность, вселившись под кожу лица
(совершенствуя способы тех, кто рождается из
отвратительных куколок), лезет из нас без конца,
издавая шуршание, переходящее в свист,

ибо скорость старения бабочек, т.е. людей,
седину мотыльков и морщины изношенных рыб
за окном попытался озвучить слепой соловей,
напрягая орущего горла красивый изгиб...

Над женою трудились стервятники юности. Смог
я заснуть или нет – я не знаю. Прикрывши глаза
и пытаясь заплакать, я понял, что мелкий песок,
щекоча мои щеки, струится как будто слеза...

К животу прижимая колени, я спал на краю
и, наверное, помнил, как женщины с этой земли
истерично бросались на хрупкую шею мою,
репетируя форму, наверно, пеньковой петли.