Textonly
Keimena Idea Home

Стихи Лизы Майер в переводе Дмитрия Кузьмина и Дмитрия Белякова |
| Проза Зазы Бурчуладзе в переводе Майи Бирюковой


Стихи Эугениюса Алишанки
в переводе Сергея Завьялова

Литовский поэт и эссеист Эугениюс Алишанка (Eugenijus Ališanka) родился в 1960 году в Барнауле, где его родители до 1962 года отбывали ссылку. Окончил математический факультет Вильнюсского университета. Автор четырех стихотворных книг: "Lygiadienis" ("Равноденствие"; премия имени Зигмаса Геле за лучший дебют), 1991; "Peleno miestas", 1995 ("Город пепла"), 1995; "Dievakaulis" ("Божья кость"), 1999; "Is neparašitų istorijų" ("Из ненаписанных историй"), 2002 – и двух книг эссе "Vaizdijantis Žmogus" ("Человек воображающий"), 1998 и "Dioniso sugrizimas" ("Возвращение Диониса"; премия Министерства культуры Литвы за лучшее эссе), 2001.
      Активно переводит на литовский язык современную поэзию с польского, английского и русского, в том числе Виславу Шимборскую, Збигнева Херберта, Яцека Подсядло, Крэга Чури, Сергея Завьялова; лауреат премии фестиваля "Poezijos pavasaris" 2002 года за поэтические переводы. Известен также как переводчик философской прозы Карла Густава Юнга, Гилберта К. Честертона, Сьюзен Зонтаг, Жана-Франсуа Лиотара, Мераба Мамардашвили. Издал три выпуска (1991, 1995, 1999) культурологического альманаха "Miestelėnai" ("Горожане").
      На английском языке вышла книга стихотворений Алишанки "Город пепла": City of Ash / Tr. by the author and Harvey L. Hix. – Evanston (Illinois): Northwestern University Press, 2000; кроме того, стихи Алишанки переведены на немецкий, французский, польский, шведский, финский, иврит, словенский, латышский и белорусский языки. На русском языке они публиковались в журналах "Вильнюс", "Дружба народов", "TextOnly" (выпуск 1, переводы С.Завьялова), вошли в коллективный сборник "Литературное расписание Европы" (М.: Радуга, 2001).

Сергей Завьялов – член редколлегии нашего журнала. В настоящее время в С.-Петербурге готовится к выходу книга избранных стихотворений Э. Алишанки "Dievakaulis / Божья кость" в переводах С.Завьялова.


Эугениюс АЛИШАНКА
Накладная для компании по перевозке жизней
Новые стихи

КАКАЯ ТАМ ПОРОДА

одной ногой увяз в окончанье века
из заплечного мешка посыпались кости
манна над неунавоженными полями белее чем
в ночь на рождество освещенной улицей
дзержинского разыскиваю подворотню где пьяный ромка
плакал над смертью своей кошки
юрка и тот выйдя из тюрьмы придерживался
законов двора разыскиваю бога которого разносили
базарные голуби у которого милостыню просил
безногий у небесных ворот
так элегантно снег идет говорит поэт
другой ногой увяз в кольских сугробах
отморозил пальцы совсем не больно
только побелевший большой светит
оставляя след в темноте какая там рифма
хромой мастер элегического дистиха
редкостный сквернослов молчал
бессознательно гладил собаку какая
там порода в моем дворе старый пьянчуга
ни разу в жизни не открывавший словаря
но и его я не нашел к весне
оттаяло отпустило снег боль
индульгенциями выкупили всё детство

Улица Дзержинского (теперь Кальварию) в предместье Вильнюса Жирмунай, где живет автор.


КРЫСЫ

небо истерлось ткнешь пальцем и пропарывается свет
кости и те истерлись едва держат историю
осанку дождь весь июль напролет
все времена напролет вот она карма смотреть на небо
глазами крысы генерация маленьких серых телец
в городских архивах спертый воздух пока прогрызали
туннель в иную жизнь зарастали глаза беременели
женщины никакой игры одностороннее движение до конца
зимы до снега на крестах на притолоках
на маленьком сером тельце неевклидово время кухня
лампа советских времен некартезианским умом оставленные
крошки бесшумно неслась мелькая серым хвостом
через лес бельмонта через горы в рокантишкес
не задевая мертвых сколько себя помню ничего такого не было
конечно что-то забыл под кухней под бутылями с яблочным вином
под пеплом примы крысы и только прогрызли словарь
и только


из книги
"из ненаписанных историй" (2002)

из цикла "ПЕРВОЕ СЕНТЯБРЯ"

ИЗ ИСТОРИИ ДОЖДЛИВОГО ЛЕТА

всё лето над головой облака
иногда ливень с грозой
иногда только туман роса утреннее похмелье
вот перистое мужик развалившийся на жнивье
вспоминает начало коллективизации
невинные заигрывания у стогов сена
оголяющиеся ноги молодых колхозниц особенно той
набухшая штанина вот будет стыд
если заметят втыкает вилы в самую большую
копну и покраснев кидает через плечо
вот кучевое баба совсем затерялась между гортензий
вся голова в белеющих лепестках чабреца зверобоя
напомнили время когда всё измерялось
приливами и отливами внизу живота теперь
часы и дни бессонные ночи в цвету
всё лето дети в галошах белесоватые зарницы
включают радио потрескивает
свободная волна ловят
несуществующую частоту дождя молний
пересекают запретные зоны воздушные пространства
люксембурга полярные сияния североморска
как много пустых вселенных
в которых гремят кастрюли горшки суповые котлы
кажется одно движение пальца
и поймаешь металлический голос бога
всё лето в голове пасутся глупые овцы облаков


МИР ПО ЦЕЛАНУ И ЭЙНШТЕЙНУ

серовато-пепельная фотография
из нее улыбается женщина вильнюс конец прошлого века
мужчина как бы сам по себе по углам много пустого пространства
оно желтеет под солнцем везувия
под пальцами которые возвращаются всё туда же
потому что такова пустота по целану
по эйнштейну она продавливается и рвется


ТРИ КОПЕЙКИ

зажал в кулачок три копейки
и бегом на улицу за парикмахерскую
где поржавевший автомат с газировкой
уже не маленький стрижка под полубокс
вооружен до зубов
на коленках полная хроника этого лета
хорошо знает что надо пить полстакана
больше сиропа меньше воды
и снова в бой

но вот как-то не вернулся в него заблудился
может стемнело может просто времена изменились
стал расти у меня на глазах
вытянулся больше не влезает в ботинки
в раму зеркала
усы пробились стихи сочиняет
мобилизован в язык всё метче
бьет в бегущего человека
в приштине в грозном во дворе на дзержинского

ничего не понимает война не кончается
у меня на глазах вышла из-под контроля расползается
как кровавое пятно под повязкой
не понимает почему так больно
у меня на глазах ампутированное
детство дубина памяти
зажатые в кулачке три копейки


из цикла "ИЗ ИСТОРИИ ПОЕЗДА"

ПО СЛОВАМ ЖОЗЕ САРАМАГО У ПОРТУГАЛЬЦЕВ ЕСТЬ ОПЫТ ЗАВОЕВАНИЯ НОВЫХ ТЕРРИТОРИЙ

      мы завоевываем мир еще во сне
      но просыпаемся – и он тускнеет
      встаем – и он становится чужим

          Фернандо Пессоа

здравствуй фернандо это утро такое же как и все
за занавеской ветер голые гостиничные стены
в трубах журчит принесенная акведуком
горная влага мы оба молчим об одном и том же
твое начало века мой конец
на самом краю европы бока ду инферну где обрываются
железнодорожные рельсы и строки стихов
немного здесь и моего естества
критической массы туриста достаточно
для одного стихотворного взрыва
могу из бочки пить зеленоватое вино курить
пока позволяет судьба je ne suis personne

меня это радует фотографирую
на негативы памяти затем ретуширую город
потомков варваров с развевающимися на ветру волосами
завоеватель европы
и струйки дыма как повороты на моем пути

Цикл "Из истории поезда" был начат автором во время международной акции "Литературный экспресс "Европа – 2000"", проходившей с 7 июня по 17 июля 2000 года в 11 странах и 19 городах Европы, включая Калининград, Петербург и Москву. Полностью цикл по-русски опубликован в переводе украинского поэта Андрия Бондара (без указания имени переводчика) в книге "Литературное расписание Европы", изданной по следам этой акции (Москва, 2001).
В стихотворении использованы цитаты из поэмы Фернандо Пессоа (1888-1935) "Табачная лавка" (1928). Бока ду Инферну – Уста Ада – грот в скале неподалеку от Лиссабона на берегу Атлантического океана. "Je ne suis personne" – "я никто" – цитата из французского перевода поэмы, выполненного Арманом Гибером. Псевдоним Фернандо Пессоа происходит от португальского слова "pessoa" – "человек", "некто", "кто-то", что соответствует французскому "personne". (Комментарий И.А.Хохловой с дополнением редакции "TextOnly")


ОКНО В ЕВРОПУ

      завтра на работу... эх, не переживайте, еще можно наколбаситься, повеселиться...

          из воскресной передачи петербургского радио

ну вот начались шири необъятных просторов
тут даже между смертью и смертью горные кряжи
как уместилось всё это в мандельштамовской рифме может не всё
еще выпирают нецензурные слова
индоевропейские корни
музыкальные пассажи из-за колючей проволоки
время встало часы идут дальше
правильная геометрия города
чужда тебе друг мой сергей
неуютно в кварталах своего одиночества
и я опаздываю на все возможные поезда
не могу найти выход из лабиринта гостиницы
кружу и кружу словно в детстве
считаю до десяти открываю глаза
в ушах ветер с невы
шелуха за шелухой обнажается город
ободранные крыши поэтому и нужно больше поэзии
больше любви даже той что на час
самые красивые в европе девчонки на невском
острые грудки кресты на куполах лотки с мороженым
воскресная ночь сергей еще есть время


ПУТЕШЕСТВУЯ СОБИРАЮ КАРТЫ
А ВЕРНУВШИСЬ НЕ ЗНАЮ ЧТО С НИМИ ДЕЛАТЬ

      Po spaleniu wszystkich map pozostaje legenda

          Robert Morawski

только всего и нашел утром проснувшись
одноразовое мыльце отломавшиеся зубцы расчески
отслоившаяся строка из стихотворения томаша
видимо случилось что-то о чем мы не знаем
видимо случилось но кто нам теперь расскажет

В стихотворении упоминается польский поэт Томаш Ружицкий (р.1970). Эпиграф – из статьи о его творчестве.


из цикла "НОЛЬ ПО ЦЕЛЬСИЮ"

ИЗ ИСТОРИИ ВИНА

понемногу бродило
настоянное не на винограде на ягоде
на местном генофонде
на огороде где некогда
конь тамерлана удобрил землю
в холода держали недалеко от окна
насмотрелось жизни
научилось менять окраску даже ночью
никто не мог сказать дошло ли
отец изредка встряхивал
было много времени
кваситься в собственном соку
порою до рези в глазах
так и не добродило
всё еще брожу
всё выпрыгивают на поверхность
пузырьки воздуха
больше всего боюсь стать уксусом
что тогда скажу на страшном кутеже
когда дионис явится и спросит что ты есть


КРИЗИС ТОЖДЕСТВА

кем бы я был если б не стал
таким как сейчас
невесть какой веры голова сама по себе
бог сам по себе речь из чужих заплаток
а вот стал бы шофером-дальнобойщиком
что угодно ел что угодно было бы на уме
где угодно с кем угодно спал
мимо бы проплывали разные места не брился бы
в речке или в снегу оттирал
замасленные руки никаких феминизмов
за патриархальное многоженство
хоть бы и на одну ночь
читал бы журнал четыре колеса
никаких снов никаких выходок подсознания
никаких интеллигентских оханий по поводу смысла жизни
я никому не должен мне никто не должен
так и переехал бы через жизнь через европу на трейлере
посвистите вдогонку


ПРЕДОХРАНИТЕЛИ

сдержался не выругавшись
ради приличия
а надо было бы ради здоровья
обложить как только можно
вчерашний денек
неудавшееся стихотворение
подвернутая нога
или надо было б проплакаться
как еврей в ветхом завете
а то теперь ругательства
застряли где-то глубоко в пищеводе
больно глотать
вдыхаю и больше не выдыхаю
если взорвусь
городские стены забрызгает
дешевыми несмываемыми словами


НЕ СОВСЕМ СТИХОТВОРЕНИЕ

больше не пишу стихов
веду разговор с тобой дочерью бывшего углекопа
или кончиком языка дотрагиваюсь
до твоих антрацитовых сосков
или пью черный чай
с привкусом бергамота
глядя как бы в окно
но так только кажется
всё чаще замечаю прогалину
между твоей жизнью и моей смертью
в которой хватит места обоим
особенно в январе когда ничего больше
и не нужно сидеть пить черный чай
черными незрячими глазами смотреть
друг на друга и видеть белый снег
белый лист бумаги белое тело


АВГИЕВЫ КОНЮШНИ

днем приберешь за скотиной а ночью опять всё то же
корневища кости
внизу децибелы наверху скрип кровати
ноют бока сон чуток
на тектоническом разломе кровати
по голому телу ползет муха
только не рассмейся
когда заберется подмышку
morderca звучно хлопнешь
przekriew опять всё то же
открыл глаза полно мух
от окна от открытой двери
тянет сквозняк
геракл эугениюс вся твоя
жизнь сплошное дерьмо
не сгодится ни на удобрение ни на растопку
подвиг за подвигом возносится твое имя
утром падает давление
женская ладонь на запястье
samobójca минералка с похмелья
как полубог ты бессмертен
как получеловек ты бессилен
смешной и одинокий
вставай геракл в фивах уже ожидают тебя

В стихотворении использованы употребляемые в литовской речи экспрессивные польские выражения.


ЭВРИКА

снова оттепель
она случается и перед холодами
лед под мутной водой
которая не отражает ничего
грязными зубами искусан снег
ржавчина собачьего дерьма
конец января никакой иронии
поскользнувшись ругаюсь
выругавшись чувствую облегчение
в январе всегда так
одна оттепель за другой
так ничему и не научишься
по закону архимеда
тело вытесняет воду воздух эфир
при такой влажности оно должно было бы всплыть
может быть даже подняться в прозрачное небо
лежа навзничь смотрю
в просвет наверху никаких иллюзий


из цикла "МНОГО МЕСТА"

ИЗ ИСТОРИИ МЕТАМОРФОЗ

давно бы понять место тебе под водой
среди бесцветных водорослей
с лодки едва приметных
среди немых озерных рыб
где мягким ложем стелется ил
сны как круги от капель дождя
давно бы понять эугениюс
жизнь и смерть сообщающиеся сосуды
и путь начинается там где кончается кислород
давно бы даже очень давно
и в город пепла не надейся вернуться
пробормотать извиняюсь
хотел вот как нерон увидеть
над вечным городом огненный столп
тебя давно забыли и твое имя
не упоминают даже в бульварной прессе
или ты надеялся на другое
за страсть за каждое мгновенье экстаза
ты платишь по ночному тарифу
а ночи в этой стране невменяемы
место тебе среди тех кто так и не научился
пить воздух легкими
кто оброс зеркальной чешуей
ворочается в мутном сне
место тебе подо льдом зимой и летом
тончайшим
несуществующим


ИЗ АРХИВА НЕНАПИСАННЫХ ПИСЕМ II

вернулся из путешествия мои сандалии
до сих пор стоят в прихожей покрытые пылью
не было времени привести в порядок ни воспоминания
ни фотографии я пуст как зеркало в ванной
которое оставили на всё лето в одиночестве
каждое утро пытаюсь вернуть в свою жизнь
занавески стол трещины на обоях
книжные полки но они не хотят возвращаться
вижу не узнают
запах другого моря другой женщины
мое имя им ничего не говорит
ничего не говорю им и я
тихо выпадаю из развороченного гнезда
не могу заснуть ворочаюсь вижу
повторяющиеся сны каждое утро
под собой не обнаруживаю простыни она была бы
хоть какой-то опорой и только всё погружаюсь
в мягкий бархат памяти
никакой силы воли как воск
перетекаю изо дня в день
всё время иной скорее всего никакой
приятели здороваются значит узнают значит
не меня в каждой пылинке сандалий
в каждой непроявленной фотографии
всё время иной тот кого ты не знаешь
но всё равно твой эугениюс


ИЗ АРХИВА НЕНАПИСАННЫХ ПИСЕМ III

вылечил язву желудка так теперь появляются
дыры на лбу на ладонях кости расходятся в коленном
суставе поэтому прихрамываю учусь быть осторожным
не делать резких движений говорить только когда стемнеет
время такое что впору регистрировать
любое письмо дольше будет идти
зато будешь уверен только вот по правде сказать в чем
что о тебе вспоминал в тот день когда
да черт с ним даже когда пишу это письмо
слишком много думаю о себе даже не спрашиваю
как ты знаю что неисправим
как туман как стихотворение
всё чаще заглядываю в зеркало
всё больше привлекают внимание мелочи
отпоровшийся карман пятно от вина на воротнике
дырявые носки волосины в носу
всё здесь моя история
моя сибирь моя америка
мои скитания по марсову полю по вильнюсским кафе
по крышам улицы дзержинского
la petite histoire крохотный лабиринт нервов
для чего всё это тебе рассказываю будто не знаешь
обыкновенных чудес света
я вот не знаю твой эугениюс


НАКЛАДНАЯ ДЛЯ КОМПАНИИ ПО ПЕРЕВОЗКЕ ЖИЗНЕЙ

прилагаю накладную к своей жизни:
не кантовать тело может и выдержит
но мозги могут уйти
в задницу в мочевой пузырь в другие
неудобопроизносимые места
не держать долго под дождем в дождь выходит из строя
психика совесть представления о жизненных правилах
в мозгу происходит электрическое замыкание
концентрируются разряды
тогда ситуация выходит из-под контроля
блещут молнии на губах выступает пена уходит в горы
едет на поезде через всю европу
держать за хорошего поэта тогда меньше думает
о себе больше о деньгах
выводить на прогулку когда просится
годам не придавать значения обычно проводит впустую
не писать писем на них не отвечает
можно разок-другой посадить на электрический стул
или в газовую камеру – не за одни так за другие заслуги
чаще проветривать в поездках или в полетах
чтобы за зиму в длинной шевелюре
не заводилась моль
ни в коем случае не выбирать президентом – перенесет
столицу в забарию
не будить когда спит не звонить когда трахается
не давать чаевых за добрые дела
не разъяснять смысла жизни никого не ставить в пример
не ходить в гости
поить чаем earl grey или пивом швитурис
не пугать смертью

Забария – деревушка неподалеку от Вильнюса, где находится дача автора.