| |
|
|
|
Алексей Александров
| Шамшад Абдуллаев | Георгий
Балл | Николай Кононов | Станислав
Львовский | Валерий Нугатов | Роман
Ромов | Ирина Шостаковская | Жанна
Сизова | Александр Скидан | Дмитрий
Строцев | Андрей Урицкий
АЛЕКСАНДР АНАШЕВИЧ Неорганическая химия (кавер-версия текстов 1991 года) н. семилетию п р о л о г мы ходим красивые как самолеты летаем на "черном" над красной площадью, над кремлем и чувствуем как временное реле срабатывает и все полыхает огнем о п ы т 1 С о ф ь я сидит словно солдатская вдова, вся в черном, на поле брани. Трупов солдат нет, но присутствующие предметы говорят о том, что здесь велась ожесточенная кровавая битва. С о ф ь я. В этой истории непонятно кто кого убил, кто кому вынул сердце. Да это и не важно. Мое самое главное желание - отомстить им всем. Я была открытой, жертвенной, а стала ведьмой. Им нет дела до меня. Была молодой, все протягивали руки, а теперь никому не нужна, не с кем поговорить. Меня зовут Софья, немного колдую, немного убиваю себя и тех, кто внутри меня. Но я еще появлюсь, в самом финале, как доказательство, что есть еще неуязвимая красота и тонкий ум. Я уверена, что вы не сможете их не заметить.
Он подходил к ней с разных сторон подглядывал в окно увидела, закричала, устроила переполох уговаривал: успокойся, софья, я твой бог велика ли радость на все это смотреть наблюдать, как она продолжает стареть вот уже за спиной стоит смерть. ----- Кого ты ищешь, софья, кого ждешь кому подвенечное платье кроишь, шьешь отвечай, кто на небо пойдет с ружьем надо вместе туда пойти, вдвоем только я боюсь - не того убьем не того пуля наша разнесет в куски не того смерть зажмет в свои тиски будем переживать, страдать, сохнуть от тоски. ----- Как алебастровый божок стою, не двигаясь ни на шаг позади город, впереди большак когда наступит светлый праздник пейсах хлебные крошки запутались в волосах черные бесы хотят в сердце моем плясать целовать, влезать под кожу, резать вены, член сосать. ...о н. Мы все сгорели под Москвой. Превратились в угли. В черные дымящиеся головешки. Был страшный пожар. Огонь целовал небо. Мы стояли в огне, терпели. Мы готовы были ко всему, прошли и не через такое. И тогда никто не знал, будут ли в этой войне победители. М а р и н а. Я не помню этого пожара. ...о н. Ты и не можешь помнить, тебя тогда еще не было. Но не горюй, ты еще увидешь свой пожар. Или просто почувствуешь, если он будет внутри тебя. Сухой, иссушающий. М а р и н а. У меня в горле пересыхает. От этого просыпаюсь по ночам. Я боюсь, мои поры перестанут выделять пот, по моим венам перестанет бежать кровь, и я не смогу пописать. То же самое, пожалуй, чувствует осенняя трава. Она высыхает, желтеет, и влага не попадает в ее жилки. ...о н. Под Москвой нам приходилось есть много мяса. Зерно крестьяне закапывали в землю, свиней и телят они не могли закопать. Я и сейчас вижу во сне, как стада русских свиней идут, чтобы растоптать меня. Я лежу, а они подходят, чтобы наступить на мое горло. Именно на горло, потому что именно в этой части моего тела застревали огромные куски свинины. Жареной свинины, варенной в котле, замоченной в солевом растворе.
Отвернись от меня, не целуй руку в которой держала золотую кукушку ходила в москву, видела красную площадь и царь-пушку а теперь без ног лежу в пустой комнате, где влажно, душно все мои жемчужины из горла вырвали, вынули изо рта прошлась по мне орда так, словно во влагалище вложили оголенные электрические провода. ----- Какое слово нужно повторить сто раз чтобы сиянье увидеть, золотую жизнь может ржанье меня туда приведет, птичий свист я ведь все смогу, я артист, хитрый лис со своей судьбой играю в вист. ----- Закончился роман военно-полевой я не офелия и не плейбой вынесу любой плевок с яростью брошусь в бой прихлопну целое войско одной рукой нелегко вспоминать о любви в блиндаже это все слишком хрупко, как яйца фаберже. ----- Попробуй достучаться до софьи, попробуй ее позвать покажется ли она, откроет ли тебе глаза забудет ли она своих сестер, оставит ли небеса она ничего не забыла в твоих руках, в этой стране кроме платья, кроме золотого перстня, кроме детей а там можно лечь в облако, как в постель можно тело своё снять, не выдёргивая пуговиц из петель там можно обнять свою тень. ----- Стучи стучи в мою дверь, не открою тебе хоть будь ты сорока цветков во лбу буду любовь свою носить во рту, как рыба икру буду играть сам с собой в злую игру вижу только праздник впереди, розовую мишуру. ----- От одного твоего взгляда наш рай взорвался на седьмое небо взвился что могло в голове твоей зародиться как могли демоны в твое сердце ворваться. ----- Марина куда-то идет, тянет за собой холодные пальцы прикладывает ко лбу пересчитывает, листает, бубнит: грустными были похороны бобо до сих пор сердце ноет, кровит. ----- Колокольчик необъявленной войны звонит, вторгается в мои сны оборачивается кровавым цветком занозой, крутым кипятком. М а р и н а. Я боюсь, что все это обернется против меня. И так все считают меня падшей, подлой женщиной. А тут такая непонятная авантюра. И ты хочешь втянуть меня в нее. ...о н. Я же не заставляю тебя его убивать. Тебе надо будет просто позвонить по телефону и прочитать то, что я напишу тебе на бумажке. Ты все прочитаешь и повесишь трубку. Он даже не запомнит твой голос и никогда не увидит твоего лица. М а р и н а. А вдруг меня будет мучать совесть. К тому же я просто боюсь. Я очень пугливая. Я в детстве пугалась каждого шороха. Мне мама всегда говорила, что я трусиха, что я некрасивая и у меня нет талии. У других девушек талия была, а у меня никогда не было. ... о н. Надо побороть свои комплексы. Ты должна чувствовать себя свободной.
Черный дождь гулко лился калиостро дремал в карете покачиваясь и держа руку лоренцы дома была приготовлена домашняя встреча графу и на столе у него разгорались семь свечей. ----- Вы знаете о той пустоте, которой надо страшиться о той пустоте, которая находится во флаконе из которого вылили духи легкий запах остался, он возникает из ничего и невозможно не думать о том мире и невозможно, невозможно, невозможно. ----- Софья - нежное создание из берцовой кости лживое, неприветливое, едва прикрытое фиговым листом милая моя, выздоравливай и расти будем с тобой целоваться, когда вырастешь под бруклинским мостом будем целоваться на подвесном мосту ты - моя любимая жена я ощущаю язык твой во рту нежная кожа моя обуглена, обожжена. ----- В одиночестве, меж деревьев ты гуляла остановилась и поняла - невыносимо устала нужно усталость стряхнуть, выплюнуть, растоптать пусть называют падшим ангелом, блядью расстегни верхнюю пуговку, сорви цветок и приколи, чуть оцарапав палец, к своему черному платью. ----- В жизни я видела очень много птиц я стояла на месте и смотрела в небо птицы пролетали мимо и я запоминала их причисляя в свою коллекцию но меня мучил вопрос: где они умирают? в своей прошлой жизни я была ведьмой и почему-то смерть птиц мне была безразлична. ----- Настала ночь. Он входит и садится сто манекенов рядом в платьях из ситца тени мертвецов, жервы садиста кукольная планета, местный освенцим гнутся в руках бритвы, острые спицы успокоилась, умерла марина, капает кровь с мизинца уснула, занятая подсчетом фрикций софья, у нас с тобой на двоих вся эта планета и французские духи из твоего флакона была полной бутылка - осталась половина не горюй, сошьем тебе платье белое из мела, из глины. ----- Я разум свой потеряла словно брошку и помчалась по улицам, словно медная пуля, словно дикая злобная кошка. Когда Наполеон подходил к Москве, я решила, как и многие, помогать нашей армии. Меня пригласили к себе девушки, делающие из льняного полотна бинты. За работой я думала о том, что эти бинты предназначены для воинов, которые в этот момент здоровы. И что, возможно, делая эти бинты, мы предвосхищаем их ранения. И мне было не по себе.
Что ни строка - пробел и многоточье что ни мужчина - новая тетрадь привычкой стало - тихо умирать ведь жизнь с тобой совсем не август в сочи. ----- Софья софья, посмотри - ведь это волга! Я устала, мы едем очень долго я уже прочла всего уайльда всё поля-поля-вода и нет асфальта. ----- Мимо черной аптеки, огромных стеклянных витрин мимо гор, деревень, деревянных ветрил птица летит. Где ее теперь отыскать? внутри раковины, которую не раскрыть, не расколоть. ----- Сто лет назад была у меня подруга любила читать письма ван гога она, как и следовало ожидать, кончила плохо ослепла, облысела, обезумела и оглохла. ----- Из окна моего не видно ни петербурга, ни москвы ни голубого дуная, ни оби, ни двины вглядываюсь, поднимаюсь на цыпочки: не видны. ----- В больной голове каких только не найти мыслей подходит, вынимает кошелек злой мистер утром просыпаешься, думаешь о мести и все забываешь, к тому располагает местность и покатилось кольцо, золотое колечко черное платье изорвалось в клочья ранка зарастает блестящей корочкой вспоминаю - не могу вспомнить свою кличку. ----- Между садом и адом какой заповедник цветет между правой и левой рукой какое скрывается чудо и такое блаженство, такой изливается мед, что понимаешь: как близко до вооруженного бунта и уже накрывает меня петербуржский изорванный край и немного теплеет, к лицу подступает февраль и покачивается, занятый этой игрой. не думала, когда садилась в поезд не думала, не плакала, смеялась а если б думала: остановилась домой вернулась, спать легла но в сердце впилась горячая коньячная игла поезд был реален, я катилась по направленью к ряженой москве мой маленький вагон, мой наутилус ищи в аду на самом черном дне через стекло я говорила с сержем а он не слыша ангельски сиял меня тошнило от свежести железнодорожных грязных одеял (ты впрочем тоже никогда не слышала меня виня, пытая и пиля я умерла - не вынесла огня дай бог мне алкоголя алкоголя я стала призрачней ноля что пустоте такой - ни радости, ни боли) поезд тронулся и сотни мертвецов за ним бежали по перрону а мы сражались, мы держали оборону потом не помню никого: был костя с коньяком с безвольным ватным кулаком и я была, а поезд ехал ехал был рома с тайной, с блядским огоньком на верхней полке, надо мною, сверху и был обколотый обкуренный гарсон порнозвезда вагона-ресторана а я уже плыла, вплывала в сон и не могла добраться до стоп-крана и костя крал пластмассовый цветок он крал стакан, бутылку арарата его накрашенный кошачий коготок мне грезился как высшая награда (все проще: я ждала разврата) но я узнала: все храпят во сне и даже мертвецы во сне храпят до рассвета - блики станций на стене георгиу-деж, рязань и голубки мне интересно - я храплю во сне? как мужики ................................ москва мне - павелецкий и казанский потом метро, разгул кабацкий а я одна и ямы под ногами и хочется домой к любовникам и маме здесь проще быть невестой, проституткой больным цветком, завядшей незабудкой такою нереальной, бестелесной стоять с котомкою на площади смоленской и вот стою у стокманских витрин а за спиной роман и константин а в голове роман, роман с романом шевелится преступным тараканом давно усвоила: любовь моя преступна я черечур доверчива, доступна навязчива, что всем вокруг противно за это все я кровью заплатила с такими мыслями и болью в голове я видела в гостиничном окне развалы мида и кремля падение российского рубля макдональдс и промозглую тверскую реку-москву бездонно голубую еще я видела себя: внутри, снаружи стояла голая без платья и без кожи жалела: свои глаза и уши души осколки, грим, что смыла в душе и поняла: мне надо быть попроще (это стояние у окна, на краю пропасти, обозначенной как четырнадцатый этаж гостиницы, привело меня к парадоксальной мысли, что написанный мной за ночь пролог истории моего путешествия неминуемо должен плавно перерасти в эпилог. Самой истории не существовало. Просто ее отсутствие обросло личными мифами, которые были реализованы гораздо позже, на другой территории и не имели право на их описание, так как не имели ничего общего с реальностью. То, что было на самом деле: сомнамбулическое хождение по улицам Москвы и за ее топографическими пределами. Немного холода и печали, всего того, что не ассоцируется у нормального туриста с красавицей-Москвой, потому что именно в ней им уютно, весело и беспечно...) когда бы поезда ходили в моем сердце когда бы ездили по мне я б плакала, слезами умывалась не как анна это "что-то из толстого" и уильямс здесь ни при чем просто это в русской душе в "русской", имея в виду эту обманную территорию на которой поезда в самом сердце искры из-под колес обрывки жизни Истерия солдата
Собрала словно в космос Уходил - пила горстями таблетки, плакала, не вставала с табуретки послушай послушай может останешься со мной никуда не поедешь заведем ребенка деньги есть - в тайном месте спрятана золотая коронка А уедешь: будет в моем сердце кровоточить ранка Стану, как все - продавщицей или воровкой А так - принесешь с войны только пулю в сердце Без глаз придешь, не сможешь увидеть солнце Подожди хотя бы денек - до нашей свадьбы Для кого шила кружевное платье Сто дней обметывала, вышивала Хочешь, пойду за тобой - медсестрой, кашеваром Над головой буду облаком лететь нежным, нетварным Еда, сто рублей, теплые вещи
Заботы, подготовка к разным делам Враги снятся, вся их извращенная честь Я все это предчувствовал, складывал по частям И безумная бледная лошадь, шагающая по телам Видел как восходят мертвые из ям с деревянными куклами идут в призрачный фантошей Спасется ли кто, отвечайте, сможет ли кто действие продолжать Научится ли кто мертвым не лежать Уходить и в руках только себя удерживать - не держать
не может ее обогнать Ветер пытается помочь, все без толку. Успею ли каждую буковку его понюхать, поцеловать Летит пуля впереди письма, впереди пули - моя голова Впереди головы - целый отряд бесов, пришедших со мной воевать Мое сердце как чечевичное зерно расколото, как предатель висит
Хотят крови моей, смерти моей хотят Я же ласковый. Ты помнишь. Помнишь меня. Ты в окопе мне руку целовал, целовал висок. А тут эти гады идут. К стеночке меня, ножик в грудь. Я же не ангел. Меня нельзя убить. Никто меня не лелеет, не хранит. Вот умру, буду приходить по ночам: Здравствуй, товарищ, любишь мертвецов? А когда петухи закричат, стану крестиком, упаду на грудь. Помолись за меня. Записочку напиши, отнеси к попу. Целый полк солдат убили убили. В землю закопали Не найти братскую могилку, нигде не отыскать И меня убьют. По ночам заглядывают в окно Ногтями скребут , подкидываю бумажные цветы А как же любовь моя. Тоже умрет. Ведь любовь моя такая. Ей нельзя умереть. Меня убейте. А любовь мою не трогайте.
Я бы сгорел, если б умел сгорать Можно солгать, можно солгать во время молчания, тишины Можно уподобиться ангелу или сове По ночам летать, убивать и на рассвете стелить постель Но что-то страшное происходит в моих теле и голове
Я их сбриваю, складываю - не сжигаю Главное верить, заклинанья повторять, повторять Главное все себе рельефно представлять Людей пугать, но не стрелять
скорей приходи, я приготовила сахар и соль Мои пальцы сломаны м я делаю то, что нравится мне Еще она приготовила ранки и слюнки. Я их вижу Они замурованы в стекле Это все бессмысленные глупости, суета Обворованные дети, ангелы без глаз Я увядаю, засыхаю. Чувствуете - внутри моего тела пустота, водяные пары, сернистый газ
И если бы все задачи решались, то не было бы проблем И только пуля знает, что делать с солдатом между завтраком и обедом, атакой и отступлением, поражение и победой Это опасный трюк, смертельное сальто: пролететь между орденом и ребром перед объективом фотоаппарата
Я и сам не раз это делал с другими Я так же закатывал глаза, кричал, когда меня любили
Даже не вскрикнула, не открыла рта Вся ее жизнь была у нее в руках Она больше не вернется сюда Мгновенье до смерти шептала своему палачу: опоздайте, прошу вас на час, я заплачу, я отдам вам жемчужину в золоте, тело свое в мехах, я отдам всю свою жизнь, изложенную в стихах, задержитесь на час, закружитесь в домашних делах. Кто слышал эти слова, понимал. Что не умеет легко дышать тот, у кого в голове война может только свинец и порох в руках удерживать - не держать
Умоляю. Расчешите волосы мои Спойте колыбельную, чтобы не звенело в ушах ледяное слово "пли"
Я ведь тоже мертвый, у меня тоже кусок свинца в груди
Бояться солнца, ходить по ночам с бледным лицом Пить как воду чужую кровь есть чужое мясо как бараний плов Я хочу чтоб меня положили в гроб уйти под землю как крот чтоб не коснулись человеческой плоти мои зубы, мой рот
Так много крови у этой войны ты уже голоден - тебе не скрыть выделенье слюны Вставай, сорви ненужные бинты забудь лекарства, таблетки аспирина Ты сможешь идти - стоит лишь захотеть исписанным листком упасть, сгореть в последний день зимы и карантина
Потом все просто: сесть ночью в самолет улететь в Нью-Йорк, Берлин, Амстердам, чтоб найти красавца на обед. Зомби трудно быть первые сто лет. Зомби трудно первые сто лет. Александр Анашевич родился в 1971 г. Живет в Воронеже. Работает журналистом. Пишет стихи и пьесы. Публиковался в альманахах "Вавилон" и "Черновик" (стихи), "РИСК" (пьеса), "Митином журнале", газетах "Гуманитарный фонд" и "ГФ - Новая литературная газета" и др. Книги стихотворений: "Столько ловушек" (М., АРГО-РИСК, 1997), "Сигналы Сирены" (СПб., "Borey-Art-Center", 1999, шорт-лист литературной премии Андрея Белого за 1999 г.), совместно с Еленой Фанайловой - "Театральный роман (сказки и истории)" (М., ЛИА Р.Элинина, 1999). Тексты в Сети: на "Вавилоне" и на сайте современного искусства Пензы. |
 |
 |