О.М.
И ДРУГИЕ ОБИТАТЕЛИ НЕСУЩЕСТВУЮЩИХ МИРОВ

        Речь пойдет о произведениях некоторых писателей, в которых:

• говорится об обманности окружающего мира,
• выражаются сомнения либо в его существовании, либо в его праве окружать нас,
• делается вывод о превосходстве внутреннего мира над внешним.

        Конкретно, мы имеем в виду различные произведения Осипа Мандельштама, Владимира Набокова, Виктора Пелевина, а также один рассказ Михаила Веллера.

• Осип Мандельштам. Его стихи знамениты тем, что описывают чаще не то, что герой делает или может сделать, но то, что герой НЕ может сделать (сходить на такую-то пьесу, попробовать такое-то вино, встретиться с таким-то человеком). Любой литературовед с "Радио Свобода" объяснит вам, что такое настроение появляется у Мандельштама потому, что он жил в начале советского времени и жестоко столкнулся с тем, что ему могут не разрешить съездить в Париж (чтобы сходить в театр) или в Италию (чтобы расслабиться и попить вина). Однако иногда неспособность героя Мандельштама сделать что-нибудь не является следствием декретов советской власти, - например, когда она определяется его физической немощью или тем, что несколько веков отделяет живущего в двадцатом веке героя от того, с чем он хотел бы соединиться. В любом случае, когда герой не может осуществить что-нибудь, он игнорирует окружающий мир и углубляется в себя, мысленно переживая те приятные впечатления, которые ему не удается пережить в действительности. Как правило, эти воображаемые недоступные приятные впечатления связаны с наслаждением европейской культурой.
• Владимир Набоков. Как мы ожидаем от человека, взросление которого проходило в Европе 1920-х годов, для Набокова типично, что его герои считают мир лишь декорацией. Как зритель в театре постоянно подозревает, что золотая корона короля не изготовлена из настоящего золота, а просто раскрашена так, что из зрительного зала она кажется золотой - точно так же и герой Набокова никогда не уверен, что окружающие его предметы и явления именно таковы, какими они ему представляются. Герой Набокова кажется себе маленьким существом (вроде морской свинки) среди марионеток и декораций кукольного театра, и иногда он утверждает, что в момент смены декораций заметил за ними огромную руку кукловода (пуппенмейстера, как выражается Набоков, или Карабаса-Барабаса, если воспользоваться ставшим нарицательным именем из повести "Буратино"). Мир Набокова очень похож на мир фильма "Truman Show" (что можно перевести как "Сериал о настоящем человеке"), за исключением мелких деталей, типа огромности и "волшебности" демиурга-кукловода. Герой Набокова освобождается от власти кукловода, уходя в культуру. Например, Лужин, полностью погрузившись в мир шахмат, меняет этим законы геометрии и времени в окружающем его мире. Другие герои исчезают из мира (хотя их нетелесное присутствие продолжает ощущаться), отправившись в далекое путешествие, в которое их позвала какая-нибудь их мечта или страсть. Наконец, некоторые герои погружаются в многоязыковую паневропейскую игру в бисер, и таким образом уходят от окружающего мира. В любом случае, герой добивается того, что мир, в котором живет лично он, не похож на тот мир, который для него придумал Карабас-Барабас.
• Михаил Веллер (рассказ "Хочу в Париж"). Действие рассказа происходит в России в 1950-х-1970-х годах. В течение нескольких десятилетий герой мечтает съездить в Париж, и наконец едет туда в составе туристической группы. Через несколько дней он понимает, что Париж, в который их привезли, находится в России и является всего лишь набором декораций (фасады зданий и т.п.), среди которых ходят русские актеры, одетые по-иностранному и говорящие по-французски. Рассказчик поясняет нам, что туристическую группу не повезли в настоящий Париж не потому, что советская власть не хочет пускать туда советских туристов, а потому, что настоящего Парижа не существует. Всё относящееся к Парижу - язык, литература, песни, кино, и т.д. - является грандиозной мистификацией. Словно советское государство, в стиле Конфуция, заботится о том, чтобы его гражданам не было скучно, и с этой целью придумало для них образ непревзойденно романтического города, о котором можно мечтать (и в который даже можно съездить!), когда каждодневная жизнь надоедает сверх меры.
• Виктор Пелевин. Отношение героев Пелевина к окружающему миру достаточно определенно: это иллюзия. Окружающие люди реальны, хотя, конечно, "на самом деле" они совсем не такие, какими они нам представляются в обыденной жизни. Все остальные предметы и явления существуют лишь постольку, поскольку их воображает какой-нибудь человек. Такова простая правда мира, в котором живут герои Пелевина. К сожалению, воображаемый окружающий мир очень убедителен, и легко забыть о том, что это всего лишь иллюзия. Герои Пелевина тратят годы воображаемого времени на то, чтобы вырваться из морока воображаемого окружающего мира.

        Меня, в основном, интересует различие методов, которыми освобождаются от власти окружающего мира герои Набокова, с одной стороны, и Пелевина, с другой стороны. Вообразим, что каждый из этих двух авторов написал для своих героев инструкцию по освобождению. Тогда эти две инструкции выглядели бы примерно так:

• Набоков. Освобождение возможно. Хорошо образованные люди могут освободиться, уйдя в игру в бисер. Менее образованные люди могут освободиться с помощью сильной мечты, несовместимой с буднями окружающего мира. Оба эти способа предполагают УХОД В ОБРАЗЫ - замыкание всех своих чувств и мыслей на произвольные культурные образы или специфически на образы, связанные с мечтой. (Например, можно мечтать вернуться в детство, погружаясь в его образы. Полное возвращение к своему детскому состоянию включает уничтожение того исходного состояния себя, в котором хочется вернуться в детство, а также уничтожение того мира, посреди которого это желание зародилось.) Постоянное замыкание чувств и мыслей на образы расшатывает связь человека с окружающим миром и, фактически, расшатывает сам этот окружающий мир, пока человек не оказывается в совершенно другом мире - том, который он сам создал.
• Пелевин. Освобождение возможно. С этой целью нужно УЙТИ ОТ ОБРАЗОВ - поскольку окружающий мир есть не что иное, как сумасшедший фейерверк образов, созданных воображением многочисленных людей. Как только хоть одну секунду герой может не мыслить образами, он оказывается в подлинном мире. Под образами следует понимать разные слова и то, что они означают (например, образ России), воображаемые ситуации и сцены (например, образ скандала в благородном семействе), воображаемые картины и звуки (например, образ девушки с персиками или образ лая собаки), воображаемые диаграммы и метафизические понятия (например, образ тетраэдра или образ справедливости).

        Как можно хоть на секунду избавиться от образов? Ну, например, так.

        Сейчас вы, вероятно, сидите. А можете встать. А можете поднять одну ногу и стоять на другой ноге. А можете встать на голову и стоять на голове и руках. А если шея достаточно сильная, то можно пару секунд простоять и на одной голове. В любом случае, вы опираетесь на какую-нибудь часть тела - гравитация заставляет. Но ведь можно подпрыгнуть - и какое-то мгновение ни на что не опираться! Конечно, потом вы приземляетесь на ноги (или на какую-нибудь другую часть тела), но во время прыжка можно успеть ощутить полет, отсутствие опоры. Так же можно поступить и с образами. Вот я сижу, и мысли плавно перетекают от одного образа к другому:Пелевин - Чапаев и Пустота - река Урал - река - костер на берегу - лес - небо над лесом... На самом деле, между любыми двумя перетекающими одна в другую образными мыслями есть прыжок - коротенький интервал без образов. Между мыслью о костре и следующей за ней мыслью о лесе, например. Попробуйте ощутить этот интервал, который наличествует между каждыми двумя мыслями об образах. Когда вы начнете отчетливо ощущать этот интервал при каждом скачке от одной образной мысли к другой, попробуйте продлить это ощущение таким образом. Предположим, ваш ум закончил думать об образе А и находится в состоянии прыжка к образу Б. Вы позволяете ему допрыгнуть почти до образа Б и, когда чувствуете, что вот-вот начнете думать о Б, сворачиваете в сторону, словно бы прыгая к следующему образу, не доходя до Б. Конечно, этот новый прыжок тоже не бесконечен: он ведет вас еще к какому-то третьему образу В. Опять, не доходя до В, сворачиваете в сторону, и так далее. Это позволит вам несколько секунд не думать образами.

        Что это дает - не думать образами?

        Когда человек учится читать, он читает вслух, потом начинает читать про себя, потому что скорость чтения становится такой высокой, что язык не успевает произносить прочитанное. Человек прекращает читать вслух, потому что понимает, что произнесение того, что он читает, снижает скорость его чтения. Другой пример: когда ребенок хочет самостоятельно подумать о чем-нибудь, ему легче сделать это, если он может представить ситуацию, о которой он думает, с помощью своих игрушек или любых подручных предметов. Когда он взрослеет, он вдруг понимает, что уже может думать внутри себя, без помощи предметов. При этом мысли, не связанные наружными моделями, оказываются более гибкими и мощными. То же самое верно и в отношении мышления образами. Когда вы учились думать, образы были полезны; сейчас ваше мышление только выиграет, если вы будете думать без них.

        Собственно, культура и состоит из образов в их взаимосвязи. Значит, автор предлагает отказаться от культуры?

        Нет. Я продолжу автодорожную метафору, возникшую несколькими строками выше. Предположим, я еду из города А в город Я, и посередине между А и Б находится город М. Дороги, как известно, строятся от одного города к другому, так что я, конечно, воспользуюсь дорогой от А до М и дорогой от М до Я. Однако я потрачу меньше времени на дорогу, если не буду заезжать в город М, а объеду его по окружной дороге. Я не отвергаю город М - пусть он стоит там, где он есть, поскольку благодаря этому существуют дороги от А до М и от М до Я. Но он не нужен мне как город, и я не собираюсь колесить по его улицам - я хочу просто быстренько проскочить мимо него по моей дороге из А в Я. То же соображение применимо и к образам, составляющим культуру. Наша мысль будет продолжать использовать дороги между образами, выстроенные культурой, но не будет застревать в пробках и патрулях каждого образа.

        Является ли мышление без образов следующим, высшим уровнем по сравнению с культурой?

        Да, является. Вы можете мне не поверить, сказав, что всё, что человек делает - это по определению есть именно культура, значит, и то, о чем я вам сейчас рассказываю - это тоже культура. Не совсем. Давайте отступим на шаг назад от культуры. Всё, что совершает человек в своей жизни - это физические действия, но некоторые из них наполнены культурным (образным, символическим) содержанием и поэтому относятся к области культуры. Например, физическое прикосновение губами на культурном уровне является поцелуем и несет культурное содержание - уважение, любовь, и т.д. Физическое шевеление губами и руками оказывается на культурном уровне чтением стихов. Физическое шевеление правой рукой - рисованием картины. Кусок бетона оказывается статуей, а грязный клочок бумаги - черновиком теоремы или банковским чеком, и т.д. Таким образом, культура опирается на физический мир и не существует никак иначе, кроме как в своих проявлениях в физическом мире. Эти физические феномены, составляющие проявления культуры, сами по себе грубы, низки, примитивны, но подготовленный - культурный - человек может осмыслить их на более высоком - культурном - уровне. То же можно сказать и о мышлении без образов: оно опирается на культуру и состоит из культурных феноменов (а те, в свою очередь, опираются на физический мир). Например, сейчас я пытался рассказать вам о мышлении без образов. Физически это состояло в постукивании разных мест на клавиатуре в течение трех часов. На культурном уровне это включало придумывание многочисленных образов, с помощью которых я пытался передать вам свои мысли, а также придумывание лучшей формы изложения этих образов. На следующем, более высоком, третьем уровне - я думал мысли, несводимые к культурным образам. Хотя эти мысли нельзя СВЕСТИ к образам, я ВЫРАЗИЛ их в этом эссе через образы. Эти культурные образы нельзя СВЕСТИ к физическим феноменам, но их можно ВЫРАЗИТЬ через физические феномены - через вот эти черные геометрические фигурки букв, которые умеющий читать человек толкует на культурном уровне. Я хочу, чтобы вы постарались увидеть не только культурный уровень в этих буквах, но и следующий, надкультурный уровень в тех образах, о которых поведали вам эти буквы.

        P.S. Да, так насчет наших баранов. Оказывается, то освобождение, которое предлагает своим героям Пелевин, есть освобождение более высокого уровня, чем то, которое предлагает своим героям Набоков. Набоков советует героям подняться только до второго уровня - уровня культуры, тогда как Пелевин рекомендует третий уровень - уровень мышления без образов. Так что герои Пелевина приобретают больше. Теряют ли они что-нибудь от этого? Нет, конечно, и вот почему. Мы сказали, что культура играет с предметами физического мира (так свободный от физического мира Мандельштам играет с ним, называя свою книгу "Камень"). Мышление без образов может играть и с предметами физического мира, и с культурой. Даже самые освободившиеся герои Пелевина, несмотря на свою свободу, и даже именно благодаря ей, с наслаждением пользуются и культурой, и физическим миром. Конечно, нельзя быть уверенным в окончательности и абсолютности освобождения по Пелевину. (Если можно придумать следующий уровень над культурой, то, может быть, через десять тысяч лет человечество придумает следующий, более высокий уровень над этим уровнем.)