Шелест одежды несется с проезжей части.
На уровне воды глаза́, а ресницы полуприкрыты.
Сегодня у обочины веером шоколадки,
Красивые зонтики, дрянной матерьял.
Метро опрокинуло вечернюю рюмку,
Порция людей пошла в переход.
Над закрылками бегущих легчайший холодок.
Кажется: момент – и что-то случится.
(Момент – это подошедший молодой мент.)

А мимо спешат подземные жители
По своей ежедневной гранитной коммуналке.
Печатное слово, кожа, игрушки,
Молдавия, Украина, Белуджистан.
Дорогое белье на глянцевой бумаге,
Большие веники подмосковных роз.
Пуштуны продают кошельки-перчатки.
Отдан ресницам целый этаж.
А сверху большой и бронзовый Пушкин.
(Саша сверху, Оксана снизу.)

Оксана и Пушкин. И менты. И цветы. И пуштуны.
Письмо, опрокинутое в щелку между городами.
На полочке между двумя городами сидит подземная продавщица.
Метро! Метро! Никакого вокзала!
Татары-носильщики встречают поезда на вокзалах,
Хватают за руку зеленые вагоны.
Но эти поезда идут не к тебе, а мимо.
О зеркальце заднего вида, зеркальце бокового вида!
Люди поворачивают из правого ряда через сплошную полосу,
Катятся мимо – люди в шубах, люди в пальто и люди в плащах,
Люди в толстых и тонких колготках, льняных и кожаных пиджаках.
(Время года сменилось, несут зонты.)

Если смотреть только на ноги, видишь, как сапоги подрастают,
Потом стираются каблуки, удлиняются носы, лодочки становятся фелюгами.
Если смотреть на головы, лысины закрываются шерстью, мехом, потом
Опять парусиной, а если мокрые волосы – значит, весна или осень
Или кому-то вдруг захотелось мокрых волос.
Глаза бывают тоже по погоде, в теплых зимних и тонких летних очках.
Руки бывают в перчатках – замша, лайка, бывают красные от мороза.
Ногти короткие, длинные, с наклейками и с черной каймой.
Сумочки белые, черные, на коротких и длинных ремнях, на подкладке.
Бывает у лиц такой особый оттенок, что сразу видно, на каком человек живет этаже.
Что он замыслил делать осенью, летом, когда у него зарплата, куда он ее понесет,
Видит ли перед собою в воде пластинки китового уса
Или проходит сквозь них, как Орфей
В исполнении Жана Маре через зеркало проходил,
Или останется, как Иона, во чреве кита.
(В этом эпизоде Иона играл себя самого.)