3 августа 2006 года, купаясь в очень холодном озере в горах Словении, от сердечного приступа внезапно умер известный ученый, доктор филологических наук Максим Ильич Шапир. Через три недели ему должно было исполниться 44 года.
        Он много успел сделать для своих лет. Автор около 200 научных работ, он ушел в расцвете таланта и творческой зрелости. Сфера его научных интересов была на редкость широка: теория и история русского стиха, теория и история русского поэтического языка, текстология, общая семиотика, история русского литературного языка, история литературы.
        Все его работы – от крохотных энциклопедических статей до увесистых монографий – поражали своей фундаментальностью и выверенностью каждого слова. Талант теоретика удивительно органично сочетался в нем с талантом ученого-эмпирика. Масштабом своего дарования он напоминал классиков отечественной филологии ушедшего века: Винокура, Тынянова, Якобсона, Ярхо. Они были его героями, персонажами его исследований. Он мыслил себя продолжателем и завершителем их традиции. Любой другой выглядел бы в этой роли самозванцем. Он – нет.
        С ранних студенческих лет он был захвачен идеей филологии как строгой науки и своим неустанным, беспощадным к себе трудом доказывал возможность ее реализации.
        Упорно осуществляя свой идеал, торопясь и боясь не успеть, он прекрасно понимал свою обреченность. Грядущее неминуемое уничтожение институций академической науки, с одной стороны, легковесные увлечения интеллектуальной моды – с другой не оставляли ему, с его верностью традиционным культурным формам, шансов на выживание. Незадолго до смерти он устало, уже почти равнодушно, даже без горечи, процитировал Мандельштама: "Европа без филологии – даже не Америка; это – цивилизованная Сахара, проклятая Богом, мерзость запустения".
        Можно возразить: ну и что? В конце концов смерть филологии вовсе не означает конца мышления. Будем утешаться философией. В отличие от филологии, философия может существовать и вне традиционных форм и институтов.
        Неверно думать, что он этого не понимал. Он многое понимал, хотя бы потому, что понимание – сущность филологии, а он был филологом редкостной одаренности, такой, что у одних вызывает слезы восхищения, у других – зависти. Он не хотел этого знать.
        Совсем недавно ушли от нас великие филологи Гаспаров и Топоров, практически закрыв эпоху. Он принадлежал к следующему поколению, но продержался после них недолго.
        Максиму Ильичу Шапиру досталась тяжелая смерть. Потому что век умер раньше него.