Декабрь 1997

ХРОНИКА


1.12. Авторник

    В цикле "Редкий гость" выступал петербургский поэт и эссеист Александр Скидан. Программу открыли стихи начала 90-х гг. (из книги "Delirium"), а завершила поэзия последних лет, составившая имеющий вскоре выйти сборник "В повторном чтении". Свойственное стихам Скидана органичное сочетание ультрасовременного материала и подчас архаичной лексики, постмодернистского сквозного интертекста и неподдельной лирической патетики сближает их с ветвью петербургской поэзии, связанной с именами Елены Шварц и Дмитрия Волчека. Эссеистику, для которой характерна исключительная плотность, насыщенность образами, сложный языковой строй, Скидан читать не рискнул, опустив даже последнюю - прозаическую - часть поэмы "Персинг нижней губы". Лишь медианой программы послужило небольшое эссе Скидана, в котором, с апелляцией к примерам Бодлера и обериутов, акцентировалась необходимость отчаянного сопротивления окостеневанию поэзии, превращению ее в рутинное словоговорение ("Поэзия должна рождаться из неприятия поэзии," - сказал Скидан, комментируя свою позицию). Эта тема была продолжена в завершившей вечер беседе с участием Ивана Ахметьева, Елены Фанайловой, Юрия Лейдермана, Ольги Зондберг и др. Скидан, в частности, охарактеризовал свою поэтическую стратегию как стремление к полилогу внутри каждого стихотворного текста. Сходными мотивами мотивировал он свои "антипетербургские" настроения, противопоставив московской кипящей жизни (и в литературе, и в архитектуре, и вообще) питерскую мертвенную застылость (в частности, посетовав на неуслышанность ряда ведущих, с его точки зрения, голосов питерской поэзии, - Евгения Вензеля, Владимира Эрля и др.). Скидан высказался резко критически по поводу бытующих в российской литературе и критике представлений о постмодернизме, оценив их как основанные на невежестве (отчасти в связи с непереведенностью на русский язык ряда важнейших для понимания этой проблематики работ - в частности, полного текста книги Сартра "Бытие и Ничто"). В одной из реплик Лейдермана была тонко отрефлектирована особенность эссеистики Скидана и ряда других авторов, в которой имеет место дискурсивная вилка: высокоэстетизированная форма подачи делает практически невозможной полемику с содержащимися в тексте идеологическими построениями.



2.12. Ахматовский культурный центр

    Вечер трех поэтов открыл кратким вступительным словом Дмитрий Кузьмин, отметивший, что выступающих авторов связывает с именем Ахматовой отталкивание от стереотипа "женской поэзии"; эту тема продолжила Елена Фанайлова (к редкому приезду которой из Воронежа и был приурочен вечер), проведя параллель между "серебряным веком" и настоящим временем (то и другое, по ее словам, - эпохи "политического безумия и "дурно пахнущих мертвых слов"") и сославшись на Ахматову как на образец корректного литературного поведения в непростой социокультурной ситуации. Затем пришла очередь стихов. Мария Максимова представила, помимо старых текстов (из книги "Уроки риторики"), новый цикл "Голос и звук", Вероника Боде - также новый цикл "Американские стихи" (а также работы из ранее вышедших книги "Для света и снега" и "Музыка и бумага"), наконец, сама Фанайлова - несколько уже сравнительно давних стихотворений из книги "Путешествие" (в том числе большой текст "Стихи к Марии С.", посвященный Иосифу Бродскому). В завершение Фанайлова прочитала одно стихотворение киевского автора Марины Доля.



3.12. Музей Марины Цветаевой

    Вечер поэта Глеба Шульпякова. Ввиду болезни протежирующего Шульпякову Евгения Рейна вела вечер сотрудник Музея Галина Данильева, завершившая его словами: "Вы, конечно, очень любите и знаете Иосифа Бродского, но мне кажется, что он Вас тоже очень любит". Вторую часть высказывания комментировать как-то неловко, к первой же трудно что-либо добавить. Помимо собственных стихов Шульпяков читал также переводы с английского: из Уистана Одена (наводившие бы на размышления о том, как переводить Одена на русский после во многом следующего ему Бродского, если бы собственные стихи Шульпякова не наводили на более радикальные мысли), Стивена Спендера (один перевод, но зато как будто довольно удачный) и Нобелевского лауреата-96 Виславы Шимборской, которая, вообще говоря, пишет по-польски. Практика перевода польской поэзии с английского языка, по-видимому, кажется Шульпякову вполне нормальной - во всяком случае, на прямой вопрос он ответил, что собирается напечатать эти переводы в журнале "Новая Юность" (где сам же и заведует поэзией).



4.12. Галерея "Spider & Mouse"

    Совместная акция Светы Литвак, Николая Байтова и Игоря Бурихина. Бурихину принадлежало прежде всего пространство, созданное его выставкой "Параллельный универсум", в которой характерно бурихинский прием вписывания рисунка (часто зооморфного) в географическую карту сочетался с забавными работами из апельсиновой и банановой кожуры; сверх того Бурихин прочел несколько стихотворений разных лет, квалифицировав их как некрологи (один, в частности, был посвящен Евгения Хорвату, - впрочем, написанный еще при жизни последнего). В диалоге-перформансе Байтова и Литвак значительное место занимали опыты с техникой ready-made: Байтов читал свой текст "КЧЖД", составленный из чередующихся фрагментов романа Андрея Платонова "Чевенгур" и стенограммы заседания какого-то управляющего органа КВЖД; с этими двумя переплетенными речевыми потоками чередовались опять-таки два потока в выступлении Литвак - ее собственные стихи и небольшие фрагменты из "Тысячи и одной ночи". Таким образом, формировался четырехголосный метатекст, к которому Литвак посредством жестикуляции и перемещения по галерее присоединяла в качестве пятого голоса пространство выставки. Вечер завершил Игорь Иогансон, прочитавший ряд стихотворных миниатюр в жанре "телеги" под общим названием "Из удмуртского эпоса" (любопытно, что уже не у первого автора именно удмурты выступают в качестве архетипического загадочного народа с неведомой, но могущественной культурой).



8.12. Образ и мысль

    Вечер прозаиков Игоря Рябова и Светланы Богдановой его инициатор Эдуард Шульман открыл кратким экскурсом в историю клуба, завершившимся предложением о создании в его рамках особого "клуба рассказчиков", необходимого, по его мнению, для поддержания авторов, "отваживающихся" обращаться к этому, по мнению Шульмана, редкому и непопулярному в настоящее время жанру. Далее Богданова и Рябов по очереди читали рассказы, преимущественно из недавно вышедших книг - соответственно "Возможное начало" (М.: АРГО-РИСК, 1997) и "Эль" (М., 1997); вечер завершился чтением по голосам совместно написанной обоими авторами пьесы "Про зрение" (роль третьего персонажа и ремарки озвучивал Данила Давыдов).



8.12. Чистый Понедельник

    Открывая вечер поэта Алексея Алехина, куратор клуба Марина Тарасова высказалась по поводу судьбы верлибра в России, заявив, что "у нас верлибр приживался, как ананас на березе"; однако верлибры Алехина, по мнению Тарасовой, исключение из этого правила; особенно ей импонирует, что у Алехина много верлибров о любви. Алехин читал как собственно верлибрическую лирику - из старой книги "Вопреки предвещаниям птиц" и только что вышедшей "По воскресной Европе" (М.: Изд-во Русанова, 1997), - так и лирическую прозу-версэ, и объемные верлибрические тексты с сильным нарративным или описательным элементом, - одним словом, пограничные в том или ином отношении формы, вплоть до моностиха. Вопрос о границе между стихом и прозой в очередной раз стал предметом дискуссии с участием Генриха Сапгира (назвавшего, между прочим, Алехина последователем Владимира Бурича), Наталии Кузьминой, Александра Тимофеевского и др.; Алехин и Сапгир сделали также свой прогноз на развитие поэзии в ближайшем будущем, заявив, что в будущем столетии верлибр достигнет, наконец, равноправного положения среди практикуемых в русской поэзии систем стихосложения, да и значение малой лирической прозы будет возрастать.


8.12. Библио-Глобус

    Самой заметной фигурой на вечере шести поэтов стал ведущий Алексей Дидуров, произносивший длинные монологи на разные темы (в частности, сквозную идею - о том, что большинство современных авторов не интересуется ничем, кроме словесных аттракционов, - Дидуров прилагал и ко всем выступавшим; впрочем, прочитанные Дмитрием Воденниковым стихи последних двух лет, кажется, несколько поколебали его уверенность). Разновременные тексты читали Ольга Иванова (инициировавшая вечер и составившая его программу) и Юлия Скородумова; интерес вызвали опыты новой силлабики Дмитрия Полищука. Выступили также Григорий Петухов и Лев Болдов.



9.12. Эссе-клуб

    Марина Кудимова, выступившая в роли докладчика по теме заседания "Возможность вымысла", в самом начале оговорила свой отказ от общераспространенной терминологии современного гуманитарного знания; в силу этого отказа речь Кудимовой приобрела характер, который можно было бы назвать импрессионистическим, не просматривайся за ним явственная идеологическая (читай: религиозная) фундированность и, вопреки реверансам, откровенный обличительный пафос. Базовой тезой кудимовского выступления стала триада "замысел - вымысел - смысл" в соотнесении с типами текста: поэзия - проза - философия. Современная культура, с точки зрения Кудимовой, переживает кризис: в поэзии нет замысла, в прозе вымысла, в философии смысла. Аргументировать эти свои соображения Кудимова посчитала излишним. Дальнейший разговор усилиями Леонида Костюкова и Рустама Рахматуллина в значительной мере был возвращен к заявленной теме. Максим Борисов, Дмитрий Кузьмин и другие усомнились в правомерности неразрывной связки "проза - вымысел", констатировав, что нельзя редуцировать художественную прозу к романной форме, что в генезисе прозы присутствует хроника и т.п. Татьяна Милова отметила, что отход от канонической повествовательности объясняется имманентным искусству стремлением к экспансии, к охвату все новых областей и уровней действительности, языковых возможностей и т.д. В высказываниях Костюкова, Кузьмина и других выкристаллизовались три аспекта проблемы: писательский (из области психологии и социологии творчества: повышенное тяготение современного писателя к невымышленным персонажам и ситуациям...), читательский (психология и социология чтения: повышенный интерес к тем или иным разновидностям non-fiction) и текстуальный (изменения в структуре текста: ослабление фабулы, изменения в системе персонажей и т.д.); пожелание Костюкова истолковать эссе-клуб как цеховое объединение и в связи с этим сосредоточиться на обсуждении цеховых проблем (т.е. на первом из названных аспектов) встретило неоднозначную реакцию участников беседы. Сергеем Соколовским была затронута также проблема вымысла применительно к массовой литературе, быстро вынесенная за рамки диалога согласным мнением Костюкова и Кузьмина о принципиальной установке массовой литературе на воспроизведение схемы (и, в связи с этим, весьма незначительной роли в ней авторского вымысла). Линию разговора, изначально предложенную Кудимовой, в известной мере продолжили только Александр Самарцев и Людмила Вязмитинова, говорившие, хотя и по-разному, о сакральности искусства, о поэте как ретрансляторе Божественного замысла и т.п. Своеобразными вкраплениями в общее течение дискуссии стали устное эссе Юрия Годованца и миниакция Соколовского, прочитавшего в качестве образца литературы без вымысла подлинный (совершенно абсурдный) текст объявления, снятого им на улице с фонарного столба. В целом диспут, к сожалению, не продвинулся дальше уточнения вопросов, связанных с заглавной проблемой; впрочем, Рахматуллин и Костюков высказали желание вернуться к теме еще раз.



10.12. Литературный музей

    Вечер поэта Риммы Чернавиной. Звучали главным образом миниатюры (от моностихов до трехстиший), частью неопубликованные.



12.12. Георгиевский клуб

    Вечер поэта Сергея Завьялова (Петербург) Татьяна Михайловская открыла несколькими высказываниями Виктора Кривулина (из статьи в 27-м выпуске "Нового литературного обозрения"), в частности, характеризующими Завьялова как одного из пролагателей весьма важного для русской поэзии среднего пути между полюсами Иосифа Бродского и Геннадия Айги. Завьялов читал стихи в хронологической последовательности, начиная с первой половины 80-х (по книге "Оды и эподы"), иллюстрируя разные стадии своих поисков в области метрики и мелодики: полиметрический акцентный стих, античные твердые формы, тонический гексаметр, версэ и др. Завершили программу стихи из циклов "Эпиграфы" (с эпиграфами, размещенными, как и положено, после текстов и выступающими тем самым в функции итога, резюме) и "Хоры" (реконструкция семичастной композиции классической греческой оды). Комментируя свои творческие принципы, Завьялов настаивал на неизменной актуальности античной литературы (заметив, в частности, что самой популярной греческой драмой является ставящаяся по сей день ежедневно Литургия Иоанна Златоуста); он сочувственно отозвался о рецепции античности в поэзии Иосифа Бродского и резко отрицательно - в цикле Елены Шварц "Кинфия" (где, по его мнению, творчество Проперция прочтено неверно и уплощенно). Михайловская и Игорь Бурихин отметили серьезное внимание, которое Завьялов уделяет манере исполнения своих произведений (вплоть до забавных моментов: читая всю программу стоя, Завьялов нарочно сел при чтении единственного текста, написанного в форме версэ, оговорившись, что версэ - надо понимать, как пограничный со стихом, но все же прозаический текст, - надо читать сидя). Бурихин также высказал ряд соображений о поэзии Завьялова, выделив, в частности, в качестве родовой черты петербургской поэзии обязательность эксплицированного культурного субстрата. Второе отделение вечера принадлежало Бурихину, исполнившему два крупных произведения: поэму "В этом жбане Москвы..." и текст "печально государь печально печально печально", сочетающий элементы конкретной поэзии с (особенно в устном представлении) мелодико-интонационным строем православной литургии.



13.12. Интернет-кафе "Screen"

    Презентация книги стихов и прозы Сергея Мэо "Смешной экзамен" (М.: Б-ка ж-ла "Соло", 1997). Прозаические миниатюры Мэо и песни на его стихи звучали в исполнении друзей автора (в том числе Ивана Марковского, Вячеслава Гаврилова, Евгения Панченко). Сам Мэо показал слайд-фильм по рассказу "Марюя".



16.12. Эссе-клуб

    Основой презентации книги эссе Юрия Арабова "Механика судеб" (М.: Парад, 1997) стала лекция автора с изложением главных идей работы. В книге утверждается, что реальная человеческая биография строится по тем же принципам, что и традиционная драматургия (т.е. имеет завязку, кульминацию, развязку и т.п.). В доказательство этого тезиса в книге разбираются биографии Пушкина, Гоголя и Наполеона; первый из этих разборов был кратко изложен в лекции. Так, согласно Арабову, если развязкой пушкинской судьбы является смерть на дуэли, поводом к которой послужила предположительная измена его жены, то завязкой, естественно, выступают многочисленные юношеские дуэли Пушкина и не менее многочисленные романы с замужними дамами. Судьба Гоголя с точки зрения Арабова, столь же легко укладывается в схему традиционной драмы, с Наполеоном же дело обстоит сложнее, поскольку "до той поры, пока Наполеон шел по пути зла" (а именно - до "100 дней"), его судьба находилась в ведении иных сил, и причинно-следственные связи в ней не действовали. Общий смысл сказанного, таким образом, сводился к тому, что Господь Бог творит по законам аристотелевской поэтики. По всей вероятности, впечатление, произведенное идеями Арабова на слушателей, было глубоким: обсуждения практически не было (за исключением длинного выступления Артура Крестовиковского, восторженно приветствовавшего открытия Арабова). От вопросов же (в частности, предлагавших к рассмотрению ряд биографий, заметно отличающихся от взятых Арабовым, - Мандельштама, Ахматовой, Солженицына) докладчик по большей части уклонялся - впрочем, с удовольствием прокомментировав некоторые обстоятельства своей совместной работы в качестве сценариста с кинорежиссером Александром Сокуровым. Особое сочувствие аудитории вызвали попытки Арабова обнаружить механику собственной судьбы, выразившиеся в предположении, что трудности с изданием книги были связаны с преступлением, по-видимому, совершенным его прадедом.



17.12. Крымский клуб

    Программа Клуба литературного перформанса была озаглавлена "Легенды, истории и анекдоты, связываемые с текстами," - тема, поддающаяся предельно широкой интерпретации (что и отметил в своем выступлении Дмитрий Кузьмин, заявивший, что поскольку, в соответствии с современными философскими концепциями, все в культуре является текстом, постольку любые легенды, истории и анекдоты оказываются связаны с какими-либо текстами). Тем не менее, ряд участников не воспользовался предоставленной широтой возможностей: так, Иван Ахметьев рассказал несколько невыдуманных историй о взаимоотношениях Всеволода Некрасова, Игоря Холина и своих с советской печатью, Ирина Семенова представила анализ взаимоотношений поэта Бонифация с насекомыми (по материалам стихотворных текстов и информационных сообщений газеты "Гуманитарный фонд"). Центральным стало выступление Николая Байтова, состоявшее из двух частей: в первой была поведана история первого судебного процесса по делу о печатной клевете (имевшего место в Англии в конце XVII века по поводу книги А.Эксквемелина о пиратстве в Карибском море); во втором, отталкиваясь от забавной истории четверостишия, написанного неким его приятелем, Байтов выступил с рассуждением о постмодернистском письме как абсолютной протеичности, заявив, что единственный российский автор, приблизившийся к этому идеалу, - несомненно, Юлий Ким, и, в частности, лишь его можно представить себе в качестве потенциального автора текста российского гимна; собравшиеся восприняли эту идею с энтузиазмом, проголосовав, по предложению Кузьмина, за принятие обращения к Киму с просьбой взять на себя эту ответственную миссию. Через мотив интертекстуальности привязали свои выступления к теме вечера Игорь Бурихин (исполнивший три своих вариации на тему Алексея Крученых "дыр бул щил...") и Владимир Герцик, представивший текст "Вам" (с подзаголовком "Подражание Маяковскому"), состоящий исключительно из соответствующего жеста. Рустам Рахматуллин прочитал иронический парафраз "Гулливер в Московии", Игорь Левшин - статью "Неприятные сюрпризы Интернета" (опубликованную в компьютерном журнале и - в порядке розыгрыша - предупреждающую читателей о разнообразных ужасах зомбирования, слежения и контроля за психикой). Игорь Иогансон начал с рассуждений о предпочтительности нетиражируемых текстов на природных носителях (вроде надписей на стенах), поскольку таковые обладают несравненно большей энергетикой, но закончил все же чтением собственных стихов (из цикла "Воспитание строки"); запомнилась также его идея о том, что "в сонете 12 строк лишние - он должен состоять из двух". С листовертнями, по обыкновению, выступил Дмитрий Авалиани, - но на сей раз не он один: Света Литвак представила свой листовертень, превращающий (в полном соответствии с темой вечера) в фамилию Авалиани слово "анекдот"; следует отметить, что характер графики в листовертне Литвак существенно отличается от авалианиевского, - а это косвенно свидетельствует о потенциале формы.



17.12. ЦДЛ

    Вечер журнала поэзии "Арион" собрал достаточно традиционный состав: выступали Инна Лиснянская, Евгений Рейн, Сергей Гандлевский, Александр Кушнер, Тимур Кибиров, Игорь Шкляревский... Относительно левый фланг современной русской поэзии был представлен Генрихом Сапгиром (читавшим известную поэму "Жар-Птица"), Сергеем Бирюковым и Алексеем Алехиным (отметившим, что позволяет себе читать стихи на вечере редактируемого им журнала в качестве представителя такого направления в поэзии, как верлибр, - любопытно, что верлибр остается для Алехина отдельным направлением в русской поэзии). Из прозвучавшего следует отметить новое стихотворение Лиснянской и текст Рейна "Контора", продолжающий в его творчестве линию своеобразной "мемуарной лирики". В ходе вечера Лиснянской была вручена памятная медаль Болгарского культурного центра в Москве как Поэтессе года.



18.12. Политехнический музей

    Вечер "Сердца четырех" (Дмитрий А.Пригов, Лев Рубинштейн, Тимур Кибиров, Виктор Коваль) заменил (судя по всему, в последний момент) ранее объявленную программу "Искусство чтения стихов" (предполагавшую участие актеров, читающих поэзию). Артистизм всех участников отчасти оправдывает такую замену, но трудно не вспомнить, что три автора из четырех не далее как 17.07. выступали здесь же в программе "Альманах" - и только Коваль представил два или три новых по отношению к предыдущему выступлению текста.



19.12. Георгиевский клуб

    Вечер, загадочно озаглавленный "Четыре уравнения с одним неизвестным", стал первым публичным мероприятием нескольких молодых людей, чья профессиональная самоидентификация так и осталась не вполне понятной (впрочем, один из них, Арсений Замостьянов, памятен многим как последний, кого Евгений Евтушенко в свое время благословил в качестве Надежды Русской Поэзии, за руку - так и было в газетных отчетах - выведя на сцену Политехнического музея). Двое других - Евгения Воробьева и Олег Кузницын - ранее себя ничем особенным не проявляли. В ходе мероприятия Замостьянов зачитывал образцово-показательные графоманские стихи некоего неназываемого автора, на которые все участники нанизывали разнообразный комментарий, частью претендующий на теоретический статус, а частью - игровой. Игра сводилась к тому, что автору стихов (и, в меньшей степени, авторам наиболее развернутых критических суждений, зачитанных участниками якобы от чужого лица) приписывались различные более или менее невероятные подробности биографии и репутации; тем самым был сведен к нулю методологический аспект акции, как он был заявлен - не без неуклюжести - подзаголовком ("Опыт анализа текста без автора"), поскольку автор для современной культуры, несмотря на работу Барта и Фуко, не имя ("авторское имя") в чистом виде, а именно репутация, в своем роде миф. Общий теоретический пафос мероприятия, кажется, сводился к такому разграничению критического и исследовательского дискурсов, которое воспрещает последнему оценивать качество текста; без вопросов о содержании понятий "качество текста", "хороший/плохой текст", о дихотомии "текст vs. произведение" и т.п. это разграничение осталось трюизмом, не тянущим на полуторачасовые дебаты. Другие попытки теоретизирования, предпринятые участниками программы, выглядели еще более сомнительно (рассуждения о некоем "непосредственном письме" и т.п.). Фундаментальным недостатком "пробы пера" Воробьевой, Замостьянова и Кузницына оказалось неумение гармонизировать рефлексивное и перформативное начало в рамках единого жеста; при невысоком уровне обоих начал по отдельности их рассогласованность становится фатальной. Впрочем, многое в вечере следует отнести на счет почтенной культурной нормы, в соответствии с которой любой дебют должен быть возможно более амбициозен, - отмирание этой нормы, как видим, затягивается.



19.12. РГГУ - Школа Современного Искусства

    Презентацию книги "Подобранный Пригов" (М.: РГГУ; ШСИ, 1997), составленной театральным критиком Диной Годер, открыла руководитель Школы Современного Искусства Алена Солнцева, заметившая, что особенность книги - субъективный, личный, даже "домашний" взгляд на творчество автора: выбрано не концептуально значимое, а запомнившееся и полюбившееся. Дмитрий Александрович Пригов начал свое выступление рядом циклов последних лет, выделив в качестве особенно актуального цикл "Стратификации", основанный на приеме приведения произвольного набора явлений к не менее произвольным эталонам в численном выражении (в том роде, что если вкус арбуза равен единице, то вкус маринованных огурцов составит 0,57); этот прием, по мнению Пригова, отвечает эпохе мультикультурализма, конвертирующей явления одной культуры в явления другой. Далее читались более ранние стихи, вошедшие в книгу. Затем началось другое мероприятие - презентация посвященного актуальному искусству (то есть, по мнению авторов проекта, искусству, имеющему непосредственные выходы в сферы политики и идеологии) журнала "Радек", главный редактор коего Анатолий Осмоловский, в частности, заявил, что сочинения Пригова никогда не появятся на страницах "Радека".



20.12. Музей Сидура

    Презентация 5-го выпуска альманаха ("вестника молодой литературы") "Вавилон" (М.: АРГО-РИСК, 1997) прошла в форме творческого отчета: последовательность выступлений определялась хронологией присоединения авторов к деятельности Союза молодых литераторов "Вавилон", так что завершали программу дебютанты выпуска; в качестве конферанса лидер "Вавилона" Дмитрий Кузьмин спорадически рассказывал об истории появления в "Вавилоне" того или иного автора. Со своими стихами и рассказами выступили 14 авторов; таким образом, по сравнению с презентацией предыдущего выпуска альманаха 13.02. вечер выиграл в разнообразии, но проиграл в цельности впечатления. Проза была представлена Яной Вишневской, Максимом Желясковым, Алексеем Цветковым (младшим), поэзия - Николаем Звягинцевым, Натальей Черных, Станиславом Львовским, Татьяной Данильянц, Ингой Кузнецовой, Ириной Шостаковской, Иваном Марковским, Дмитрием Соколовым и Ильей Кукулиным; стихи и прозаические миниатюры совместили в своих выступлениях Данила Давыдов и Андрей Чернышев; Желясков, Цветков, Марковский и Чернышев выступали со своими текстами впервые. Было отмечено некоторое прояснение стиля и синтаксиса у Цветкова (сравнительно с рецензированной нами книгой "ТНЕ"), обращение Львовского к метрическому и рифмованному стиху после ряда лет работы с верлибром, сформировавшей книгу стихов "Белый шум" (1996; такое направление эволюции, кажется, не представлено в истории русской поэзии, хотя примеров обратного движения довольно много), существенный отход Кузнецовой от крепко сделанной, но неоригинальной женской лирики, которой она дебютировала пару лет назад в журнале "Грани", в сторону эмоционального и структурного усложнения стиха. В целом, как заявил Кузьмин, поэты и прозаики поколения 20-летних испытывают заметное эстетическое "полевение" - как в плане индивидуального творческого развития, так и в том смысле, что новые интересные имена появляются почти исключительно "на левом фланге"; из выступавших на вечере с этой идеей не коррелировало, пожалуй, творчество только трех авторов: Звягинцева, с середины 80-х упорно развивающего весьма оригинальную в своем герметизме интерпретацию акмеистического наследия, апеллирующей к фольклорным и религиозным корням лирики Черных и вполне традиционных, хотя и трогающих эмоциональной свежестью стихов Кукулина.



22.12. Образ и мысль

    Поэт Дмитрий Лепер прочитал два (отчасти перекрывающих и дублирующих друг друга) рефлексивных текста, посвященных современному состоянию поэзии: программное заявление для планировавшегося в сезоне 1995/96 гг. литературного клуба Московского объединения литераторов (клуб так и не открылся) и статью 1996 года "Поэтическая глаукома" - ответ на интервью "поэтического вождя поколения Тимура Кибирова" для радиопрограммы Дмитрия Воденникова "Записки неофита". Ведущей идеей обоих текстов было утверждение многообразия современной поэзии; структурировать литературное пространство Лепер предлагает, с одной стороны, через описание и изучение литературных групп и объединений 50-80-х гг., с другой - через набор бинарных оппозиций общекультурного происхождения (традиция - авангард, национальное - космополитическое, городское - деревенское, пафос - ирония, и т.д.). Попытки Лепера наполнить заявленные оппозиции реальным содержанием в ряде случаев вызывали недоумение (так, полюс авангарда был маркирован именами Андрея Вознесенского, Ивана Жданова и Алексея Парщикова, а также упоминанием - без имен - Лианозовской школы), - впрочем, отчасти снятое добровольным признанием автора в слабом знакомстве с многими существенными для сегодняшней русской поэзии явлениями. Среди оценочных суждений Лепера можно выделить наиболее высокое место, отведенное им творчеству Виктора Сосноры, Ольги Седаковой и Владимира Алейникова, а также инвективу в адрес "певцов абсурда", в число которых Лепер включает Дмитрия А. Пригова, Льва Рубинштейна, Владимира Друка и Юрия Арабова. Основная полемика развернулась вокруг содержавшихся во втором тексте резких обвинений в адрес Кибирова в связи с тем, что он признает и публично пропагандирует исключительно творчество своих ближайших товарищей (как по жизни, так и по литературной стратегии); обязанность поэта выступать также в роли аналитика и культуртрегера (стремясь при этом к объективности и разносторонности), отстаиваемая Лепером и поддержавшей его Фаиной Гримберг, была оспорена Дмитрием Кузьминым, Эдуардом Шульманом и Иваном Бабицким.



23.12. Авторник

    В рамках "Альтруистического цикла" второй раз выступил Андрей Сергеев - на сей раз с программой из ранних стихов Станислава Красовицкого. Чтение сопровождалось краткими ремарками мемуарного характера. Далее Сергеев, отвечая на вопросы и просьбы Ивана Ахметьева, Михаила Сухотина и других, рассказывал о Красовицком и других фигурах русской неподцензурной поэзии 50-х, частично повторяя некоторые эпизоды "Альбома для марок". Обращал на себя внимание больший интерес Сергеева к человеческим качествам литераторов (иногда - например, применительно к ненароком возникшему в разговоре Александру Блоку - увиденным через призму их сочинений), чем к характеристикам их текстов; оживление в зале вызвал длинный пассаж Сергеева о редкостно привлекательной внешности поэта Николая Шатрова, завершившийся указанием на Дмитрия Кузьмина, по сравнению с которым Шатров, по мнению Сергеева, был в четыре раза красивее. Среди затронутых историко-литературных тем особенно важными показались слышанные Сергеевым в 50-60-е годы сведения о неподцензурной литературе 30-40-х (в частности, о круге Георгия Оболдуева - группе "Союз приблизительно равных").



24.12. Крымский клуб

    Героями серийной акции "Круглый стул" оказались на этом предновогоднем заседании Герман Лукомников и Дмитрий Александрович Пригов. Но если Лукомникову было задано лишь несколько малозначительных вопросов, так что куратору клуба Игорю Сиду пришлось быстро перемещаться по залу, чтобы спрашивать его с разных сторон (впрочем, сам Лукомников этим обстоятельством отнюдь не тяготился, на протяжении всего своего выступления методично вырезая из только что изданной поэмы-палиндрома "Птицелов" не нужные там, по его мнению, номера страниц), - то в диалоге аудитории с Приговым был затронут ряд любопытных и важных тем. Пригов заявил, во-первых, что искусство и литература в традиционном смысле слова все дальше уходят на периферию культурного пространства (в частности, мотивировав этим свое нежелание выступать в качестве критика или исследователя современного искусства); основным способом преодоления искусством своей периферийности видится Пригову антропологический эксперимент. В связи с этим стратегии отечественных радикалов (круг журнала "Радек", круг Эдуарда Лимонова) представляются Пригову далекими от актуальности. Неожиданный поворот обрела начатая еще в разговоре с Лукомниковым энтомологическая тема - в связи с тем, что Сид преподнес Пригову новогодний подарок: чету тропических тараканов из Венесуэлы (разноцветный самец размером в пол-ладони и коричневая самочка поменьше); Пригов отметил, что "тараканы исчезают из нашего быта, и это заставляет подозревать, что хтонические силы проникают в нашу жизнь в другом обличье, возможно, гораздо более страшном". Отвечая Андрею Зорину, Пригов сочувственно отозвался об идее перевода русского языка на латиницу, подчеркнув, что следует приветствовать любой медиативный проект (и в этом смысле еще более радикален был бы перевод европейских языков на иероглифическую основу). Несколько легкомысленной атмосфере вечера вполне отвечало органичное соединение в приговских высказываниях игрового и рефлексивного элемента.



25.12. Литературный музей

    Новогодний праздник журнала "Новое литературное обозрение" следует, в общем и целом, отнести к событиям литературного быта, а не литературной жизни: ключевые элементы программы (вроде аукциона памятных сувениров - календаря на 1998 год с портретом Татьяны Михайловской и т.п.) носили вполне приватный характер, а сами литераторы проявляли себя не столько в рамках определенного литературного поведения, сколько в качестве частных лиц, носителей того или иного темперамента, жизненного стиля и материальных возможностей (разумеем активное участие в торгах Владимира Строчкова, Дмитрия Кузьмина, Владислава Кулакова). Отметим выступление в рамках программы со своими сочинениями Дмитрия А. Пригова, Льва Рубинштейна, Александра Левина и Генриха Сапгира, что в значительной степени отражает характер приоритетов "НЛО" в современной русской поэзии.



26.12. Георгиевский клуб

    В рамках новогодней программы возможность выступить была предоставлена всем желающим, каковой возможностью воспользовались 24 автора. Среди них оказались не только активные участники московской литературной жизни - Иван Ахметьев, Данила Давыдов, Владимир Герцик, Владимир Строчков, Николай Байтов, Герман Лукомников, Света Литвак (читавшая в шапке Деда Мороза), - но и редко выступающие публично Ирина Ермакова, Михаил Щербина, Наталия Кузьмина, Артур Крестовиковский, малоизвестные Сергей Кромин и Наталья Викторова. Несколько стихотворных миниатюр прочитала куратор клуба Татьяна Михайловская.



26.12. Литературный музей

    Вечер журнала "Постскриптум" готовили порознь два человека - один из соредакторов журнала Татьяна Вольтская и московский представитель редакции Леонид Костюков, вел же его третий - другой соредактор Самуил Лурье. По всей вероятности, отсюда проистекала некоторая рассогласованность программы. В частности, в ряду звучавших стихотворных текстов - от достаточно прихотливой постакмеистической поэзии Вольтской и Дмитрия Веденяпина до представляющей упрощенный (не в уничижительном смысле) вариант поэтики "Московского времени" лирики Игоря Меламеда - довольно дико смотрелась клишированная ирония "куртуазного маньериста" Андрея Добрынина (со стихами выступила также Мария Галина). С отличающимися тонкой рефлексией рассказами Костюкова и Николая Байтова (прочитавшего, между прочим, текст "Два комментария", впервые звучавший 21.11. в программе Клуба литературного перформанса "Комментарий как художественный жест", - здесь интересен момент перехода текста перформанса в рассказ: обусловлен ли этот переход исключительно различным контекстом двух мероприятий или чем иным?) органично соседствовала глубокая эссеистика Ольги Шамборант - один из "фирменных знаков" журнала, однако серьезным диссонансом прозвучал цикл рассказов Армена Асрияна "Эпигоны", посвященный будням карабахской войны, - и потому, что поэтика "окопной правды" апеллирует к совершенно другой линии в русской прозе (линии эпигонов - уже в современном, а не античном, как у Асрияна, значении слова, - Льва Толстого, представлявших мэйнстрим советской литературы 30-80-х гг.), и потому, что выраженная в эпилоге ведущая идея (война как вечное экзистенциальное зло) удивляет своей архаичностью. Несколько удивлял и комментарий Лурье по ходу ведения, отличавшийся несколько безадресным остроумием (например, по поводу Веденяпина: "Такого поэта ваш Лужков должен бы носить на руках," - ?!). Рефлексия по поводу литературной ситуации была представлена беспредметным выступлением Александра Вяльцева и устным эссе Костюкова, выставившего в качестве основной проблемы нынешней литературной ситуации несвойственность большинству литераторов установки на постоянное преодоление себя, склонность к комфортному существованию на некотором уже достигнутом уровне (безотносительно к абсолютной высоте этого уровня). Вновь, как и 28.05., вечер "Постскриптума" завершил Тимур Кибиров, на этот раз прочитавший одно стихотворение.



29.12. Образ и мысль

    Среди участников новогодней программы соседствовали авторы весьма разного статуса - от безнадежных графоманов (вроде некоей Ивы Афонской, предварившей свое выступление инвективой в адрес большевиков, заменивших празднованием Нового года исконно русский праздник Рождества Христова) до самобытных поэтов-лириков Фаины Гримберг, Михаила Щербины, Марины Бородицкой. Несколько остроумных миниатюр прочитал Владимир Герцик, смешные лимерики - Анна Котова. Дмитрий Кузьмин познакомил аудиторию со стихами из 5-го выпуска альманаха "Вавилон".





Вернуться на главную страницу Вернуться на страницу
"Литературная жизнь Москвы"
Предыдущий месяц Следующий месяц


Copyright © 1997 Союз молодых литераторов "Вавилон"
E-mail: info@vavilon.ru