1.10. Литературный музей

Презентация книги Андрея Сергеева "Омнибус" (М.: Новое литературное обозрение, 1997), название которой, как с удивлением узнали присутствующие, не соотносится ни с архаическим транспортным средством, ни непосредственно с латинским местоимением, а означает, согласно англоязычной культурной традиции, большой однотомник избранного, каковым книга, в самом деле, является (с той, впрочем, оговоркой, что представлена в ней только проза). Анатолий Кудрявицкий во вступительном слове размышлял о формально-жанровой принадлежности прозы Сергеева (прежде всего центрального текста книги - "Альбома для марок"), обозначив ее в конце концов как "поиск романа". Сергеев по этому поводу заметил, что сам термин "роман" в значительной мере себя изжил и к наиболее интересным и принципиальным произведениям крупной прозаической формы ХХ века может быть применен с большой натяжкой, - не разумнее ли от него отказаться? В чтении Сергеев ограничился небольшим фрагментом из "Альбома", двумя "рассказиками" и "Чуковским" из цикла "Портреты" (последнее - в порядке возражения Татьяне Щербине, поинтересовавшейся у него, отчего о Чуковском написано плохо: на самом деле, как и в других "Портретах", оценочные суждения принадлежат здесь не автору/рассказчику, а персонажам). Больше говорил об истории своей прозы - прежде всего, "Альбома для марок", о принципах отбора материала и работы с ним, о том (отвечая Николаю Баранскому), что эмоциональный стержень текста - не ностальгия, а констатация. Живую реакцию аудитории вызвала сергеевская инвектива в адрес советской прозы, не любившей и не чувствовавшей действительность; особо Сергеев отметил отсутствие качественной литературы о войне 1941-45 годов, высказав резко негативную оценку Виктора Некрасова ("лейтенантская проза, не считающая денщика человеком"), Василия Гроссмана ("язык газеты "Правда", полное неуважение к детали"), Константина Симонова (литературный миф, порожденный блеском личности) и т.п.; в публике, в целом согласившейся с сергеевской констатацией, возникли оживленные дискуссии о причинах ситуации, среди которых наиболее радикальным выглядело предложенное Дмитрием Кузьминым объяснение: в ХХ столетии война становится все более тотальной, а литература все более сосредотачивает внимание на человеческой индивидуальности, вследствие чего война перестает представлять интерес для художественно актуальной литературы.

3.10. Библио-Глобус

Презентация книги Дмитрия Александровича Пригова "Написанное с 1975 по 1989" (М.: Новое литературное обозрение, 1997). Дмитрий Александрович прочитал несколько текстов, надписал несколько экземпляров книги и ответил на многочисленные вопросы корреспондентов. В числе прочего был, кажется, впервые обнародован факт наличия у известного приговского проекта - создания к концу XX века 24.000 стихотворений (по одному на каждый месяц прошедших 2 тысяч лет) - еще и второй части: с начала XXI века в Интернете на определенном сайте ежемесячно будет открываться одно приговское стихотворение, с тем чтобы полное собрание его стихотворений оказалось представлено к 4000 году.

3.10. Георгиевский клуб

Генрих Сапгир читал только что написанную повесть "Дядя Володя". Подготовив летом практически полное собрание своей прозы - "Летящий и спящий", Сапгир неожиданно перешел от всегдашней малой формы к, скажем так, средней, написав за последние несколько месяцев повесть и небольшой роман. Повесть, сочетающая обычный для Сапгира элемент фантасмагории с авантюрным сюжетом, обилием бытовых деталей и сочной обрисовкой образа заглавного героя, открывает новую страницу в творчестве писателя, вот уже четыре десятилетия не устающего удивлять разнообразными поворотами своего творческого пути. По ходу чтения Сапгир вносил в текст мелкую правку.

6.10. Образ и мысль

Владимир Шаров представил свой новый, еще не вполне завершенный роман "Старая девочка", написанный в обычном для этого автора жанре историософской фантастики. Комментируя прочитанные фрагменты, Шаров настаивал на необходимости постижения смысла истории, проступающего на больших временны́х промежутках. Затем Шаров рассказал о своем пребывании в США и, в частности, о встрече с Михаилом Эпштейном, чья жизнь в Америке в значительной степени переместилась в виртуальное пространство.

7.10. Авторник

Во втором вечере цикла "Редкий гость" впервые в Москве выступила со своими стихами живущая ныне в Израиле петербуржанка Александра Петрова. Читались как относительно давние (из книги 1994 г. "Линия отрыва") стихи, так и новый цикл "Барышня и сарацин", имеющий появиться в журнале "Знамя"; чтение почти без пауз между текстами выдавало непривычность автора к публичным выступлениям. Отвечая на вопрос о своих литературных симпатиях и ориентациях, Петрова назвала Сергея Стратановского в качестве своего учителя и авторов круга "Митиного журнала" - Дмитрия Волчека, Елену Фанайлову, Игоря Вишневецкого - в качестве родного литературного лагеря; вопрос о том, что объединяет названных авторов, остался без ответа. В дальнейшем разговор, с участием Петровой и ее мужа, филолога Глеба Морева, касался в основном русскоязычной литературы и литературной жизни в Израиле, - то и другое, с точки зрения Петровой и Морева, оставляет желать лучшего и не содержит никакой значимой специфики (исключая разве что парадоксальную фигуру Михаила Генделева, называющего себя "израильским поэтом, пишущим по-русски", на которой заострила внимание Фаина Гримберг; по мнению Морева, в жизнетворческом мифе этого поэта отразилась не ставшая актуальной в России гумилевская традиция). Впрочем, полагают Петрова и Морев, альманах "Зеркало", в котором они участвуют, может вскоре выйти на один уровень с ведущей малотиражной периодикой метрополии.

8.10. Малый зал ЦДЛ

Презентация молодежного выпуска альманаха "Кольцо А" (М.: Московский рабочий, 1997) собрала полный зал молодых авторов, среди которых были и действительно яркие фигуры московских литераторов двух последних поколений - от 20 до 40 лет (представлявшие, впрочем, по большей части традиционалистское направление). Со своими стихами выступили, в частности, Юлия Скородумова, Дмитрий Воденников, Вилли Мельников (представленный также как фотохудожник - подвешенной поперек зала гирляндой фотографий), Ирина Ермакова, Андраник Назаретян, Данила Давыдов, из менее пока известных можно выделить Михаила Свищева; прозаики, ввиду жесткого лимита времени (выступало больше 30 авторов, а всего их в альманахе за 70) не имевшие возможности читать тексты, выступали главным образом с не слишком внятными словами благодарности, счастья, оптимизма и т.п. - отметим участие пользующихся определенной известностью Маргариты Шараповой и Марии Голованивской. Соседствовали с ними законченные графоманы: ярко наряженная девушка прочитала стишок о том, как очаровал ее город Вена, одетая победнее дама объяснялась стихами в любви к "родной Балашихе", жизнерадостного вида юноша огласил стихотворение про войну... С напутствием и благословением в адрес молодежи выступил известный советский писатель Александр Рекемчук, задавшийся вопросом: какое же по счету поколение русской литературы представлено в альманахе? - и тут же, после нескольких попыток подсчета (начинавшегося почему-то с окончания войны 1941-45 гг., а именно - с выдающихся писателей Юрия Бондарева, Эдуарда Асадова etc.) ответивший сам себе: первое литературное поколение Новой России. В конце вечера с заявлением протеста от своего имени и от лица ряда других авторов, не пожелавших присутствовать на данном мероприятии, выступил Дмитрий Кузьмин, отметивший, что значительная часть текстов была включена в альманах без ведома и согласия авторов; этим, как и арифметическими попытками Рекемчука, наглядно иллюстрируется, с точки зрения Кузьмина, чисто советский подход составителей альманаха и организаторов вечера к молодой литературе, которой полагается "покорно дожидаться, пока ее заметят руководящие органы - и вознаградят помещением в очередную "братскую могилу"". Кузьмину ответил один из руководителей Союза писателей Москвы Владимир Савельев, заявивший, что самую возможность таких протестов создали для молодежи усилия писателей старшего поколения по демократизации литературной и общественной жизни; Савельев поделился своими планами о создании литературного клуба для молодых писателей, специализированного журнала молодых авторов и т.п., - всего этого, по мнению Савельева, до сих пор не существовало; инструментом борьбы молодых писателей за свои права должен стать, с точки зрения Савельева, "Конгресс молодой интеллигенции Москвы", созываемый в конце октября Союзом писателей Москвы (это уже вторая общественно-политическая инициатива СП Москвы за последние пару лет: многим еще памятен созданный им к парламентским выборам 1995 года избирательный блок "Федерально-Демократическое движение" во главе с Риммой Казаковой).

9.10. Библио-Глобус

Презентация книги Андрея Сергеева "Омнибус". По заявлению пресс-секретаря Культурного центра "Библио-Глобуса" магазином было продано 10 экземпляров книги Сергеева, что на 10 экземпляров больше, чем во время презентации книги Д.А.Пригова 3.10.

11.10. Shakespeare

Встреча с писателем Сергеем Таском. Известный в России главным образом как переводчик, Таск в последние годы живет в США, пишет и публикует стихи, рассказы, пьесы, причем, за исключением стихов, не только по-русски, но и по-английски. Вечер начался написанным по-русски в конце 70-х рассказом "Сукин сын", который Таск накануне пересмотрел и значительно поправил, поскольку, по его мнению, уважающий себя писатель "должен возвращаться к своим текстам... хотя бы раз в 5-7 лет". Рассказ представляет в фантасмагорическом освещении болезненные проблемы юношеской сексуальности, вызывая при этом, однако, довольно определенные ассоциации со знаменитой набоковской "Сказкой". Именно от параллели с Набоковым Таск усиленно открещивался, подчеркивая, что переход Набокова от русского письма к английскому был качественно отличен от аналогичного перехода, совершаемого современными авторами-эмигрантами, поскольку для Набокова, строго говоря, английский язык был родным, благодаря гувернантке-англичанке. Второй рассказ, "Страхи", также написанный по-русски, был прочитан Таском в собственном переводе на английский. Вечер завершился продолжительной дискуссией о судьбах литературы в век новых технологий.

13.10. Образ и мысль

Вечер Юрия Калинина, отметившего в сентябре 50-летие, носил отчасти юбилейный характер (в связи с чем Валентин Герман прочитал поздравительные куплеты). Калинин исполнил несколько романсов на стихи Бодлера, Блока, Ахматовой, продемонстрировал две телепередачи, в которых выступал режиссером и сценаристом, а уж затем прочитал анонсированную пьесу "Синдром на троих" - психологическую драму, участники которой, ровесники автора, переживают кризис личности (неизменным атрибутом коего оказываются обильные возлияния) на фоне любовного треугольника. Точно схваченные характеры позднесоветских интеллектуалов средней руки обеспечили пьесе высокую достоверность, но именно поэтому многие психологические перипетии героев могут вскорости оказаться не слишком понятными и интересными.

13.10. Российский Государственный Гуманитарный Университет

Презентация книг, подготовленных при участии Мандельштамовского общества: Ежегодника Рукописного отдела Пушкинского Дома с подзаголовком "Материалы об О.Э.Мандельштаме" (СПб.: Академический проект, 1997) - и тома Александра Сопровского "Правота поэта" (М.: Ваш выбор, 1997). В первой книге к текущей литературе имеет касательство главным образом указатель "О.Э.Мандельштам в произведениях художественной литературы" за 2-ю половину 80-х - начало 90-х гг., увы, зияющий существенными лакунами (достаточно сказать, что не учтены связанные с Мандельштамом стихотворения Всеволода Некрасова); живой интерес представляют также впервые публикуемые стихи приятеля Мандельштама, филолога Сергея Рудакова. Представляя вторую книгу, председатель Мандельштамовского общества, в свое время достаточно близко знавший Сопровского, отметил, что выбор этого автора для Общества не случаен: Мандельштам всегда был для Сопровского одним из наиболее важных авторов, а название всей книге дала как раз статья Сопровского о Мандельштаме. Вспоминали о Сопровском и читали его стихи Сергей Гандлевский, Татьяна Полетаева, Наталья Ванханен, Виктор Санчук, Дмитрий Веденяпин, Григорий Дашевский, близкий к группе "Московское время" художник Михаил Лукичев и другие. Оживление вызвала история создания известного стихотворения Сопровского "Ода на взятие Сент-Джорджеса...", послужившего Сопровскому полемической репликой на утверждения Санчука о неправомерности вторжения американских войск в Гренаду в 1983 г. и Полетаевой о невозможности возрождения жанра классической оды.

14.10. Эссе-клуб

Доклад Алексея Кубрика "Несводимость поэзии к тексту" был выдержан в весьма вольном жанре, не обязывающем автора к аргументации. Апеллируя преимущественно к авторитету Александра Блока, Николая Гумилева, Алексея Лосева, Кубрик обрушился с резкой критикой на современное состояние культуры, поэзии и рефлексии по поводу культуры и поэзии (репрезентантом последней был избран Юрий Лотман периода классического структурализма). В этом современном состоянии Кубрика не устраивает отмирание представления о поэзии как о чуде, торжество повтора во всех его формах, исчезновение дистанции между поэтом и "чернью" вплоть до совмещения одного и другого в одном лице (примером последнего был почему-то назван Арво Метс, о смерти которого никто из присутствовавших не знал). Основным оппонентом Кубрика выступил Дмитрий Кузьмин, в резкой форме заявивший, что за декларациями Кубрика не стоит никакой реальности, кроме его чисто личного эстетического вкуса: все, что Кубрик призывает искать у классиков прошлого, является в действительности достижением более поздней рефлексирующей мысли (в частности, сама постановка вопроса о несводимости поэзии к тексту отчетливо дана именно у Лотмана в виде дихотомии "текст - произведение", а идея Кубрика об "одновременном" существовании и разнонаправленном взаимодействии всех текстов, включая написанные в разное время, подозрительно напоминает классическую концепцию ризомы у Делеза и Гваттари, теории Гарольда Блума и т.п.). В примирительном ключе выдержал свое выступление Андрей Цуканов, заметивший, что надо же и тексту отдать должное: помимо него никакая поэзия все равно невозможна. В дискуссии выступили также Артур Крестовиковский, Леонид Костюков и др.

16.10. Политехнический музей

В вечере, посвященном Лианозовской школе в поэзии и живописи, приняли участие Игорь Холин, Генрих Сапгир и Всеволод Некрасов; художники лианозовского круга представлены не были (о них - преимущественно об их роли в своей судьбе - рассказывал Александр Глезер). Ведущий вечера Виктор Куллэ в кратком вступительном слове заявил об исключительном значении лианозовцев как живого свидетельства того, что русская поэтическая традиция никогда не прерывалась. Всеволод Некрасов предложил другую интерпретацию: лианозовцы именно воспринимали традицию прерванной, чувствовали себя на рваном краю и испытывали потребность сшить, связать два края (любопытным образом эта трактовка совпадает с версией Иосифа Бродского - ср. соответствующий пассаж в Нобелевской лекции). Далее Некрасов выступил со стихами 60-х годов, непосредственно связанными с картинами Оскара Рабина; несколько стихотворений прочитали Сапгир и Холин. Сапгир с Холиным читали также стихи основателя Лианозовской школы Евгения Кропивницкого; прозвучали магнитофонные записи авторского чтения Кропивницкого и Яна Сатуновского. Холин в кратком выступлении несколькими штрихами обрисовал жизненные условия Кропивницкого и Сатуновского, рассказав, в частности, об участии Сатуновского (по профессии инженера-химика) в разработке советского химического оружия (нервно-паралитических газов).

16.10. ПЕН-Центр

Презентация книги Анатолия Гаврилова "К приезду Н." (М.: Соло; Аюрведа, 1997). Гаврилов прочитал несколько рассказов последнего времени (из успевших войти в книгу), а также фрагмент неоконченного произведения "Берлинская флейта", которое, по-видимому, должно стать значительным опытом Гаврилова в более крупной прозаической форме. С приветствиями и поздравлениями выступили Андрей Битов и Евгений Попов (сопоставивший, в частности, Гаврилова с Леонидом Добычиным; мотивы такого сравнения остались не вполне понятны).

17.10. Георгиевский клуб

Вечер поэта Наума Ваймана. Живущий уже свыше 20 лет в Израиле и проявивший себя в литературе по большей части уже в эмиграции, Вайман прочитал ряд стихотворений последнего десятилетия. Основное внимание выступавшего и публики оказалось, однако, сосредоточено на прозаическом опыте Ваймана "Мышь на лунной дорожке" - в сущности, слегка эссеизированном дневнике, по инерции названном романом при публикации в израильском альманахе "Зеркало". Оживленное обсуждение вызвал тот факт, что в этом тексте (в том числе в прочитанных на вечере отрывках) большое место занимают картины литературной жизни и литературного быта русских писателей Израиля, в большинстве своем представленных подлинными именами; муссировалась этическая правомерность такого приема, возможные психологические мотивы его использования и т.п. Ход разговора заставил Глеба Морева напомнить участникам дискуссии, что если текст Ваймана стал фактом литературы (с точки зрения Морева, это, бесспорно, так), то не столько благодаря некоторой скандальности, сколько в силу заметных достоинств письма, яркого и энергичного.

21.10. Авторник

Третий вечер цикла "Редкий гость" вновь принес встречу с автором, никогда прежде не выступавшим в Москве, - живущим в последние годы в Англии поэтом Юрием Колкером. Колкер читал из подготовленной к изданию книги, представляющей все стихи, написанные в Англии (то есть в 90-е годы), сопровождая их беглыми комментариями касательно своей идеологической и эстетической позиции. Заявив о себе как о крайнем консерваторе по литературным взглядам ("я реакционер и пассеист... Правее меня только стенка."), Колкер в то же время четко обозначил свои либерализм и антипочвенничество в идейной и гражданской сфере, заявив о пристрастии к одиночеству и личной свободе, космополитизме, заклеймив развивающуюся у некоторых эмигрантов ностальгию по оставленной родине тоской по утраченным социальным или культурным привилегиям, и т.п. Между тем в прозвучавших стихах по меньшей мере в одном отношении можно было усмотреть некоторое противоречие с заявленной консервативной эстетикой - это последовательное обращение к достаточно экзотической научной лексике ("дигитальный", "нуклеотидный" и т.п.), появление которой в рамках традиционного с точки зрения версификации стиха хотя и не является безусловной новацией (на фоне, например, некоторых стихов Арсения Тарковского, числимого Колкером в близких себе авторах, - resp. также лексические контрасты у Бродского и Лосева), но выглядит все же не слишком тривиально для пушкинской традиции, на единственности которой в русской поэзии ("другая традиция не прижилась!") Колкер так настаивал. В связи с этим возникли предположения об апелляции Колкера скорее к русской поэзии XVIII века вплоть до Ломоносова, чем, согласно его собственным заявлениям, к веку XIX-му (заметим также, что с научной лексикой у Колкера в изобилии соседствуют разнообразные архаизмы). На естественно последовавший вопрос Владимира Сальникова, не надлежит ли, в таком случае, расценивать его архаизаторство как особого рода новаторство (в свете классических тыняновских представлений о способах литературной эволюции), Колкер ответил, что нововведения в искусстве возможны, но они никоим образом не должны быть сознательными, - предоставив, таким образом, публике право поверить ему на слово, что контрастная лексика стала для него ударным приемом помимо воли и сознания. Колкер также пояснил, что консерватизм представляется ему признаком творческой зрелости ("Я нормальный человек - в 17 лет я увлекался Хлебниковым!"). Особое место в череде завершивших вечер вопросов и ответов заняла тема "петербургского текста", по поводу которой Колкер заявил, что "петербургская поэзия" началась с Гумилева и зиждится на идее сдержанности (сочетание, кажется, довольно парадоксальное); поэтому, с точки зрения Колкера, Бродский - московский, а не петербургский поэт (как и всякий автор, много взявший у футуризма); на вопрос Ильи Кукулина о принадлежности к "петербургской поэзии" Ольги Седаковой Колкер ответил: "Да, приходится ее брать..." В конце вечера прозвучали также переводы Колкера из Алфреда Теннисона и Перси Биши Шелли.

22.10. Крымский клуб

Объявив темой первого в новом сезоне вечера сакраментальный вопрос "Как жить дальше?", Игорь Сид не слишком настаивал на том, чтобы участники вечера, по очереди солировавшие на "круглом стуле", высказывались о перспективах клуба, - судя по представленному примерному плану мероприятий на сезон (свыше 20 пунктов), эти перспективы видятся Сиду достаточно ясно. В то же время поставленный вопрос оставался в центре внимания, поскольку разрозненные вопросы и ответы разных лиц постепенно сложились в довольно последовательный, хотя и не слишком глубокий разговор о социальном бытовании поэзии. Начал его непременными инвективами в адрес всяческих "литературных наглецов" Всеволод Некрасов, заявивший о своей искренней убежденности в том, что идеальная сплоченность представителей серьезного, то есть в том или ином отношении новаторского, искусства вынудила бы не только самую широкую публику, но и власть уделять этому искусству преимущественное внимание, - тогда как возобладавшие в среде бывших "неформалов" и обитателей андеграунда групповщина и шкурничество освободили место для постсоветской литературной халтуры и массовой продукции (в качестве понятного примера Некрасов предположил, что при иных обстоятельствах мэр Москвы Юрий Лужков вместо музея художника Александра Шилова или хотя бы наряду с ним патронировал бы и музей Эрика Булатова, Оскара Рабина или Олега Васильева). Некрасов заявил также, что теперь, после того как на протяжении ряда лет его все время "отпихивали", он полон решимости держаться за свое "отпихнутое" положение, потому что оно составляет его "капитал", - это заявление особенно интересно, поскольку дает основания поставить вопрос о жизнетворческой, имиджмейкерской практике Некрасова, что хорошо согласовывалось бы с его самоопределением как концептуалиста (см. также комментарий редакции по поводу этой фразы). Отозвался Некрасов и на опубликованное в "ЛЖМ" #8 пожелание Андрея Сергеева, чтобы "Сева Некрасов чаще вылезал из берлоги и выступал на публике", расценив его как некорректное по форме ("я уже давно не Сева, а Всеволод Николаевич"), а также отметив, что, хотя проза Сергеева ему чрезвычайно симпатична, он не может ответить взаимностью на желание Сергеева чаще его видеть, поскольку литературное поведение Сергеева в последние годы представляется ему сомнительным. Продолжил тему социального бытования поэзии Тимур Кибиров, высказавший беспокойство за ее судьбу в связи резким сужением круга читателей; на этот трюизм ответил трюизмом Артур Крестовиковский, отметивший, что это сужение очевидным образом связано с освобождением поэзии от множества не свойственных и не нужных ей социальных и культурных функций, навязанных искусству предыдущими эпохами. Весьма оптимистически высказался по поводу будущего поэзии Сергей Бирюков, рассказавший, в частности, о том, как хорошо воспринимают тамбовские школьники-пятиклассники поэзию Геннадия Айги. Более или менее серьезные эпизоды соседствовали по ходу вечера с шуточными и частными: Герман Виноградов интересовался отношением Некрасова к морозу ("с возрастом, - ответил Некрасов, - стало ухудшаться"), Кибиров советовал Дмитрию Воденникову с бо́льшим почтением относиться к старшим, состоялась церемония знакомства Михаила Айзенберга и художника Владимира Сальникова (прежде друг другу официально не представленных). В качестве героев вечера выступили также художник Валерий Айзенберг и директор Арт-центра "Феникс", в котором работает клуб, искусствовед Людмила Желяскова. Собравшиеся почтили молчанием память Арво Метса.

23.10. Классики XXI века

Новый сезон в салоне открылся презентацией книги Константина Кедрова "Улисс и Навсикая" (М.: ЛИА Р.Элинина, 1997). Недавно сбривший бороду Кедров прочитал ряд стихотворений из книги - преимущественно на (сильно трансформированные) античные мифологические сюжеты (предварив чтение историко-культурной справкой о заглавных персонажах и призвав присутствующих ежедневно заглядывать в "Одиссею"), а также несколько иных текстов, в том числе дайджест "Компьютера любви". Со стихами (также на античные мотивы) выступила Елена Кацюба. С выходом книги поздравил Кедрова Андрей Вознесенский. Объявленные в программе Алина Витухновская и Александр Ткаченко не появились, поскольку в этот же день утром Витухновская вновь была заключена под стражу в связи с известным делом о продаже наркотиков; по этому поводу Кедров и Вознесенский выразили сожаление, возмущение и т.д.

24.10. Георгиевский клуб

Презентация книг Натальи Черных "Виды на жительство" и Данилы Давыдова "Кузнечик" (обе - М.: АРГО-РИСК, 1997). Черных прочитала ряд стихотворений, в том числе не вошедшие в книгу (в частности, большой "альбом" "Прогулки с Аней"), ее примеру последовал Давыдов, наряду со стихами обратившийся и к прозаическим миниатюрам. Затем состоялось оживленное обсуждение. Татьяна Михайловская обратила внимание на значительную интонационную и даже ритмическую близость стихов и прозы Давыдова, особенно в авторском исполнении, и предложила кому-либо из присутствующих исполнить их иначе. На этот призыв откликнулись Сергей Бирюков и Генрих Сапгир, огласившие несколько фрагментов из текстов Давыдова (сперва по одиночке, а затем и на два голоса); последовала живая, хотя и состоявшая исключительно из трюизмов и парадоксов дискуссия о различиях между стихом и прозой (продолженная Сапгиром в кулуарах - уже в связи с собственной практикой лирической прозаической миниатюры, которую Сапгир по большей части рассматривает не как прозу, а как специфический род поэзии; вопрос о разграничении понятий "поэзия" и "стих" внимания участников дискуссии не привлек). В разговоре о стихах Черных центральным оказалось обсуждение используемого ею для обозначения способа циклизации слова "альбом". В диалоге автора с Дмитрием Кузьминым выявилось понимание альбома как цикла с различной мерой самостоятельности разных частей - что, как заметил Станислав Львовский, отвечает употреблению этого термина в рок-музыке, а вслед за ней и в других видах музыкального (прежде всего авангардного) искусства. В связи с этим Сапгир отметил, что у более старших поколений слово "альбом" вызывает ассоциации совершенно иного плана ("уездных барышень альбомы" etc.), - Черных охотно приняла и эту ассоциацию, заявив, что в идеале мыслила бы каждый свой альбом нарисованным, с включенными картинками и т.п. (в прошлом Черных отдала дань увлечению бук-артом). В завершение вечера последовал забавный обмен репликами с участием Андрея Бычкова, поинтересовавшегося у Давыдова, где, когда и как он сочиняет, Давыдова, ответившего, что всегда и в любом месте, где есть компьютер (здесь с ним солидаризировался Сапгир), Евгении Воробьевой, полюбопытствовавшей, влияет ли компьютер в качестве инструмента письма на характер порождаемых текстов, и снова Давыдова, заявившего, что в его случае тексты, записанные непосредственно в компьютер, отличаются от других бо́льшим эстетическим радикализмом.

25.10. Музей Сидура

Сезон 1997/98 гг. открылся вечером поэта Сергея Бирюкова. Автор предпослал вечеру название "Звуковые соответствия", пояснив перед чтением стихов (по большей части написанных за последний год), что его интересует прежде всего озвучивание написанного текста, который выступает не как завершенное, состоявшееся произведение, а всего лишь как партитура для исполнения голосом. Поэтому неудивительно, что Бирюков не ограничился собственными текстами, прочитав также несколько стихотворений Вадима Сидура, некоторые образцы заумной поэзии из своей хрестоматии нетрадиционных стиховых форм "Зевгма" (в том числе два текста Владимира Казакова); кроме того, Бирюков озвучил визуальную, в сущности, работу Александра Бабулевича "Дада" и прочитал на языке подлинника моностих удмуртского поэта Олега Данилова, охарактеризовав его как сокровенное выражение национальной онтологии (перевод не был предложен - как сознался затем Бирюков в кулуарной беседе, ввиду невозможности передать смысл и пафос текста без обращения к инвективной лексике). В конце вечера на выступление Бирюкова откликнулся своеобразной песней на заумном языке (слегка напоминавшей мусульманские песнопения) Павел Жаворонков, представившийся как "поэт после Пушкина: пришел после, а был перед".

27.10. Образ и мысль

Вечер поэтов Ирины Ермаковой и Льва Болдова. Львиную долю времени заняло выступление Болдова, прочитавшего практически целиком только что вышедшую книгу "У Времени в тени" (Спб.: Журнал "Нева", 1997), - гладкие, аккуратно зарифмованные стихи, совершенно неотличимые друг от друга. На это фоне особенно выигрышной оказалась маленькая программа Ермаковой, в которой чередовались тексты в авторском исполнении с песнями на стихи Ермаковой в исполнении Ирины Ракиной: лирика Ермаковой, хотя и более чем традиционная, достаточно гибка и разнообразна по форме (начиная с метрики) и представляет вполне индивидуальный образ лирического "я", удачно развивающий производившую впечатление исчерпанной линию "женской поэзии" 50-70-х гг.

27.10. Чистый понедельник

Новый литературный клуб открылся вечером поэта Юрия Кублановского. Представляя его, куратор Марина Тарасова сказала: "Читая Кублановского, забываешь о чистом роднике русского стиха в его стихах, потому что наполняешься очень большой духовностью". В конце вечера в не менее восторженных выражениях отозвалась о поэзии Кублановского Инна Лиснянская. В промежутке читались стихи из новой книги "Заколдованный дом", готовящейся к выходу в издательстве "Пушкинский фонд"; декламационное искусство Кублановского по-прежнему производит сильное впечатление.

27.10. Российский Государственный Гуманитарный Университет

Вечер, посвященный книге стихов Ольги Седаковой "Старые песни" и ее переводу на иврит работы Хамуталь Бар-Йосеф (см. тж 21.09.). Своими соображениями о книге поделились философ Владимир Бибихин и критик Илья Кукулин, о переводе - гебраист Лев Городецкий (оценивший последний чрезвычайно высоко). Седакова выступила с новой поэмой "Памяти поэта", посвященной Иосифу Бродскому, Бар-Йосеф прочитала новое стихотворение, написанное уже в России, где она в последнее время преподает.

28.10. Эссе-клуб

Заявившие тему "Журнал как утопия" Светлана Богданова и Данила Давыдов построили свое выступление на игре с различными смысловыми оттенками слова "утопия", с самого начала предупредив, что не собираются использовать его в мало-мальски очерченном (не говоря уж про терминологическое) значении. Наиболее отчетливо прозвучала мысль докладчиков о том, что при сопоставлении деклараций, заявляемых при начале нового издания, с дальнейшей практикой этого издания виден большой зазор, свидетельствующий об утопичности практически любого журнального проекта в его первоначальной форме. В качестве основных примеров были приведены журналы "Новое литературное обозрение", декларировавший стремление к строгости литературоведческого подхода, а пришедший к предельной дискурсивной разноголосице, и "Арион", намеревавшийся охватить весь спектр современной поэзии, но - поскольку "энтропия в лице самого <Алексея> Алехина победила" (Давыдов) - скатившийся к представлению нескольких вполне определенных направлений. От этого Богданова умозаключила к идее о наибольшей жизнеспособности наименее внятных в концептуальном отношении изданий, способных удовлетворять разным вкусам и запросам, - "гамбургер вытесняет бифштексы". Основным оппонентом докладчиков вновь выступил Дмитрий Кузьмин, заявивший, что прежде, чем говорить о журнале как утопии, необходимо осмыслить журнал как топос. По мнению Кузьмина, жизнеспособность издания (то есть его непрекращаемость) не может выступать в качестве критерия, поскольку, с одной стороны, зачастую жизнеспособным оказывалось только название, под которым (в советской и постсоветской традиции, а впрочем и в русской традиции XIX века) делались совершенно разные издания совершенно разными людьми, а с другой стороны, причины выживания более безликих изданий по большей части лежат вне литературы, в сфере государственной культурной политики, источников финансирования и т.п. С точки же зрения литературы и культуры показателем успешности издательского проекта является выполнение им определенной культурной миссии, для чего может оказаться достаточным считанного количества выпусков (как иллюстрацию этого положения Кузьмин назвал вышедший в начале 20-х гг. тремя номерами журнал Михаила Кузмина "Абраксас" и прекратившийся на 9-м выпуске "Вестник новой литературы" Михаила Берга и Михаила Шейнкера, которые, по его мнению, выполнили свою задачу и заняли важное место в истории литературного процесса). Леонид Костюков со своей стороны оспорил правомерность прямого противопоставления стартовых деклараций последующей практике издания, указав, что успешность издательского проекта может лежать в иной плоскости по отношению к предварительным намерениям издателей - точно так же, как реальное семейное счастье может строиться на принципиально иных основах, нежели виделось влюбленным в романтических мечтах. Еще более радикальную позицию заявил Рустам Рахматуллин, настаивая на органичности успешного журнала и, тем самым, на невозможности запланировать и вообще предвидеть ход его развития ("города, в которых хорошо жить, не строились по плану"). Попытка Сергея Соколовского повернуть дискуссию в более метафизическое русло (утопичность журнала как попытки победить время - периодичностью выхода) в целом не нашла отклика. В разговоре приняли участие также Татьяна Милова, Вадим Калинин, Дмитрий Кудря и др.

29.10. Крымский клуб

Круглый стол "Литература и новые информационные технологии" прошел, к сожалению, в составе, далеком от оптимального, поскольку, с одной стороны, на нем по разным причинам не смогли присутствовать как многие литераторы, пытающиеся подступиться к соответствующей проблематике (в частности, первый среди русских писателей держатель домашней странички в Интернете Александр Левин), так и многие ведущие представители "новых технологий"; с другой стороны, немало времени и внимания отняли несколько никому не ведомых сумасшедших, предрекавших культуре скорую смерть от руки компьютера. Тем не менее участникам Круглого стола удалось поставить основные проблемы и предложить несколько интересных идей. По большей части предметом разговора являлось то новое, что приносит Интернет в культурное сознание и, в частности, в способы бытования литературы. Активно обсуждался вопрос о грядущем конце письменной эры в истории человечества, резюмированный Натальей Комаровой в том смысле, что с установлением компьютерной формы существования текста в качестве основной обращение к письменному (печатному) тексту останется принадлежностью узкого слоя интеллектуальной элиты, несколько фрондирующим жестом ностальгической наполненности, к каковому она, Комарова, не преминет присоединиться (значение этого заявления усиливается тем обстоятельством, что сама Комарова - куратор Интернет-кафе в Марьино и сайта www.screen.ru). Много внимания было уделено порождаемому Интернетом эффекту отмирания культурных иерархий - нынешний ход событий Станислав Львовский уподобил ситуации, при которой "альбом провинциальной барышни начинают передавать по первой программе телевидения" (что, впрочем, не так далеко от реальности сегодняшнего телевидения). Вадим Гущин предположил, что отмирание иерархии является неизбежным следствием галопирующего роста информационного потока. К сожалению, дальше констатаций разговор не пошел (между тем как выработка наиболее разумных стратегий выживания качественного, профессионального искусства, сохранения ценностных систем - возможно, самый насущный вопрос, порождаемый рывком новых информационных технологий). Несколько меньшее внимание уделялось инновационным возможностям компьютера и Интернета в сфере порождения текстов. Александр Гаврилов процитировал мысль Милорада Павича о том, что Интернет позволяет творцу текста стать более похожим на творца реальности, связав ее с мультимедийными технологиями, посредством которых создается синтетическое искусство; вскользь упоминался интерактивный роман Романа Лейбова. Игорь Левшин засвидетельствовал (со слов Сергея Бирюкова), что визуальная поэзия в странах Запада почти полностью перешла на использование компьютерных технологий. Гущин обратил внимание собравшихся на то, что некоторые новейшие способы работы со словом, появившиеся вне всякой связи с компьютерными возможностями, идеально этим возможностям соответствуют, - приведя в пример листовертни Дмитрия Авалиани (который тут же предъявил ряд новых работ в этой форме). В заключение Игорь Сид огласил эссе "Право текста на каприз", в котором от лица самого текста было заявлено категорическое нежелание попадать в Интернет; Гущин завершил вечер обещанием немедленно нарушить это желание.

29.10. Музей Цветаевой

Церемония вручения премий журнала "Арион" за 1996 год. Премии получили Олег Чухонцев, Тимур Кибиров и Денис Новиков, а также Дмитрий Кузьмин (за публикацию о русском моностихе). Вопреки снова подчеркнутому главным редактором Алексеем Алехиным стремлению журнала работать с самыми разными художественными языками, представители Комиссии по премиям явно предпочитали язык противостояния: так, вручавший премии председатель Комиссии Евгений Рейн охарактеризовал Кибирова как "последнего, кто сделал революционное движение в русской поэзии, не переходя границ разума и рассудка, не впадая в бессмысленный авангард"; сходные ноты звучали в выступлении филолога Игоря Шайтанова, выразившего осторожный оптимизм относительно сегодняшней ситуации в русской поэзии ("больше нет ощущения конца") за счет не слишком развернутого, но вполне однозначного отрицания предшествующего периода (рубежа 80-90-х) и его ведущих (неназванных) фигур. Иную позицию выразил в ответном слове Кузьмин, заявивший, что рассматривает премию своей работе не столько как признание своих личных достижений, сколько как премию полноте охвата литературного пространства (в работе с равным интересом и уважением говорится о самых разных течениях в поэзии - от наиболее традиционных в лице, скажем, Льва Озерова до ультрарадикальных в лице Ры Никоновой), а также как попытку поощрить следование научному дискурсу в условиях торжества эссеизма, порождающего высказывания эффектные, но необязательные. Чухонцев, Кибиров и Новиков прочитали по стихотворению. Далее последовал фуршет с обильными возлияниями.

30.10. Классики XXI века

Вечер поэта Олеси Николаевой - презентация книги стихов "Amor fati" (СПб.: ИНА-Пресс, 1997). В двух кратких отделениях Николаева прочитала ряд текстов из книги, в том числе известный цикл "Испанские письма", характерный попыткой воспроизвести типично "бродскую" манеру письма в отчетливо "женской" версии. Выделялось среди прочитанного большое стихотворение "Мери Абрамовна", тяготевшее - сюжетностью, ностальгированием, деталями интеллигентского быта и разностопным белым стихом - к аналогичным по жанру произведениям присутствовавшего в зале Евгения Рейна.