Стихи Сергея Тимофеева

СЕРГЕЙ ТИМОФЕЕВ

Сергей Тимофеев родился 13 ноября 1970 года в Риге. Окончил Латвийский университет (филологический факультет, отделение русского языка и литературы). Довольно много работал в разных масс-медиа: придумывал и вел программу на ТВ, потом работал ди-джеем на радио, делал авторские программы о современной музыке, играл как ди-джей на всех мероприятиях рижского проекта "Casablanca 2000" (эйсид-джаз, фанк, трип-хоп). Писал для нескольких местных газет и журналов (культура, мода, музыка). В 1999 участвовал в организации текст-группы "Орбита". В ее составе занимался выпуском одноименного альманаха и организовывал разного рода поэтические акции и чтения. Осенью 2000 года при участии Тимофеева в Риге вышел компакт-диск (аудиоальманах), где рижские поэты читают свои стихи на музыку рижских молодых музыкантов. Книги стихотворений: "Собака. Скорпион" (СПб., "Митин журнал", 1994), "Воспоминания диск-жокея" (Рига, "М-medija", 1996), "96/97" (Рига, "Casabalanca 2000", 1998). Переводы стихов Тимофеева печатались в США, Австралии, Италии. Тексты в Сети: Tim MC HomePage (1996) - и персональная страница на "Вавилоне".

Лето без Евы

*

"Секрет дамасской стали давно утерян", -
сказал мне бурят Федор Павлович, бывший
военком Юрмалы, долгие годы посылавший
ребят в Армаду и пристрастившийся
на курорте к большому теннису, массажу
и размышлениям о секретах. Мы сидели
в бане теннисного клуба после турнира,
где Федор Павлович занял второе место
в паре с секретарем американского
посольства Майклом. "Мы его раскусили,
цэрэушника," - смеялся Федор Павлович,
укутанный в полотенце. Рядом пили пиво
благородные теннисисты, владельцы
богатых ракеток. На удивление, никто
из них не инкрустировал свой инвентарь
золотом с жемчугами. Но спорт господ
привлекал их своей английской дипломатией
и саксонским упрямством. Они выходили
на корт, все знакомые, своим кругом,
и играли весь день, припарковав лимузины.
Невдалеке шумело море и бурят Федор
Павлович выглядел скорее японским атташе
рядом с секретарем американского посольства
Майклом, всегда молчаливым во время игры.

* *

"Я - певец эстрады, обычно я выступал с симфоническим
оркестром" - говорил мне в окраинном парке человек
с челкой, худой, нервный, невысокого роста, похожий
на артистичного морфиниста. "А вот мой племянник,
единственный оставшийся от семьи, отсидевший три
года, встреченный мной с протянутой рукой и в пальто,
вышедший после трех лет заточения с пятью латами
в кармане и немедленно отправившийся в клуб "Алладин",
где танцуют полуголые женщины, чтобы выпить сока
с булкой и, заплатив за вход, голодать потом еще
неделю". Они присели ко мне на скамейку и достали
бутылку сухого и связку бананов. Двадцатипятилетний
племянник с неуверенной улыбкой и карими глазами,
в белых носках и сандалиях, спрашивал у прохожих штопор.
Рядом бегала их маленькая бело-корчиневая собачка.
"Я обрусевший литовец, а у вас сумка миллионера и вы,
наверное, из тех высоких домов, где центральное отполение
круглый год," - сказал мне эстрадник. Он пил в растерянности
после суда, где его знакомый, ворующий из подвалов картофель,
был осужден как опасный рецидивист. "Верите ли вы мне,
что посадить можно любого? А племянник мой лоботряс,
но куплю ему я гитару - на гитаре умел он играть
до тех лет, что отбыл в заключении... Я - артист!"
Они остались там в темноте в подозрительном парке
у старой кирхи, где собираются пьяницы этого запущенного
района, "которые могут вам дать по башке, но все равно я их
не боюсь так, как ваших ровесников в кожаных куртах,
понимаете ли", - говорил мне эстрадник, выступавший
некогда в Сочи, а теперь работающий по ночам
на близкой автостоянке и пьющий дешевенькое
сухое с племянником в белых носках, который всё
подтверждает, как документ с буквами крупным шрифтом.

Может быть, сигарета

Эта девушка любит и умеет курить.
Посмотрите, как дым она выпускает
из арамейского носа. То, что она
делает, выглядит так изящно. Лежит
на диванчике на животе, болтает
ногами, смотрит телевизор, пускает
дым. Она очень красива, по утрам
она пьет чай, а вечером только воду.
И много курит, потому что ей это
нравится. Неразговорчивая красивая
девушка с сигаретой. Иногда она так
похожа на ожившую статую. Ожившую
от магического щелчка зажигалки.
Самое красивое ее воспоминание?
Love Parade в Берлине. Ни о чем личном
она не хочет говорить. И вот я тоже курю.
И наш дым, смешиваясь, создает приятную
иллюзию общения, завесу коммуникации.
Потом я выношу полную пепельницу, открываю
окно. Все еще хлопают январские хлопушки.
Становится поздно, и я провожаю ее до дома.
Впрочем, ее любимый город - Лондон, где
она провела два лета. И собирается туда еще.
Здесь она выглядит так экзотично. Мои друзья
говорят - действительно лондонский стиль.

Чибис

Засахаренных фотографий принес нам в клюве
Чибис-киборг. С утра впорхнул в окно, за ним
Ревел нестройный трубный вал, был праздник
Духовых оркестров. Пронзенные вчерашним
Телевидением, мы с милою еще не отошли
От обнуления. И эти фотографии, секретные
Пустышки, нам были леденцами, капельками
Сырости и влаги, серебряными щеками простуды.
Смотрели их. Вот человек в костюме ищет правды.
Вот девушка-гречанка спит на пляже. И над
Гонконгом серый самолет. Отдельные фасованные
Штуки, свидетельства расстройства нервов прозы.
Их были пачки, стянутные напополам резинкой,
Такие иногда подбрасывали у вокзалов шальные
Офицеры Бунюэля. Мы рассмотрели всё и чибиса
Достойно накормили стылой кашей. Он тренькал,
Как на небе провода гудят порой, передавая клятвы.
Теперь и утро было спасено. Оркестры духовые
Выли туже и праведней на главной улице страны.
А чибис-киборг, распадаясь в конденсат, нам
Произвел явление - пятнадцать сизых радуг.

Попытки

Профессор входит в аудиторию
в ореоле трех жен и многочисленного
потомства, эмиграции, империй,
признания. Двадцатилетняя официантка
мучает сумочку. Она хочет понять,
что делать сегодня вечером, чтобы
это казалось правильным завтра утром.
Она слушает, невысокая, на стуле.
Злая бестия, маленькая официантка,
обсчитавшая не одного мужчину,
хохотавшая над Книгой Перемен
и прогнозами гадального салона
"ТеоАстра". Она пришла слушать
профессора, а профессор, присев
на краешек стола, повторяет: "Дамы
и господа, дамы и господа..." Темой
его выступления будут - истины и
еще раз истины. Он шикарно водит
глазами и смотрит на часы. Потом
все стоят и курят в коридоре,
один черноволосый поэт бросает
взгляды. Истина движется к нам
как лед весной, на его белых глыбах
сидят боги, унесенные рыбаки.
Постепенно солнце обыденности
заставляет их сойти на берега Европы,
Азии, Африки. Профессор обещает
встретиться через миллион лет.
Официантка, дочка китайца и
марокканки, делает выводы:
если к каждому из ее клиентов
подойти с одним и тем же вопросом,
многие из них больше никогда
не придут к ней обедать.

Беседа

Красная девушка говорила синей:
"Я вчера была больной, сегодня стала
Послушной. Можете из меня
Делать пластиковые пакеты,
Можете меня отдать в посольство
Великой державы чистить что-нибудь
Ржавое. Удивительно безразличие
К собственной персоне, даже
Не хочется выйти купить новые чулки
Или китайский заводной бархат.
Хочется смотреть все время одну
Телерекламу, несложное мельтешение
Новых товаров, хочется слышать,
Как нахваливают их голоса актрис,
Чьи языки, устав от искусства счастья,
Ломаются у них во рту как льдинки.
Поверишь ли, вчера вышла из дома
И остановилась посреди двора, стояла
Так минут двадцать. В общем, могла
Бы и улететь в космос, как собачка
Безропотная. То ли жизнь моя из меня
Уходит, то ли это новая эра, даже
Плюшевые игрушки мне не милы."
Говорила синяя девушка красной:
"Все верно, все очень похоже,
В супермаркетах как на Луне,
И я гуляю, длинными ногтями
Касаясь краешков огромных коробок.
Это болезнь поражает девушек
И только, мужчины от нее
Лечатся боксом, табаком, водкой,
А то бы и они треснули по швам,
Вывернулись бы наизнанку, оглохли."
Сидели две девушки и говорили,
Всегда спокойно, всегда о важном,
А вокруг стояли сонные вещи,
Уставшие столики, пьяные кресла.
Это было в одной большой квартире,
Чьи окна выходят на улицу в центре,
В центре города, города у моря,
Серого моря, зеленой воды.

К пыли

Пыль в этой старой квартире
появляется как растения,
растительный покров пыли
покрывает проигрыватель,
чьи пластинки повреждены пылью,
их звуковые дорожки забиты,
их музыканты забыты, обложки
истерлись, только слышно
какое-то "феличита", если
бросить черный диск в потолок,
откуда он падает, как планета...
Пыль - это использованное время,
спрессованное в серые спирали.
Когда я молчу, я говорю на языке пыли.
Когда ты уходишь, ты поднимаешь облако
пыли. Эти дорожки - следы твоих
вечных уходов. Потом ты возвращаешься,
и мы ловим пыль платками и душим ее.
А она хихикает. Тогда мы уезжаем
за город. Простая черная земля -
живая и мертвая. Маленькие
животные ковыряют землю, здесь
нет пыли... Однажды дома ты сделала
из пыли кольцо. Ты сказала, что
это наше фамильное серебро. Но
это не так. Когда-нибудь я открою все
краны, когда-нибудь я распахну все окна.
Потом я сравняю дом до уровня
земли, и маленькие животные придут
и будут бродить в новых местах.
Однажды пыль погибнет, и на пластинке
будет слышна песня. Я рассказываю это тебе
ночи напролет. Когда звезды сбрасывают
на нас звездную пыль. А ведь есть
еще пепел. Не говорите мне, что
это вчерашняя проблема. Некоторые
люди состоят из пыли. Без любви
мы все выглядим пыльными. Поэтому
примите это как рекламу лучшего средства -
"красной критической массы сердца"!