Сюжет, по которому хочется высказаться, чрезвычайно деликатный. Из тех, по поводу которых высказываться "не в струю" - явная, заведомая бестактность. Но мне всегда казалось, что бестактность - меньший грех, чем непорядочность.
        2000 год стал, как мы знаем, годом повышенного интереса к молодой литературе. О "Дебюте" говорено достаточно. "Литературная газета" упорно раскручивала собственный молодежный конкурс "Сады Лицея", самым ярким событием коего осталась, впрочем, публикация в самой "Литературке", среди лучших работ конкурсантов, раннего стихотворения Кушнера за какой-то посторонней подписью. Евгений Бунимович от лица Московской Думы учредил особый конкурс для московских школьников (там, впрочем, до подведения итогов еще далеко). И так далее.
        Среди прочего в какой-то момент явилась и еще одна литературная премия для молодежи - имени погибшего в 19 лет поэта и эссеиста Ильи Тюрина. Собралось почтенное жюри - с Юрием Кублановским, Мариной Кудимовой и другими не менее достойными людьми. "Русский журнал" неутомимо рекламирует "Илья-премию" своим баннером, под конец года появилась и установочная статья Андрея Мадисона, подписывающегося как "Старший политрук РЖ", - считать Илью Тюрина человеком 2000 года...
        Есть что-то глубоко сомнительное в том, что такое внимание достается единственному автору из всего поколения - ушедшему из жизни. Хотя мудрено не понять желание хоть как-то компенсировать горечь утраты. Однако ранняя смерть - не заслуга. Обещание блестящего будущего, так и оставшееся обещанием, - увы, ничто, и, если честно, совершенно неважно, не сбылось оно из-за безвременного ухода или от того, что много обещавший в юности талант так и не развился ни во что путное. Неважно - здесь, на Земле, поскольку мы можем судить только о том, что сбылось; суд о несбывшемся должен вестись Тем, Кому это несбывшееся ведомо столь же хорошо, сколь и сбывшееся (оставим в рамках данной темы открытым вопрос о том, существует ли такая Инстанция).
        Мадисон, впрочем, полагает, что случай Тюрина - иной: "жизнь Ильи Тюрина не только обетовала, но и состоялась". Я готов был бы промолчать по этому поводу, если бы речь шла только о трагически погибшем юноше: о мертвых - хорошо или ничего, и если даже кто-то, воздавая ушедшему хвалу, сильно перегибает палку, - пристало ли его поправлять? (Так, - подсказывает мне мой товарищ, - на поминках затесавшийся чужак, подвыпив, начинает кричать о горечи потери, а близким и слушать тошно, и перебить нету сил.) Но речь-то ведь идет не совсем об Илье Тюрине - речь о молодой литературе вообще, о том, на что ориентироваться вступающим в литературу авторам. Так что молчать не получается.
        О чем толкует Мадисон? Сперва - о том, что существует "джентльменский набор" погибших в юности "звезд", в который, в принципе, несложно вписать еще одно имя, но это как раз и будет профанацией, потому что за такой постановкой в ряд теряется неповторимость явления. Наверно, так оно и есть. Набор у Мадисона, положим, не без греха. Например, там нечего делать Артюру Рембо, который в возрасте Тюрина не погиб, а бросил литературу, - это совсем другая история. Важнее другой нюанс в этом ряду: в параллель к утонувшему поэту Тюрину полагается не Писарев (которому было 28 - почему тогда не Лермонтов?), а погибший таким же образом поэт Коневской, одна из главных надежд русской поэзии ровно сто лет назад. Не уверен, что Мадисон знает о его существовании. И это неспроста (т.е. я это не к тому, что Мадисон не очень хорошо разбирается в поэзии, хотя, боюсь, дело обстоит именно так).
        Коневской был на редкость яркой и одаренной личностью. Это и по стихам видно, и по воспоминаниям дружившего с ним Брюсова. В его творческом наследии есть несколько безусловных шедевров. Но драма состоит в том, что художественное направление этих шедевров оказалось - не то чтобы тупиковым, но сугубо периферийным для последующей русской поэзии. Коневской был неоархаистом:
                        Косящата окна я не завесил,
                        И думно буду духом я коснеть...
        Невозможно предсказать, как бы развивался талант Коневского: ранние стихи многих его ровесников и младших современников - хоть Блока, хоть Бальмонта, хоть Шершеневича - совершенно непохожи на зрелые. Он мог бы далеко отойти от своих первоначальных художественных идей, а мог бы каким-то парадоксальным образом развить их и сделать современными и перспективными (как это позднее до известной степени удалось Клюеву). Но то, что состоялось, успело состояться в творчестве Коневского, - было неперспективным, при всей своей художественной ценности. Поэтому сегодня это имя, эти стихи известны только специалистам. (Это, вообще говоря, совершенно неправильно, это следствие низкого профессионального уровня наших историков литературы и литературных педагогов, - но об том в другой раз.)
        Случай Тюрина - ровно тот же самый. Я держал в руках его книгу - наряду с проходными юношескими стихами в ней есть стихи, свидетельствующие о совершенно недвусмысленном таланте, не обещание будущих стихов, а уже написанные настоящие стихи. Я слышал некоторые из них в одушевленном исполнении другого хорошего поэта, Дмитрия Веденяпина, - они звучали. Но, как и у Коневского, художественное качество этих стихов не обеспечивает им литературной перспективы. В них не содержится зародыш нового языка, из которого что-то по-настоящему значительное может развиться в будущем (неважно, в творчестве этого автора или совсем других). Мадисон поминает применительно к Тюрину (по другому поводу) 60-е годы - да, так: стихи Ильи Тюрина могли быть написаны в 60-е. Он мог бы быть СМОГистом, легко представить его рядом с Губановым и Алейниковым (и Кублановским, чье место в жюри премии, тем самым, совершенно закономерно). Увы, увы, увы: все это было. Поэзия уходит дальше (не становясь, разумеется, лучше - просто меняясь, открывая новое, неизведанное).
        И в этом смысле имя Ильи Тюрина - плохой, неудачный ориентир для молодых авторов. Нужно писать хорошие стихи, и Тюрину это иной раз удавалось, - это очень много, но этого мало. Нужно писать такие стихи, которые открывают новые пути. Тюрину это не было интересно. Может быть, он бы еще пришел к этому, а может, и нет.
        О стихах Ильи Тюрина Мадисон не пишет ничего. Довольно много он пишет о его эссеистике - вернее, об одном эссе. Я не бог весть какой специалист по эссеистике, и в книге Тюрина в этот раздел особо не вчитывался - грешен. Но уж текст, имеющийся в Интернете, я заставил себя прочесть. О чем говорит, в связи с этим, в своей статье Мадисон, мне понять не удалось. А о чем ведет речь Тюрин - вполне понятно. О том, что гуманитарная мысль есть, вообще говоря, не более чем безответственная болтовня. Если откровенно, то это недостаточно свежая идея, чтобы ее всерьез обсуждать. Но 18-летний мальчик, конечно, имел право полагать, что придумал ее сам. Вот преподавателям из его гуманитарного лицея, от которых ученики выходят с такими представлениями, я бы хотел на минуту посмотреть в глаза...
        А еще Мадисон пишет о жизни Ильи Тюрина - как о значительном его свершении. Конкретно - о том, что Илья после гуманитарного лицея ушел в медицину. Собирался стать врачом. И о том, насколько это достойней, чем modus vivendi всяких там гуманитариев, которые либо с государства требуют, либо на гранты жируют. Странно мне это читать. И не потому, что поэтов, работающих врачами, всегда было сколько угодно, в том числе и в нынешних младших поколениях. Гуголев много лет работал фельдшером на "Скорой", потом ушел сотрудником в Красный крест. Герман Гецевич работает в больнице. Финалист "Дебюта" екатеринбуржец Василий Чепелев - начинающий детский доктор, а Андрей Сеньков - один из лучших детских врачей своего Борисоглебска... Вообще в том, что на исходе 90-х юноша, интересующийся поэзией, не спешит на филфак, мне не видится ничего особенного. А вот в презрении к гуманитариям у "старшего политрука РЖ" - видится. Хотя бы уж потому, что гуманитарий - это, между прочим, еще и школьный учитель (хоть той же литературы), который должен донести до своих учеников не только понимание ценности - объективной ценности - гуманитарного знания, но и любовь к слову, без которой не будет никакой поэзии, так что и премии давать будет не за что. А любовь к слову и любовь к людям - вещи, как ни странно, тоже довольно близкие...
        Я не хочу бросить ни малейшей тени на память одаренного погибшего юноши. Мне только кажется, что этой памятью пользуются недолжным образом. Грешно.