Премия Андрея Белого 2001 г.

ПОЭЗИЯ

Василий Филиппов (Петербург) – за книгу "Стихотворения" (СПб.: Петербург-ХХI век, 2000), – драматическую канонизацию достижений ленинградской нонконформистской поэзии 1970-80-х годов.

ПРОЗА

Андрей Левкин (Москва) – за книги "Двойники" (СПб.: Борей-Арт, 2000) и "Цыганский роман" (СПб.: Амфора, 2000), – подрывную работу с материей языка, искривляющую и рассыпающую литературное пространство.

ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Валерий Подорога (Москва) – за тексты в книгах "Мастерская визуальной антропологии. 1993-1994" (М.: Художественный журнал, 2000) и "Тетради по аналитической антропологии. Вып. 1. Авто-био-графия" (М.: Логос, 2001), открывающие новые возможности синтеза поисков современной западной философии с традициями русского философствования.

ЗА ОСОБЫЕ ЗАСЛУГИ В РАЗВИТИИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Владимир Сорокин (Москва) – за инновационность и радикальность творческой стратегии, не потерявшие своей актуальности, несмотря на обретенный статус классики.

        Очередное присуждение Премии Андрея Белого прошло на фоне возрастающей активности Оргкомитета по публичному освещению премиальных событий. Премия предлагает себя как нормальная часть литературного пейзажа, былая принадлежность андеграунду более не акцентируется. Оно и правильно: какой уж там андеграунд, когда в шорт-листе представлена продукция всех ведущих издательств страны: "НЛО", "Амфора", Иван Лимбах, ОГИ, "Ad Marginem", "Алетейя"... Впрочем, бросается в глаза отсутствие в поэтическом разделе книг издательства "Пушкинский фонд", представленного в прошлогоднем шорт-листе томиком избранных стихотворений Сергея Гандлевского. Кажется, что это неспроста. Выбор 2000 года (прежде всего в поэтической номинации) заставлял заподозрить, что премия начинает обозначать возвратное движение к эстетической и культурной радикальности, – тогда как марка "Пушкинского фонда" ассоциируется, прежде всего, с новоформирующимся мэйнстримом. Но как раз авторов, маркирующих границу этого мэйнстрима, – таких, как Владимир Гандельсман (с последней книгой "Тихое пальто") или Андрей Поляков (с "Орфографическим минимумом"), – в нынешнем шорт-листе и не хватало. Это же можно сказать и про такие вышедшие в поэтической серии "Проект О.Г.И." книги, как "По краю озера" Евгения Сабурова, "Времена года" Николая Байтова, "Книгу стихотворений" Александра Белякова... Конечно, шорт-лист не резиновый, но идея игры по всему эстетическому полю требовала включения в него хотя бы одной из названных книг – вместо, хотя бы, Александра Анашевича, который уже побывал в шорт-листе два года назад и имеет все шансы в обозримом будущем попасть в него снова (хотя бы с изданной в той же серии ОГИ уже после объявления шорт-листа книгой "Неприятное кино").
        В итоговом виде шорт-лист получился с вполне определенным уклоном. Это такая немножко премия имени Дмитрия Волчека: и в поэтическом разделе, и в прозаическом по 4 автора в той или иной мере принадлежат к кругу "Митиного журнала" (плюс еще Александр Гольдштейн из круга журнала "Зеркало", непосредственно соседствующего с "МЖ" на карте русской литературной периодики). Такая премия русской литературе тоже нужна – однако замах 1999 года заставлял думать о другой, более широкой перспективе.
        На этом фоне выбор лауреатов из имевшихся в шорт-листе кандидатур следует признать практически безупречным: жюри решило компенсировать эстетическую миграцию премии в целом (что выглядит сомнительным) безусловностью решений в рамках избранного литературного фланга. Во всех трех номинациях премированы фигуры культовые. Правда, известность Василия Филиппова до сих пор не выходит за пределы узкого круга ценителей петербургской неподцензурной поэзии (да и сама премированная книга издана тиражом 50 – пятьдесят! – экземпляров); однако эта ситуация должна перемениться в связи с новейшими тенденциями в русской поэзии, о которых мне уже приходилось писать (Кузьмин Д. Постконцептуализм. // Новое литературное обозрение, вып.50, 2001): работа Филиппова с реалиями бытовой, частной жизни, с закрытыми для постороннего наблюдателя душевными движениями и ассоциациями заставит новое поэтическое поколение опознать в нем своего предшественника, и моя статья в "НЛО", написанная весной этого года, заканчивается предположением, что в скором будущем имя Филиппова, наряду с именем уже покойного Сергея Кулле, выйдет в первый ряд Пантеона русской неподцензурной поэзии. Поэтому мне трудно согласиться с Вячеславом Курицыным, пеняющим на несколько ностальгический характер принятых жюри решений: дело не в том, как давно на слуху у знатоков имя Филиппова, а в том, насколько востребованы сегодня его художественные открытия. То же касается и прозы Андрея Левкина, который, с одной стороны, отнюдь не застыл в позе живого классика, а продолжает подвергать раз найденную стилистическую и интонационную линию различным пластическим деформациям (взять хотя бы не вошедший в премированные сборники, зато самый, кажется, последний по времени рассказ "Рай – это красный колышек", небывалый для Левкина по своей интимности), – а с другой, утверждается именно в последние пару лет как непосредственный предшественник наиболее ярких прозаиков младшего поколения – тех же Станислава Львовского и Ольги Зондберг.
        Что касается четвертой номинации, "За особые заслуги", – имеющегося в распоряжении жюри джокера, – то награждение Владимира Сорокина вызывает сложные чувства. Дело не в том, что добавление четвертой культовой фигуры к трем имеющимся – жест тавтологический (пусть даже известностью Сорокин и намного превосходит трех других лауреатов), и столь же тавтологично отмечать наградой "инновационность и радикальность творческой стратегии" на фоне общей радикализации самой премии. Но вот присуждение живому, действующему, пишущему писателю, еще два года назад фигурировавшему в шорт-листе с очередной книгой и выпустившему с тех пор новую, премии "За особые заслуги" – это, воля ваша, как-то странно. В мире театра или кино, где такого рода премии особенно распространены, вручаются они убеленным сединой ветеранам, которые, в сущности, уже все отыграли, чья репутация сложилась бесповоротно и только ждет отлития в бронзу, – а речи при вручении подобных премий представляют собой, по сути, репетицию некрологов. Сорокину нет и 50-ти, он вполне дееспособен – не рано ли провожать его на пенсию? Или жюри таким дьявольски тонким образом как раз намекает, что, дескать, пора? Вообще номинация "За особые заслуги" была, как будто, задумана для того, чтобы премировать не за тексты: Константин Кузьминский был отмечен как собиратель антологии, Дмитрий Волчек – как издатель журнала, и даже Виктор Лапицкий в прошлом году получил награду не за сами переводы французской философской прозы XX века, не за качество этих переводов, а за определенную культурную миссию. В этом состояла уникальность премии, и будет безмерно жаль, если четвертая номинация будет просто-напросто присуждаться шибко заслуженным писателям.