| |
|
|
|
|
Арсений Ровинский | Александра Петрова | Вера Павлова | Игорь Смирнов | Михаил Федотов | Борис Кудряков | Дмитрий Сумароков | Алексей Верницкий | Александр Железцов
АНДРЕЙ ПОЛЯКОВ
Андрей Поляков родился в 1968 году. Окончил филологический
факультет Симферопольского Университета. Работал редактором, журналистом,
преподавателем в институте и лицее. Пишет стихи, прозу и работы по философии.
Живет в Симферополе (Крым, Украина). Стихи публиковались в журналах "Знамя",
"Митин журнал" и "Новая "Юность", альманахах "Предвестие" (Симферополь),
"Вавилон" (Москва), "Черновик" (Нью-Джерси - Москва) и альманахе ЛИА Руслана
Элинина (вып.2), а также в коллективном сборнике литературной группы "Полуостров"
(М., АРГО-РИСК, 1997). Переведены на английский, французский и греческий
языки. Отдельные издания: книга "Epistulae ex Ponto" (Симферополь, 1995)
и буклет "Автограф" (Симферополь, 1998). Большинство новых текстов А.Полякова
размещено в Сети на
его личной странице в составе сайта Крымского геопоэтического клуба,
там же можно найти коллекцию фотографий Полякова. Текст "Сумароком" публикуется
впервые, поэма "Последний поэт" и цикл "Темные поля" впервые публикуются
с комментариями. Последний поэт
(к н и г а в о д ы) Трудно с вами, буквы дорогие,
мёртвые мои, немолодые... Здесь будет бумажный и призрачный дар: чем в землю небесную
течь или
речь, французский отстану учить иногда немецкие буквы остыну смотреть Хорошие рыбы России воскресли в заумную тьму и тайно у неба спросили не пустит ли небо к Нему на пепел чужого порога на звон элизийских полей в Европу, в три маленьких слога в закат христианки моей Твоя вода, как мёртвая сестра но и таких целуют до утра Плохой корабль из сердца моего - рука сестры заполнила его Теперь там только лёгкая вода и тень Европы - чёрная звезда С бумагой какой-то науки в печальном словесном дыму целуя прозрачные руки прилягу в печатную тьму чтоб взять недоученный щебет стишком перещёлкнуть язык и знать, что другой не расщеплет тела пролетающих книг ...Подремлю. А потом - полистаю не становится тело роднее ОСЕНЬ-ЧТО-ЛИ-ВНУТРИ: я не знаю только сильно ещё холоднее Рыбы с песней скользят над садами - веселей ни за что не бывает! - и восходит ворона кругами и следит как душа убывает Неживое лицо Аполлона забывай, забывай, не забудь словно это летает ворона словно это ворона чуть-чуть словно: ленкина пленная лента девять лет продолжает кружить по местам, где чернильная Лета утоляет-желание-жить В хороводы сплетаются птицы и людскими глазами глядят но не должен читатель присниться тем из них, кто шумит наугад Знаки, знаки на скользкой бумаге закрывают прекрасную кровь светловатые сумерек флаги филомелу, ворону, любовь Назовёшь "крымкрымкрым" птицу, птицу над ещё головой, головой Улетит (и опять) возвратится: где же - ВСЁ? не осталось его На улице трогая пальцы нарядную с Богом читать Но, может быть, дома остаться где книжные пыли глотать А страшно-поспать на закате как спят европейцы одни от письменных танцев Гекате и гула небудущих книг? Всё стало последним, как спичка последняя-вот в коробке Душа. Ты ведь тоже привычка - почти сигарета в руке С н а в и д е н и е
ХОТЬ ШАРИКИ ХОЛОДНЫЕ, ПУСТЫЕ ИДУТ В МОЕЙ НОГЕ, В МОЕЙ НОГЕ НЕ ВИЖУ Я. ПРИЩЁЛКНУ Я. НАЛЕ- НАЛЕВО Я СМОТРЮ В СТИХА КУСТЫ Я а к а к и с ы х у д т т и с и и с т т р х у с ы в а к Э Ты спал в тени летейского ствола когда Европа мёртвых позвала И ты сквозь сон к прекрасной потянулся но на древесный ствол рукой наткнулся И кипарис упал между тобой и той, что стать могла твоей женой И ты с тех пор не видишь милых книг а видишь дерево... Где "хорошо" листвы, но кровью
тянет туча, возьми, что это сад и герпес на губе, что только мотылёк двоящийся-летучий на камень олакрез и на-сердце тебе Куда скользим над берегами сада когда в квадрате нощь и тишина и смотрит на - остолбенелым взглядом - багряная, но белая луна Блеснув, девица гнётся, как маслина и серебром-дымится на кровать чтоб тело красоты её недлинной как зеркало хотеть поцеловать В-КУСТАХ-СТИХА-БЫВАЕТ-ЭВРИДИКА? как человек, вопросом раскручусь но вечное в моём начнётся крике едва к стеклу губами прикоснусь Сестрица льётся отражённым светом - Бог спит её, как память о Себе пока, сверкая голосом раздетым она течёт сказать в куске небес что людям больше пальцев интересно кто президентское придвинет кресло кто обнаружит лавровый венок в футбольном выплеске, и упразднит ли железные машины - мотылёк Как рыба на ветвях, я мучаюсь от жажды что снова будет всё, что было всем однажды Я слышал этот взгляд и видел этот голос: вот в правом пальце - сад, вот в левом пальце - волос Но волос - это вол. От зноя изнывая повозку тащит он, где жажда мировая Где дрожит звезда о богатом Боге - не звезда, а яблоко из-за дыма - там Елена тенью стоит в соборе в чёрной блузке так же черно любима Словно клавиша западает память про любовь - эту чёрную точку счастья лишь бы тени теней по себе оставить лишь бы видеть лучше чем сон в ненастье Как по левым пальцам считай-запомни небольшие дни октября недели крылья пыльных ангелов через вторник свет багрянодальний когда летели Мне легко и пусто на месте света: страшен ли Господь? отвечай про это! И тьма испугает, и свет - и дважды кувшин разобьётся и дева прервёт свой куплет - и ворот сгниёт у колодца А каперс желанья?.. С тобой последует в лёгкие страны? Ты думаешь - так? Нет, не так: там только дымы и туманы Там воздух, как знамя, висит и медленным кажется небо Там мёртвый Поплавский летит с батоном французского хлеба Европа! С твоей головой моя поменяться готова чтоб всё, что казалось тобой расплылось - как спящее - слово Россия: какое мне дело от лацкана или подкладки до звукоподобного тела и слов его сладких и сладких Что может жиллета наследство что зеркала холод холёный когда передёрнуто сердце под-РАДУГОЙ-вдруг-похоронной Есть многие ради разлуки и мы в незнакомой одежде - но пеплом наполнятся руки свободные прежде и прежде - а часто я сам не больнее убит перед их мертвецами за правду, что Запад - сильнее чем в детстве боялись мы с вами Мы едем на ослике "помнишь" - на ослике ехать смешней Ты голосом бабочек ловишь мерцающих с тёмных полей и сонное слово поэта в словах шелестит за тобой чтоб, скажем, блестеть до рассвета сопутствуя ночи какой Луна не плывёт возле башен ахейцы не клеют суда Ответь мне, Елена, Он страшен? Он - страшен. Он смотрит сюда Но зримая часть реквизита дешевле, чем ищет Отец Не зря, значит, небо разлито над рыбами, словно свинец! Простая, сыроватая простуда, в мозгу
по кругу звякает посуда, на кухне в ь ё т с я д о л г а я в о д а, когда твердя оттуда - и досюда то, что молчал невидимо куда: Лежат сомы, как телескопы под воспалённою волной Качает дерево Европы октябрь огромный и больной Следишь как снег в груди летит и говоришь невкусным хлебом Стих расширяется, гудит затем гудит под белым небом чтоб у церковного порога последний житель городской соминого припомнил Бога И ЛЁГ ПОД МЁРТВОЮ ВОДОЙ октябрь 1999 - март 2000 Темные поля
Тёмным полям
- не темнее полей умирания - слово приходится следом а голос ничем: столько же тела на нём сколько слышно двойного дыхания в "нет" и "нерядом" (письма) или в "может-быть-завтра" (ночей) Мерцающим устам Поэзия мертва. Она стоит как статуя, объятая собою Какую тьму по зеркалу глядит Кого сквозь сон пугает головою Но до сих пор мерцающим устам почти дыша, как юноша, внимаю и стариком синею по ночам когда пылинки с мрамора - сдуваю Все все что было выпрошено нами Всё всё, что было выпрошено нами что вынуто на холода январь из тела мягкого, по имени любого - не поддаётся ни чернилам, ни губам Полуегипетская ночь языковая чуть освящённая, прекрасная-везде для нас кончается, почти напоминая что люди с яблоком и книги на воде Зачем же нам тогда йцукен и фыва: держись, мой друг, одежды и хлебов ведь прошумел Орфей неторопливо к заупокойной младости готов И вот Автобус часто-настоящий несёт, как царь, пустыней городской тепло одной красавицы, не спящей от слова Господи и слова далеко Но в волосах её тысячеруких на тёмной, как Мария, глубине мы станем блеск руин и мёртвых плясок звуки чтоб за спасение благодарили не Пой мне в песню Пой мне в песню, как синица прилетает к мёртвым в дом пой, как падает ресница пой, как зеркало кружится пой, как есть, о том, о сём О наклонном белом мире где стекло в словах растёт где Платон распят на лире и не слышит, что в квартире шелестит вселенский лёд где любовь гремит ключами на КВАДРАТАХ городских и, в обнимку со свечами ждут суда её ночами - сотни бедных и пустых Летает бабочка Твой ангел печален -
Но Бог неслучаен Летает бабочка и мотылёк кружится Поётся девочка и мальчик говорится За книжным шелестом с холмами и свечами - чем они заняты? Наверное, ночами Вот зиму прожили и скоро будет лето и что-то страшное как борщ или котлета как полубабочка над свечкою шипящей как посох пастыря - тяжёлый, настоящий Ходите Господу нестройными рядами Хватайте девочек и мальчиков руками Не пейте вечности из козьего копытца Не спите с бронзою которая вам снится А эта дудочка - ни добрая, ни злая Отполирована гортань её сухая Она лишь кажется на ближний свет похожей но мыслит - воздухом и лицемерит - кожей Спасибо клавишам как пальцами стучащим Спасибо дурочкам горящим, предстоящим Спасибо мёртвому! для ангелов знакомых стоит день-золота лишь в царстве насекомых За кем устроен вдруг "За кем устроен вдруг весь куст языкокрылый под чёрной насыпью не чёрным никаким Зачем перрон - лицом анфас его унылый и мы, стоящие как звери, перед ним Убудем, Боже наш - скажи куда - отсюда хоть на другой разъезд, не важно, хоть туда где намерцает мышь и назвенит простуда псалом 136, несчастный, как вода!" Маленький мальчик Маленький мальчик лицом на восток
Прошелестел: "Одинок-одинок" I Камень очнулся и больно взлетел над головой у тебя засвистел Едешь ли в храм, не спешишь ли домой - камень свистит над твоей головой II Служба светлеет, а камень свистит тело тебя, как бы лёжа, стоит: хор наступает, оно умирает камень светлеет, светилен СВИСТИТ - Душа защелкала Душа защёлкала, что тело надоело а слово голое ей кожу отдаёт и раскрывается: "Я старило и пело внутри смоковницы, у Галилейских вод Собою слышало как Симона позвали на рыбопроповедь, похожую на дым которым засветло поднялись и дышали мы в бедном воздухе субботы, золотым Психейка-пёрышко, Мария-молодая давай обнимемся на правом берегу где в прятки трапезы с Отцом когда играя пролились лицами сказать своё ку-ку Пока в Израиле земное солнце машет и кровли Города в крови его блестят произнесёт меня едва один из наших - переоденемся, друг другом шелестя!" Уж мы слегка не голубки Уж мы слегка не голубки! и я почти забыл и ля-ля-ля, и лёд строки и то, где я побыл Стада детей играют там - они всегда-вода но тишину твою к стадам я не впишу туда Пускай здесь только тень реки среди груди твоей зато - прозрачней лёд строки и ля-ля-ля страшней Повтори, если хочешь Повтори, если хочешь: как сумерки женской руки как ходьба в подъязычном раю, нас болеют и мучат преантичные овцы, предлинные виды реки пребагровый склон, пресизая туча Что река говорит, повторяя себя, как река - то идёт под рекой человек, повторяющий реку и ему лучше книги темнит небольшая рука и словесные овцы живут по нему (человеку) Он не сказал, что это Валентин Вручи мне, птица, зрения росток
Подай мне, рыба, голоса глоток Он не сказал, что это Валентин когда рука еврейкою лежала и сквозь неё я видел как дрожала стеклянная река среди маслин Ходили тени хлеба и вина а он смотрел несветлыми глазами как зыбкая, прозрачная жена казалась человеком - рядом с нами Блажен, кто перед тем как воскресить перекрестил чуть тёплую камену которая готовая на смену прийти душе и тело шевелить Красив, кто каждым словом зачерпнул из Иордана ночи и молчанья кто сам в себе, как в дереве, уснул чтоб слышать плеск, и свист, и щебетанье Он помнит птиц, не сеет и не жнёт он знает рыб, и трудной речи просит и ласточка ему чабрец несёт и окунь - полглотка воды приносит Какие торжества в сомнительной отчизне Какие торжества в сомнительной отчизне Овидий запрещён, а чем наполнить день Переверни тетрадь, читатель мой, присвистни - на стол перелетит её двойная тень Тогда отметишь ты шум ветра, клёкот орлий земная пелена сорвётся с глаз твоих прилежней станет слух! слова проснутся в горле!! ты к небу воспаришь на крыльях сих двоих и различишь внизу подвижную картинку: уж вечер; уж народ сгоняет пастушок уж Август миновал - поднялись, как пружинки над крышами дымы; уже валит снежок В столице дорогой - и то зима настала благополучно пал последний легион и варварский вандал с душою из металла себе устроил хлев средь бюстов и колонн Зачем ему стихи? нехитрая забава Любое из имён на лезвии ножа вращай туда-сюда... А бережная слава сама найдёт того, кому она нужна Ловец латинских пчёл, пытавшихся укрыться в развеянный чертог, не бойся преуспеть на поприще своём, чтоб с участью смириться - нет участи светлей, чем в Риме умереть Но весь ты не умрёшь! проверено другими: заштопает судьбу, как честная игла любое из имён, произнесённых в Риме... Я отложил тетрадь и встал из-за стола Примечания Cумароком Текст обыгрывает стилистику и антураж русской поэзии и драматургии второй половины XVIII века, в первую очередь - трагедии Александра Сумарокова (1717-1777) "Синав и Трувор" (1750). Согласно сюжету трагедии, правитель Новгорода Синав и его младший брат Трувор влюблены в одну и ту же девушку - Ильмену, которая любит одного Трувора. Однако по завещанию Гостомысла Ильмена должна стать женой Синава. В стихотворении, однако, Трувор оказывается отцом Синава. Возможно, это произошло в результате контаминации "Синава и Трувора" с каким-то другим текстом: беседа отца с сыном достаточно часто встречается в классицистических трагедиях (ср. для примера начало "Сида" Пьера Корнеля), а в "оссианической" поэме Василия Капниста "Картон" (Картон - имя собственное) описана даже битва отца с сыном. Последний поэт (книга воды) Подтекстом поэмы является стихотворение Евгения Баратынского "Последний поэт". По словам А.Полякова, идеи, связанные с мифологией воды в поэме, во многом навеяны интерпретацией семантики воды в структурно-антропологических и психоаналитических исследованиях (удачная схема такого исследования - интерпретация семантики воды в книге о.Александра Шмемана "Водою и духом"), а с мифологией рыб - соответствующими главами из книги Карла Густава Юнга "AION". Героиня этой поэмы по гороскопу Рыба. Другим подтекстом поэмы являются стихи Бориса Поплавского. "Трудно с вами, буквы дорогие..." - отсылка к строкам Осипа Мандельштама: "Трудно с вами, буквы-негритята..." "Французский отстану учить иногда, немецкие буквы остыну смотреть..." - отсылка к стихам "малороссиянки Милицы", девочки 13 лет, родом с Украины, опубликованным в составе ее подборки в сборнике русских футуристов "Садок судей", вып.2: Хочу умереть, И в русскую землю Зароют меня! Французский не буду Учить никогда! В немецкую книгу Не стану смотреть... Эти стихи нашел и горячо пропагандировал Велимир Хлебников - и написал о них статью "Песни 13 весен". См.: В.Хлебников. Неизданные произведения. М., 1940. С.338-340. "Светловатые сумерек флаги" - вероятно, отсылка, среди прочего, к стихам Поплавского. "Флаги" - название одного из его прижизненных сборников. "Душа. Ты ведь тоже привычка" - отсылка к строке Анны Ахматовой "Жизнь - это только привычка". "На камень олакрез". Слово "олакрез" - слово "зеркало", прочитанное от конца к началу (то есть зеркально). "Но вечное в моём начнётся крике/ едва к стеклу губами прикоснусь" - развитие мотива из цикла Полякова "Хоэфоры": "Поели солнце или не поели?" - на зеркало с вопросом потянусь, но теплое в моем качнется теле, едва к нему губами прикоснусь. - что, в свою очередь, является контаминацией строк Мандельштама из стихотворений "Дано мне тело: что мне делать с ним?.." ("На стекла вечности уже легло/ Мое дыхание, мое тепло...") и "И я в своем теплом теле..." ...там Елена тенью стоит в соборе в чёрной блузке так же черно любима - А.Поляков просил специально указать, что здесь имеется в виду героиня поэмы, но это НЕ намек на Елену Шварц. "До звукоподобного тела" - отсылка, в частности, к последнему, не опубликованному при жизни сборнику Константина Вагинова "Звукоподобие". Темные поля "Где намерцает мышь и назвенит простуда" - намек на известную цитату из медитативно-философских записей Александра Введенского, условно называемых "Серая тетрадь": "Пускай бегает мышь по камню. Считай только каждый ее шаг. Забудь только слово каждый, забудь только слово шаг. Тогда каждый ее шаг покажется новым движением. Потом, так как у тебя справедливо исчезло понимание ряда движений как чего-то целого, что ты называл ошибочно шагом (ты путал движение и время с пространством, ты неверно накладывал их друг на друга), то движение у тебя начнет дробиться, оно придет почти к нулю. Начнется мерцание. Мышь начнет мерцать. Оглянись: мир мерцает (как мышь)". А.Введенский. Полное собрание произведений в двух томах. Т.2. М., "Гилея", 1993. С.80-81. "Псалом 136, несчастный, как вода!" Псалом 136 - "На реках Вавилонских мы сидели..." "Камень светлеет, светилен СВИСТИТ". Светилен - одно из православных церковных песнопений. "Он не сказал, что это Валентин". Валентин - мыслитель-гностик, живший во II веке н.э. Изложение его учения см.: А.Ф.Лосев. История античной эстетики. Т.8: Итоги тысячелетнего развития. Кн.1. М., "Искусство", 1992. С.275-290. "Как зыбкая, прозрачная жена/ казалась человеком - рядом с нами" - см. стихи Константина Вагинова: Казалось мне, привстал я человеком, Но ты склонилась облаком ко мне. ("Не человек: все отошло, и ясно...", ноябрь 1923) Я восполненья не искал. В своем пространстве Я видел образ женщины, она С лицом, как виноград, полупрозрачным Росла со мной и пела и цвела. ("Я восполненья не искал...", 1926) И милая жена, как темное стекло. ("Из женовидных слов змеей струятся строки...", апрель 1924) |
 |
 |