В Челябинске, кажется, снова существует серьезная литература! Не только, значит, биографические и кулинарные книги издаются, но изысканные стихи и еще более изысканная проза. Фонд "Галерея" выпустил несколько первоклассных, без каких бы то ни было скидок на провинциальность, сборников.
        Дело в том, что чаще всего издаваемые местными издательствами книжки, как к ним ни относись, не тянут больше, чем на "домашние радости". Первый признак настоящей литературы – интерес не этнографический ("оба-на, в этой дыре тоже рифмовать умеют!"), но чисто читательский. Когда берешь книгу не по необходимости (сосед по лестничной клетке написал), а по зову, извините, сердца. Можно сказать: писатель состоялся тогда, когда он бескорыстно интересен совсем уже незнакомому, далекому от себя человеку.
        Некоторое время назад челябинский фонд "Галерея" занимался изданием вот таких, бескорыстно никому, кроме авторов, ненужных книг. То была серия "Первая книга": школьники и графоманы, подпольные гении и неуспевающие студенты. Прошла ее пора.
        Ныне "Галерея" занимается изданием первосортных писателей, утверждающих на Урале столь необходимый для воспитания культуры внутренней жизни (она у нас, к сожалению отсутствует или подменена питием) литературный модернизм.
        Если пролистать огромную "Антологию современной уральской поэзии", увидишь: Андрей Санников (сборник "Прерафаэлит") – один из самых тонких и изящных поэтов за всю историю уральской литературы. Спокойные, точно отчужденные слюдяные слайды, полные взаимоотношений вещей и чувств. Со сложно сплетенной системой внутренних рифм и мотивов. И просто, и горько, и некому руку подать.

Хорошо, что медленны холода,
нежные и страшные, как сады.

        Мандельштам, родившийся на век позже и высохший в безвоздушном безрыбье. Пастернак, выросший в бараке на ЧМЗовском отвале.

Теплые деревья моих костей...
Как они ночами во мне растут!

        Стихи Евгения Туренко (сборник "Вода и вода") стремятся выглядеть более повествовательными на первый взгляд, будто бы ироничными. Но внутри них – все та же безнадега и безрадостность вещного (а не вечного), полого мира.

А бедный недолог февраль
В краю, где ни пусто, не места.
Печально не то, что печаль,
А то, что прелестно – прелестно.

        И снова – виртуозное скольжение остро отточенного конька и безусловное владение словом: не видно ни шорохов, ни швов. Да, в столицах так душевно уже не пишут-с! Лучшие уральские поэты оставляют ощущение метареалистических реликтов, непонятно как выживших во глубине уральских руд. Тем более, что тексты эти имеют, обладают главным свойством хороших стихов: от перечитывания они только становятся лучше и лучше.
        Однако главное нынешнее достижение "Галереи" – толстенная книжица прозы Юлии Кокошко "Приближение к ненаписанному". Впрочем, в случае Кокошко границы между видами литературы и ее жанрами стерты до полного неразличения. Читатели журнала "Уральская новь" хорошо знают ее странные, в лучшем смысле, замороченные произведения. Ни слова в простоте, балет каждой фразы складывается в мощный, биологический поток. Нечто похожее (но агрессивно и со знаком "минус") делает Петрушевская. А Кокошко – порхает и блажит, глаголет голосом ребенка или бормочет нечто ажурно-несвязное. Впрочем, говорить, что тексты Кокошко на кого-нибудь похожи – дело неблагодарное. Разумеется, тут можно помянуть и необарокко Саши Соколова, и житейские узоры Марины Вишневецкой, однако в том-то и ценность опыта Кокошко – она доводит плетение словесных кружев до какого-то непроходимого почти состояния. Ее не читаешь, но продираешься сквозь паутину причин и следствий.
        Книги эти оставляют острое чувство переживания нынешнего момента – будто бы нюхаешь морозный воздух приближающейся зимы. Авторы "Галереи" наполняют разреженную атмосферу бытового межсезонья терпким послевкусием концентрированного бытия. Я уж не говорю об эстетической безупречности текстов и приложенных к ним иллюстраций.
        Впрочем, справедливости ради, все ж таки, замечу, что Санников и Кокошко живут в Екатеринбурге, а Туренко – в Нижнем Тагиле.