ХРОНИКА
- В "Подвальном цикле" Данилы Давыдова с первым в Москве персональным вечером выступил поэт Айвенго (Тольятти), памятный участием в фестивалях верлибра (с середины 90-х, еще под предыдущим псевдонимом Прометей Стеценко) и в фестивале "Культурные герои XXI века" (см. тж 7.05.99). Выступление началось со смены обуви: перед чтением Айвенго надел домашние тапочки, намекая, надо понимать, на то, что в поэзии (и, шире, в культуре) он чувствует себя как дома; в самом деле, большинство представленных в ходе вечера стихотворных циклов строились на пародийных отсылках к различным стилям и эпохам: от имитирующих разные ранние формы русского стиха текстов цикла "Вирши" до близкой к декадентам (и куртуазным маньеристам) "Бренности бытия" и цикла хайку "Зимние глюки"; широкий культурный диапазон автора демонстрировала также и манера исполнения - от прочитанных как рэп текстов из цикла "Андеграунд Раша" до фрагментов цикла "Регионал моногатари", перемежавшихся как бы японскими танцем и вокализом. При всей разноплановости используемого материала поэзия Айвенго сохраняет узнаваемый индивидуальный стержень за счет цельности созданной автором маски, сближающейся с Бонифацием в культивируемой идеологической и эстетической схеме "простодушие паче мудрости".
- Вечер поэта и драматурга старшего поколения Славы Пайны, прочитавшей ряд стихотворений, объединенных жанровым обозначением "реалистические зарисовки" (в традиции Слуцкого и Евтушенко), и пьесу социального плана "Волк, лиса и петушок" (с характерными персонажами: "новый русский" еврейской национальности, продавщица на рынке с высшим образованием, и т.п.); тексты Пайны показательны как образец трактовки современной жизни литератором шестидесятнического толка.
- Акция Максима Скворцова "Правда-матка-2002" (с участием Вадима Калинина, Вячеслава Гаврилова, Владимира Никритина и Алексея Рафиева). Под шумовые эффекты (извлекаемые из ведер, тазов, досок - посредством забивания в них гвоздей - и т.п.) участники акции читали стихи в мегафон. Название акции объяснено не было.
- Юлия Скородумова при участии своего мужа Игоря Набоких и пользующегося определенной известностью в Интернете прозаика Андрея Цунского представила полуторачасовую программу, посвященную литературной маске Гвардей Цытыла. Тексты Цытылы (как стихотворные, так и преобладающие прозаические - особенно в форме писем и посланий) в большинстве своем следуют прутковской традиции, впечатляя дидактическим пафосом, - впрочем, в концовках зачастую возникает невозможный у Пруткова элемент самоиронии. Особо отметим фантасмагорический (напоминающий то Александра Зиновьева, то Льва Усыскина) текст об истории озера Байкал (сооруженного искусственно, по партийной инициативе, для снабжения водой выстроенной в безводном месте Братской ГЭС).
V.S. М а р и я Г а л и н а
- Жанр, в общем, достаточно традиционный, однако, в отличие от многих его адептов, Гвардей Цытыла работает в нем без натуги и насилия над материалом, удачно используя штампы и архетипы еще советского времени. Возможно, сейчас, когда официальная культура пытается возродить пафос и высокий штиль, подобного рода контр-культура еще окажется востребована. Беда (и социальная симптоматика) в том, что такой жанр жизнеспособен именно в качестве контр-культуры...
- Презентация книги стихов Виктора Куллэ "Палимпсест" (М.: Багаряцкий, 2001). Был прочитан значительный по объему корпус текстов, включая фрагменты поэмы "La Commedia" и совсем новые тексты.
- В сборном вечере, проходившем в этих стенах и примерно в этом составе уже во второй раз, выступили 5 авторов. Стихи читали Максим Гликин (в основном из циклов "Наши праздники" и "Письма Марии"), Ян Шанли и некая Анастасия Шибаева, прозу (историко-литературные новеллы, из которых одна, уже звучавшая 14.01., носила фантастический характер, а другая - посвященная одиозному драматургу сталинских времен Алексею Сурову, - вполне документальный) - Александр Рапопорт, переводы из израильского поэта Иегуды Амихая - Андрей Графов.
- Вечер поэта Дмитрия Псурцева - презентация книги стихов "Тенгизская тетрадь" (М.: Елена Пахомова, 2001). Читались стихи (из книги и более поздние), построенные в основном на возвышенных красивостях и обильной риторике, среди которых нет-нет да и мелькнет неожиданный самобытный образ: любопытна значительная доля белого стиха, в данном случае, по-видимому, свидетельствующая о выпадении из актуальных процессов развития стиха. Кроме того, Псурцев прочитал перевод рассказа австралийского писателя Давида Малуфа и вкратце рассказал об авторе.
- Презентация изданной при содействии галереи книги стихов и эссе Всеволода Некрасова "Живу Вижу" (М., 2002). В начале вечера Некрасов обратился к проходившему весной 1991 года в Литературном музее циклу выставок "Лианозово - Москва. Художники и поэты", сопровождая рассказ о нем показом слайдов живописи и графики Евгения Кропивницкого, Ольги Потаповой, Оскара Рабина, Эрика Булатова, Олега Васильева, Франциско Инфантэ и других художников, творчески и биографически близких Некрасову. Затем Некрасов читал стихи, в том числе совсем (даже по отношению к книге) новые.
- Вечер поэзии Льва Рубинштейна и Псоя Короленко оставил впечатление концептуальной непродуманности: соединение двух по-своему культовых авторов в одной программе не дало, кажется, никакого кумулятивного эффекта, а отсвет, брошенный ими друг на друга, получился не самым выигрышным. Рубинштейн представил несколько известных сочинений, тогда как читавший поочередно с ним Короленко - преимущественно ранние (рубежа 80-90-х) тексты, предшествовавшие его превращению в "акына и молодежного филолога" (иными словами - в исполнителя собственных песен); в открывавшем вечер стихотворении "Я пифия" (видимо, более позднем) речь даже прямо шла - в ироническом, естественно, ключе - о том, что Короленко пришлось переквалифицироваться в певца в связи с отсутствием широкого интереса к собственно стихам. Между тем стихи Короленко, при естественном версификационном изяществе, по своей поэтике остаются, думается, достоянием перестроечной эпохи с ее торжеством "иронической поэзии"; то же относится и к тематике многих текстов: от ернического диалога между Роем Медведевым и Игорем Шафаревичем (коллизия, которая сегодня мало кому интересна) до издевательски прочувствованного монолога о том, что Валентина Пикуля читать интересно, а Ахматову - ужасно скучно (кому сегодня есть дело до Пикуля?). На фоне текстов Рубинштейна, в которых адресованная ушедшей эпохе сатира служит лишь подсобным материалом для дискурсивных конфликтов, сложной композиционной игры и лирического высказывания, стихи Короленко, при всем артистизме их самих и их подачи, смотрелись плоско и бедно (видимо, сознавая это, Короленко под конец исполнил-таки один из своих нынешних эстрадных номеров - мелодекламацию "I'm your pizza"); в то же время чередование с практически не известными текстами Короленко сообщало давно известным текстам Рубинштейна тормозящий, ретардирующий статус (порция уже известной информации перед получением новой), мешая сосредоточиться на их собственных особенностях.
- Валентин Герман представил книгу "Портрет Шекспира, или Личное дело Фрэнсиса Бэкона" (М.: ЭРА, 2002), в которой, под влиянием известных шекспировских штудий Ильи Гилилова, предложена очередная трактовка шекспировского вопроса, включающая собственную реконструкцию любовной страсти между писателем и философом Фрэнсисом Бэконом и актером Шакспером.
11.02. Центральный Дом литераторов
- Вечер поэта Григория Кружкова был приурочен к выходу в свет тома переводов Кружкова из Уильяма Батлера Йейтса (М.: Радуга, 2002) и книги избранных стихотворений "На берегах реки Увы" в библиотеке журнала "Арион", однако вторая книга к вечеру не поспела. Впрочем, заметил Кружков, и без того последние пара лет стали для него весьма урожайными: весьма значимы для него не только сборник эссе "Ностальгия обелисков" (М.: "Новое литературное обозрение", 2001, - см. тж.14.06.01), но и томик переводов из английской поэзии абсурда "Книга nonсенса" (М.: Радуга, 2000), откуда Кружков прочитал в начале вечера балладу Эдварда Лира "Дядя Арли". С приветственными словами в адрес Кружкова выступили Алексей Алехин и Юрий Кублановский (регулярно публикующие его в "Арионе" и "Новом мире"), Илья Кукулин, Евгений Солонович и Илья Фаликов. Предсказуемая коллизия "поэт vs. переводчик" осталась центральной в большинстве выступлений: по мнению Алехина, Кружков - прежде всего поэт, и притом один из немногих поэтов, кого не испортили регулярные занятия переводом, однако ему следовало бы больше писать оригинальных стихов. Ему возразил Солонович, заметивший, что переводы Кружкова - это тоже его собственное творчество, и они не мешают ему, а помогают - так же, как помогали, например, Иосифу Бродскому. Вообще в стихах Кружкова и особенно в его переводах из Йейтса Солоновичу подчас видится близкая Бродскому интонация, объясняемая однако не учебой у Бродского, а тем, что Кружков и Бродский интонационно воспитаны на англоязычной поэзии. Солонович особо остановился на богатстве и нетривиальности - "невымученности" - рифм в переводах Кружкова. Кублановский заявил, что некоторые строфы Кружкова все-таки напоминают хороший перевод, за которым просматривается оригинал, но лучшие его стихи избавлены от этого недостатка. Кукулин, проводя параллели между Кружковым и Йейтсом, обратил внимание на то, что оба сочетают консерватизм убеждений и вкусов со склонностью к игре и абсурду; способность не впадать в "крайние формы постмодерна", но при этом остранять иронией пафос и знать толк в игре ценна в Кружкове и для Кублановского. Выступление Фаликова касалось различных забавных эпизодов из истории его знакомства с Кружковым. В заключение Кружков прочитал несколько переводов из Йейтса (оговорив, что читает самые новые переводы из вошедших в книгу) и большую подборку новых стихотворений (частично опубликованных в февральском номере "Нового мира").
- Вечер драматургов Ксении Драгунской и Александра Железцова был любопытен, прежде всего, самим фактом выступления в контексте литературного клуба двух драматургов par excellence: по большей части, представители этой литературной профессии существуют в изоляции от общей литературной жизни, публикуясь в специальных изданиях (исключение составляла разве что постоянная работа с драматургией журнала "Постскриптум") и устраивая чтение своих текстов на особых площадках (так что в клубной практике доминируют драматические опыты поэтов и прозаиков). По инициативе Драгунской в начале вечера молодые актеры Евгения Полунина и Илья Денисов представили фрагменты из сочинения недавно умершего французского автора Жан-Люка Лагарса "Правила поведения в современном обществе" (излагаются, с издевкой и подковыркой, традиции и правовые нормы, связанные с тем или иным жизненным явлением, - например, в прозвучавшем отрывке, с рождением ребенка). Далее эти же актеры с участием автора прочитали эпизод из пьесы Драгунской "Пить, петь, плакать", синтезирующей самые разнообразные традиции нереалистической драматургии - от Метерлинка до Хармса, а благодаря рваному ритму, дробности эпизодов и обширности описаний и ремарок приближающейся в жанровом отношении к пьесе для чтения. Во втором отделении собственные минискетчи "Блеск", "Рецессивный ген", "Диалоги о животных" и др. представил Железцов - эти тексты, гротескные, трагикомичные, но вполне достоверные в языковых и характерных деталях, с элементами социальной сатиры, ориентированы скорее на эстраду, чем на театральные подмостки (следует отметить и живую, эмоциональную манеру чтения автора).
- Вечер поэта и филолога Сергея Бирюкова (ныне - Германия, Халле). В первом отделении были представлены новые стихотворения в характерном неофутуристическом стиле (в т.ч. и написанные на немецком языке) и минипьесы в абсурдистском духе (между Беккетом и Хармсом). Во втором отделении состоялась презентация книги Бирюкова "Поэзия русского авангарда" (М.: Руслан Элинин, 2001) - мероприятие, как заметил Бирюков, несколько парадоксальное, поскольку тираж книги уже разошелся. По словам Бирюкова, характеристика этой книги как учебника (так в аннотации) сугубо провокативна со стороны автора, и текст представляет собой полухудожественное, полупопулярное повествование - первый, полагает Бирюков, неакадемический труд об авангарде. Составной частью книги является миниантология русского поэтического авангарда ХХ века, а потому в ходе вечера выступили авторы, включенные в эту миниантологию: Константин Кедров, Елена Кацюба, Дмитрий Авалиани с листовертнями (серии со словами "Москва", "Петербург" и "конец") и Анна Альчук, которой Бирюков вручил от имени учрежденной им Академии Зауми диплом "Международная отметина имени Давида Бурлюка" за 2001 год. В заключение Бирюков сам прочитал, в свойственной ему эффектной театрализованной манере, несколько текстов из миниантологии, принадлежавших отсутствовавшим (Елизавета Мнацаканова) и покойным (Алексей Крученых, Юрий Марр, Владимир Казаков) авторам.
14.02. Литературный музей в Трубниковском
- Вечер памяти Игоря Холина вновь, как и 20.06.01, был организован Владиславом Лёном, призвавшим создать комиссию по литературному наследию Холина и обозревшим положение "наследственных дел" ушедших из жизни авторов: так, Генриху Сапгиру и Александру Величанскому, как выразился Лён, "повезло с вдовами" (и поэтому их наследие востребовано), а вот тексты Георгия Недгара по-прежнему не имеют публикационной судьбы. Дочь Холина Арина рассказала о состоянии холинского архива: рукописи были при жизни проданы автором в Германию, однако Холин предварительно перевел все тексты, которые считал заслуживающими внимания, в электронную форму. Арина Холина также поделилась различными любопытными воспоминаниями: например, о том, как Холин в годы ее детства пересказывал классические сказочные и литературные сюжеты с разнообразными изменениями и искажениями (часть холинских версий существует в аудиозаписи), как, занимаясь в советские годы еще сугубо предосудительной перепродажей антиквариата, гордился своей "коммерческой жилкой", как уже в поздние годы по принципиальным соображениям не соглашался ни на какие безгонорарные публикации... О Холине вспоминали также Иван Ахметьев, художник Игорь Снегур и др.; Валерий Лобанов поведал о том, как предлагал стихи Холина Евгению Евтушенко для публикации в антологии "Строфы века". Отметим также пересказанную Ахметьевым мысль Германа Лукомникова о том, что Холин, Всеволод Некрасов и Сапгир представляют собой три основных типа отношения литератора к литературному процессу: соответственно отстраненность и олимпийское спокойствие, стремление реагировать на все происходящее и комфортную включенность в события.
- Вечер поэта Андрея Гаврилина. Среди прочитанного выделялись тексты с фольклорной основой: небольшая поэма "Метаморфозленок" (название передает свойственные в целом Гаврилину некоторую тяжеловесность и склонность к относительно длинным текстам) и цикл "Семь песен Афанасия Никитина" (в память о бабушке автора, исполнявшей фольклорные "духовные стихи"), вошедший в роман Фаины Гримберг "Семь песен русского чужеземца".
- "Мытищинская Калевала" - музыкально-поэтический перформанс Андрея Родионова и группы "Усталые". Тексты, действие которых происходит в этом пролетарском городе-спутнике Москвы, были соединены Родионовым в длинное эпическое повествование и исполнены в характерной для него экзальтированной рэповой манере (на сей раз - под аккомпанемент двух акустических гитар и ударных, не слишком подходивший к родионовскому стилю, требующему скорее электрического состава). Прозвучали также несколько других текстов аналогичного гротескно-социального, с уклоном в абсурдизм, содержания. В течение всего концерта Данила Давыдов, занятый в нем как бэк-вокалист, просидел среди музыкантов в стеклянной маске для ныряния, а Никита Путилин рисовал на огромном висящем на стене холсте граффити в духе рисунков и надписей на студенческой парте. В завершение концерта Давыдов исполнил речитатив "Конь блед" из репертуара своей музыкальной группы "Независимый Профсоюз", а Вадим Калинин (представленный Давыдовым как другой певец города Мытищи и присущего ему жизненного стиля) - песню "Хакали-Али" из репертуара своей группы "Радио Электронное Подавление".
- Презентация очередного выпуска журнала "Новая русская книга" (Санкт-Петербург) была приурочена преимущественно к открытию в помещении театра книжного салона "Гоголь" под эгидой издательства "Академический проект" (директор которого Игорь Немировский является соиздателем журнала). В силу этого именно данный выпуск журнала никакому специальному обсуждению не подвергался, по поводу же журнала вообще кратко высказались Немировский и главный редактор журнала Глеб Морев (в чьих выступлениях любопытным образом сочетались мотивы двоякого рода: о том, что рецензии "НРК" капитальней и основательней, чем в других изданиях, и о том, что эти рецензии суть не столько рецензии, сколько особый род литературы), а затем, по их просьбе, представители другого, как бы конкурирующего проекта - главный редактор "Нового литературного обозрения" Ирина Прохорова и заведующий отделом библиографии "НЛО" Абрам Рейтблат, дружно приветствовавшие курс "НРК" на расширение первоначальных рамок (Рейтблат, одобрив увеличение места, занимаемого в журнале книгами по различным областям гуманитарного знания, посетовал на невнимание "НРК" к массовой литературе, а Прохорова, заметив, что специализирующиеся на рецензиях издания в России традиционно не приживаются, сочувственно отозвалась об опытах художественных публикаций в "НРК"). Дискуссия так и не успела завязаться, как был объявлен фуршет.
- Презентация книги стихов Елены Кассировой "Кофе на Голгофе" (М.: Захаров, 2001). Кассирова, пользовавшаяся некоторой известностью как переводчик (в середине вечера, в качестве вставного номера, ею были прочитаны в собственном переводе одно стихотворение Аполлинера и два текста Франсуа Вийона из цикла "Баллады кокийяров", написанные на воровском сленге и с использованием аналогичного сленга - правда, видимо, не самого современного - воссозданные по-русски Кассировой), впервые публично представила оригинальные стихотворения. Стихи Кассировой главным образом рисуют с весьма жесткой (в т.ч. и по используемой лексике) иронией, доходящей порою и до надрыва, отдельные бытовые или психологические обстоятельства сугубо частной жизни лирического субъекта (вплоть до приступа радикулита), зачастую с отчетливой гендерной окраской. Своеобразие стихам Кассировой придают обилие лексических архаизмов, краткость размеров и, прежде всего, исключительное обилие внутрисловных переносов (Дмитрий Кузьмин, открывая вечер, в шутку заметил, что вся поэтика Кассировой вытекает из известного стихотворения Анненского "Перебой ритма", содержащего три внутрисловных переноса в 14 строках). По словам Кассировой, перенос возник в ее стихах как следствие укорачивания строки, причиной которого, в свою очередь, было стремление к максимальной эмоционально-смысловой компрессии. На этом фоне можно отметить одну из частных реализаций приема, повторяющуюся достаточно регулярно: отсечение границей строк такой начальной части слова, которая совпадает по звучанию с другим словом (типа "боль-//шинство"), с последующей рифмовкой с этим самым словом (рифмопара "боль- - боль"), - тем самым акцентируется непрерывность течения речи, внутренние связи которой проходят поверх межсловных границ. В обсуждении приняли участие Илья Кукулин (сопоставивший работу Кассировой с творчеством Эмили Дикинсон), Вадим Калинин и др.
20.02. Московский Союз литераторов
(быв. Георгиевский клуб)
- Дискуссия "Кризис клуба: Разочарование или уход в поиск?" была инициирована куратором Крымского клуба Игорем Сидом и связана, прежде всего, с постепенным (Крымский клуб, Музей Сидура, Эссе-клуб) или одномоментным (Георгиевский клуб, Вечера поэзии в Политехническом) прекращением работы нескольких центров московской литературной жизни в течение последних двух сезонов. Открывая вечер, Сид заметил (сославшись на декабрьский опрос "ЛЖМ"), что подозрения о переживаемом столичной литературной жизнью кризисе посещают сегодня и продолжающих действовать ее организаторов; Сид заметил также, что ему кажется неслучайным временнОе совпадение этого кризисного ощущения с кончиной Руслана Элинина, стоявшего у истоков московской литературной жизни в ее нынешнем виде, и предложил почтить память Элинина минутой молчания. Далее Сидом была зачитана реплика, предложенная к дискуссии Кириллом Медведевым: по мнению Медведева, сложившиеся в 90-е гг. литературные клубы возникали как замкнутые на себя профессиональные сообщества, а сейчас поэзия поворачивается в сторону читателя, и потому более популярными и перспективными оказываются проекты типа клуба "Проект О.Г.И.", подразумевающие непосредственный контакт со сторонней публикой. Медведев даже предположил, что такой процесс носит циклический характер: 60-е и 80-е годы были временем преобладания экстравертных форм литературной жизни, 70-е и 90-е - более интравертных. Татьяна Михайловская, куратор закрывшегося Георгиевского клуба, выступила с резкой инвективой в адрес "Проекта О.Г.И.", в котором литературная жизнь превращается в форму развлечения ("вы читаете, а они жрут"), и заявила, что форма литературного клуба в его классическом виде - как места профессионального общения - исчерпала себя, поскольку не подразумевает конкретной работы с конкретными результатами (выживают, по мнению Михайловской, те клубы, которые предлагают что-то помимо собственно звучащей литературы, - например, публикацию текстов, как "Классики XXI века" и "Авторник"). Куратор клуба "Премьера" Николай Байтов заметил, что в его клубе всегда кризис, а потому ничего определенного он на сей счет сообщить не может. Сид и куратор Эссе-клуба Рустам Рахматуллин заявили, что приостановка их деятельности была вызвана личными причинами (в частности, Рахматуллин вплотную взялся за собственную книгу), сами же по себе их проекты вполне могли бы существовать и дальше (а Сид прямо обещал грядущее возрождение Крымского клуба). Наконец, с пространной и довольно беспорядочной речью выступил куратор клуба "Авторник" Дмитрий Кузьмин, присоединившийся к мнению Медведева в констатирующей части и охарактеризовавший нарастающее стремление литераторов ощутить контакт с публикой, переходящий в народную любовь, как опасное и безответственное; по мнению Кузьмина, весьма показательны в этом отношении проводящиеся Вячеславом Курицыным (как всегда, чутко улавливающим веяния времени) турниры "Русский слэм", в которых раз за разом соглашаются отдавать себя на суд публики яркие профессионалы (Дмитрий Воденников, Татьяна Милова, Станислав Львовский...) - и раз за разом проигрывают более или менее беспомощным дилетантам, с чьими творениями судьям из публики гораздо легче отождествиться. Кузьмин говорил также об инертности литературного сообщества, не проявляющего интереса к новым и малоизвестным именам (что подрывает основы существования клуба, поскольку его авторитет как раз и должен проявляться в априорном доверии к выбору куратора, даже если имя автора никому ничего не говорит), об отсутствии взаимодействия и цеховой солидарности среди кураторов клубов (в связи с чем не велась никакая работа, направленная на совершенствование системы клубной литературной жизни в целом и на ее пропаганду), и т.д., и т.п. Кузьмин согласился с предложенной Михайловской дилеммой "литературная жизнь - развлечение или работа" (или, в усиленной формулировке из реплики Ирины Шостаковской, "развлекуха или паранойя"), однако заметил, что стратегия выживания литературных клубов состоит, по всей вероятности, в поиске срединных, обходных или синтезирующих путей. Леонид Костюков в своем выступлении оттолкнулся от истории своего знакомства с клубом "Проект О.Г.И.", возникшим в его жизни как место, откуда ему приходилось извлекать своего сына, повадившегося пить там пиво, - и лишь потом Костюков оценил и высокий уровень находящегося в клубе книжного магазина, и качество проходящих там литературных вечеров (Костюков особо отметил выдающийся, с его точки зрения, вечер, посвященный стихам Михаила Гронаса, 24.01.), причем все это, полагает Костюков, происходит в клубе как бы в разных местах. Эта внутренняя, сущностная разнесенность удовлетворения разных (пусть даже смежных) потребностей человека (литератора) - важное, по мнению Костюкова, свойство новой эпохи; это относится и к клубу "Авторник", где также отъединены друг от друга сам клуб, Союз молодых литераторов "Вавилон", сетевой проект vavilon.ru и пр., - вообще, сказал Костюков, "Авторник" представляется ему образцовым литературным клубом, в котором присутствует верный пафос и нет пафоса ложного и лишнего. С пространной инвективой на литературные клубы обрушился Юрий Проскуряков, выступивший, среди прочего, против института кураторов в принципе: по мнению Проскурякова, само слово "куратор" с советских времен обладает дурной репутацией (так было принято называть сотрудников КГБ, надзиравших за тем или иным человеком), и нынешние кураторы точно так же являются проводниками чьей-то внешней воли. Людмила Вязмитинова указала собравшимся, что степень оживленности беседы заставляет усомниться в кризисе литературной жизни. На протяжении вечера Сид делал фотографии присутствующих, предлагая тем, кто полагает, что кризис все-таки имеет место, изобразить его (кризис) на лице. Таким образом, нельзя сказать, что в ходе дискуссии столичной литературной жизни был поставлен диагноз, однако ноты обеспокоенности положением дел скорее преобладали.
- Второй фестиваль палиндрома и словесных симметрий был приурочен к 20 ч. 02 мин. 20.02.2002 г. - это время было названо инициатором акции Евгением Бунимовичем "Миг полного числового равноденствия". После краткого вступительного слова Бунимовича подросткам-близнецам Святославу и Ярославу Вишняковым (представляющим собой, заметил Бунимович, живой палиндром) была передана пластиковая (напоминающая более всего банку из-под майонеза) капсула с посланием потомкам, которые будут отмечать следующий миг с аналогичными свойствами (21 ч. 12 мин. 21.12.2112 г.), каковая капсула и была захоронена где-то во дворе клуба; содержание послания не разглашалось. Затем слово было передано Герману Лукомникову, который и провел фестивальную программу, представлявшую собой одновременно презентацию только что вышедшей "Антологии русского палиндрома, комбинаторной и рукописной поэзии" (М.: Гелиос АРВ, 2002), составленной Лукомниковым и Сергеем Фединым при участии Дмитрия Авалиани. В качестве старейшин программу открыли Андрей Вознесенский (рассказывавший о том, как спектакль по его стихам в Театре на Таганке был запрещен из-за палиндрома "А Луна канула", потому что американцы как раз тогда опередили СССР с полетом на Луну) и Валентин Хромов (вспоминавший, как ему не дали выступить в 1955 г. на праздновании 70-летия Хлебникова, и прочитавший палиндромический текст, который собирался прочитать тогда). С палиндромами различного рода выступили, помимо Хромова, Лукомников, Авалиани, Федин, Борис Гольдштейн (элегантная пейзажная лирика, прямо наследующая классику жанра Николаю Ладыгину; один из текстов, по словам Гольдштейна, был в свое время положен на музыку Сергеем Никитиным), Айдын Ханмагомедов, Витольд Либо, Света Литвак (преимущественно с обсценными и скатологическими мотивами), Борис Левин (нечастый образец палиндрома рифмованным дольником), Александр Бубнов (циклические палиндромы, разноязычные палиндромы и т.п.), Павел Митюшёв и Алексей Эрлих; Михаил Болдуман представил палиндромическую пародию на Михаила Крепса, дописанную к известной серии "Парнас дыбом" (тема "У попа была собака"). Об одном из основоположников русского палиндрома Ладыгине рассказал Сергей Бирюков, приведший, в частности, воспоминание Ладыгина (умершего в 1975 г.) о том, как в 60-е годы в издательстве на предложение опубликовать палиндромы ему сказали, что покамест у нас и в одну сторону читают с трудом. Вознесенский и Бубнов читали "волновые каламбуры" (они же "волноходы", "кругозвучия" и др. - терминология пока не устоялась) образца "мышкамышкамыш...". Кроме того, Митюшёв и Болдуман (в соавторстве с Михаилом Хачатуровым) представили еще один жанр комбинаторной литературы - тавтограмму, или эквинициал (все слова начинаются с одной и той же буквы): Митюшёв прочитал пьесу "Что?" - гиньоль с участием Черномырдина, Чубайса, Чикатило, Чуркина (в 90-е гг. видный функционер российского МИДа) и Чиччолины, а Болдуман и Хачатуров - рассказ "Шухер", написанный на блатном жаргоне 20-х гг., и эссе "Эллада". В заключение первого отделения композитор Александр Райхельсон представил вокальное сочинение на палиндромический текст Бонифация, также являющееся палиндромическим. Второе отделение фестиваля было полностью посвящено непалиндромическим формам комбинаторной поэзии, которую Федин определил как поэзию, требующую от автора бОльшего перебора вариантов, чем обычная: Федин, Лукомников и Авалиани рассказывали о различных ее разновидностях, иллюстрируя рассказ примерами из антологии. К Фестивалю была приурочена также выставка листовертней и смежных форм с работами Авалиани, Федина, Павла Нагорских (Пермь).
V.S. А л е к с е й П р о к о п ь е в
- Завораживает всё в целом. Палиндром как будто сам себя пишет - и сам выбирает для себя авторов. Но больше всего все-таки понравился Лукомников.
- Презентация книги Дмитрия Липскерова "Родичи" (М.: ЭКСМО, 2001) прошла в полузабытом жанре "встречи с читателями": Липскеров коротко изложил свою биографию, отказался от чтения каких-либо текстов и от высказывания развернутых суждений о литературе и предоставил слушателям возможность задавать вопросы, причем на вопросы, связанные с литературой, отвечал по преимуществу односложно ("Пелевин - феномен", "Довлатов - прекрасный писатель" и т.п. - исключение было сделано только для критика Льва Данилкина, про которого, в связи с будто бы написанными последним несколькими взаимоисключающими по содержанию рецензиями на одну из книг Липскерова, речь шла весьма подробно). Зато с мнением Липскерова о ресторанном бизнесе (в котором он занят в свободное от литературы время), Олимпийских играх и других внелитературных материях собравшиеся в течение более чем двухчасовой беседы успели познакомиться наиподробнейшим образом.
- Вечер поэта Максима Гликина. Помимо новых стихов (свидетельствующих о попытках соотнести себя с актуальным поэтическим контекстом), был представлен очерк "Страна женихов", рассказывающий о поездке автора в Китай.
- Третий турнир проекта Вячеслава Курицына "Русский слэм". На сей раз просвещенное жюри, составленное из посетителей клуба, отвергло и поэта Федора Мрачного, признававшегося: "Я старый распиздяй", и поэта по кличке Литой, взывавшего: "Хочешь охуеть - спроси меня как", и даже поэта по кличке Эди, утверждавшего: "Я вижу жизнь со стороны промежности", а заодно и примкнувшего к ним постоянного автора журнала "Новый мир" Дмитрия Полищука с длинной экзальтированной эротической поэмой, - ради симпатичной, стриженой девушки Сони Алейник со старательными студенческими шуточными стихами. В зале была замечена Елена Фанайлова в состоянии тяжелого недоумения.
- Акция Клуба литературного перформанса ""Мужской вопрос" в литературе русского постмодернизма". Открывая вечер (вновь, как и 28.01., на фоне огромного портрета мастурбирующего куратора клуба "Премьера" Николая Байтова), Света Литвак заметила, что, судя по числу пришедших на вечер, мужской вопрос не стоит так жестко, как женский, и пожелала, чтобы мероприятие прошло сугубо случайным, необязательным образом, противостоя растущей бюрократизации литературной жизни Москвы. Пожелание Литвак сбылось: необязательность мероприятия была очевидной. С рассказами, так или иначе завязанными на тему восприятия мужчиной женщины (но в этом ли состоит "мужской вопрос", если он есть?), выступили Эдуард Шульман ("Глава при эпиграфе" из цикла "Время полукровок"), Олег Дарк ("Casus Мериме" - классики французской литературы обсуждают интимные проблемы, на грани фола), Николай Байтов ("Пигмалион") и Андрей Бычков. Стихи околосексуальной тематики прочитали Литвак и Дмитрий Лепер, а Иван Ахметьев из принципа повторил читанную 28.01. подборку, поскольку в прошлый раз публика так прониклась темой акции ("Пьянству бой..."), что была уже не в состоянии слушать. Дмитрий Авалиани выступил с листовертнями - любопытно, что чем дальше, тем больше листовертни вытесняют остальные формы и жанры если не из творчества Авалиани, то из его выступлений. Дискуссионная часть практически свелась к речи Владимира Тучкова о том, что постмодернизм нивелирует и смазывает границы между мужским и женским (как и между разными другими категориальными парами), и к ответу Ахметьева, полагающего, что все это некоторое преувеличение.
- Презентация поэтической серии клуба "Проект О.Г.И.". Со вступительным словом выступил ее координатор Михаил Айзенберг, отметивший, что серия быстро стала самой объемной, после серии "Пушкинского фонда", - даже несмотря на то, что ряд авторов, к сожалению, "Пушкинским фондом" "запатентован" (были названы имена Сергея Гандлевского, Елены Шварц, Михаила Еремина и Сергея Стратановского - последнее неверно, Стратановский в "Пушкинском фонде" не выходил). Авторов серии объединяет, по словам Айзенберга, только одно свойство - актуальность; определять это свойство затруднительно, и серия стремится просто предлагать примеры; но можно сказать, в самом общем плане, что актуальные авторы - те, у кого инерция языковых и поэтических клише не пересиливает непосредственного живого взгляда. Разъясняя стратегию серии, Айзенберг заявил, что свойство поэзии - быстро перемещаться из одного места в другое, так что рядовой читатель не успевает за ней взглядом: он всегда смотрит туда, где поэзии уже нет; сверхзадача серии, по Айзенбергу, - создать на периферии этого взгляда такую активность, чтобы читатель вынужден был перевести взгляд раньше. Единственный заданный в ходе вечера вопрос касался только что вышедшей в серии переводной книги Томаса Венцловы; Айзенберг ответил, что Венцлова, во-первых, для русской поэзии не чужой, а во-вторых, что перевод Владимира Гандельсмана является фактом русской поэзии сам по себе, - в целом же для зарубежной поэзии издательство "О.Г.И." планирует открыть новую серию. Далее в ходе вечера со стихами выступили Тимур Кибиров, Дмитрий Воденников, Евгения Лавут, Виктор Коваль и сам Айзенберг.
- Клубный вечер "Текущие тексты". Круг участников клубных чтений "Авторника" начинает приобретать устойчивые очертания: единственное новое имя сравнительно с предыдущими вечерами (26.09.00, 27.02.01, 26.06.01, 25.09.01) - вновь появившаяся в Москве Дина Гатина (Саратов), представившая, по собственному выражению, "мемуары" (несколько небольших прозаических зарисовок из собственного детства, изобилующих точными и неожиданными деталями). С прозой также выступили Эдуард Шульман (рассказ "Портрет" из цикла "На классических полях" - пересказывающий, с известной перестановкой акцентов и в характерной для Шульмана несколько дидактической манере, эпизод из воспоминаний Алексея Жемчужникова на сакраментальную тему "крепостное право и секс") и Андрей Левкин (рассказ "С добрым утром, бомж" близок к звучавшему 26.06.01 тексту "Рай - это красный колышек" и другим коротким текстам последних лет, транспонирующим изощренную стилистику более раннего Левкина в тональность передачи внутренней речи, с характерными разговорными инверсиями и т.п., - любопытно, что эти короткие вещи довольно далеко отстоят от развивающейся в другую сторону, достаточно сухой и лаконичной по письму крупной формы Левкина, новым образцом которой стала только что изданная повесть "Голем, русская версия"). Из стихотворных выступлений отметим поэму Фаины Гримберг "Версия крысолова" с монологами героини на цыганском языке (уже звучала 18.10.01), тексты Марии Галиной - своего рода балладу "Протоколы мудрецов" (еврейские и мусульманские богословы беседуют о природе любви дольником с парной рифмовкой) и три эффектные, насыщенные звукописью газели, трактующие о любви же с восточной избыточностью образов (и, в третьем тексте, с неожиданным введением иронического материала), изящные психологические миниатюры Полины Андрукович и стихотворение Марии Бондаренко, длинное предисловие к которому имитирует манеру Кирилла Медведева (возможно даже, не самого Медведева, а пародию Яны Токаревой на него); сам Медведев, приглашенный выступить сразу после этого, к полному изумлению собравшихся прочитал перевод начального фрагмента поэмы Байрона "Советы Горация", представляющей собой ироническое переложение трактата "Ars poetica". Переводы (два стихотворения украинского писателя Юрия Андруховича - пространные верлибры об украинской поэзии, с множеством имен, равно неизвестных в России) читал также Николай Винник, оригинальные стихи - Борис Кочейшвили, Михаил Нилин, Иван Ахметьев, Аркадий Штыпель, Наталья Осипова, Николай Звягинцев, Алексей Денисов (фрагменты еще не оконченного цикла "Душа в феврале") и Вадим Калинин.
- В "Подвальном цикле" Данилы Давыдова выступила белорусская панк-группа "Засрали казарму" (два участника которой, Виктор Жыбуль и Вера Бурлак, уже выступали в "Авторнике" 30.10.01). Четыре весьма юных автора, изображая нечто брутальное (вроде вытягивания из-под одежды и запихивания в рот разноцветных ленточек, символизирующих кишки), подыгрывая себе на клавишах, губной гармошке и ксилофоне, читали - частично по-русски, частично по-белорусски - не менее брутальные тексты, впрочем, сдобренные разноплановой иронией (в т.ч. и с сатирическим оттенком: так, в одном из текстов Виктора Иванова присутствовал емкий образ государства, при въезде в которое на таможне конфискуют у мужчин половые органы); было также прочитано главное патриотическое стихотворение Белоруссии (принадлежащее Янке Купале) с заменой каждого из знаков препинания на определенное матерное слово.
- Вечер поэта Марии Максимовой - презентация книги стихов "Кануны" (М.: ЛИА Р.Элинина, 2002). 40-страничный сборник представляет собой избранное за многие годы работы (правда, давние тексты, в основном, отредактированы заново, порой - довольно существенно). Герметичная, сугубо риторическая (предыдущая книжка Максимовой недаром называлась "Уроки риторики"), возвышенно-дистиллированная по стилистике философская лирика Максимовой отдаленно напоминает об Иване Жданове (у которого, однако, образная ткань стиха плотнее и не чуждается разноприродного, в т.ч. и современного материала), однако восходит, вероятно, непосредственно к Мандельштаму 20-х гг. (возможно, что и к Вячеславу Иванову), откуда, в частности, проистекает и систематическое обращение к античным мотивам.