ХРОНИКА
- Вечер поэта и прозаика Вадима Месяца. Отправной точкой вечера стал цикл "Несколько мифов о Хельвиге" из книги "Час приземления птиц" (2000), в последнее время продолженный новыми стихотворениями: здесь Месяц демонстрирует тонкую работу с архаическим мировосприятием, моделируя вполне убедительные фрагменты несуществующей мифологической системы. С этим кругом стихотворений, основанных на скандинавском культурном субстрате, перекликалась другая серия работ, объединенных центральным архетипом медведя и опирающихся в известной мере на русский (скорее даже, сибирский) фольклорный материал. Прозвучали также фрагменты новой прозы.
- IX Московский фестиваль верлибра (кураторы Юрий Орлицкий, Данила Давыдов) открылся небольшой конференцией под девизом "Русский верлибр. Итоги века" (с подзаголовком "Памятник современному состоянию", взятым из прозы Вадима Сидура), в ходе которой преимущественное внимание было уделено поэзии прошлого (и даже, зачастую, не XX века, а, как в докладе Сергея Кормилова, XVIII-XIX вв.). Поэзия текущего момента, по сути дела, рассматривалась лишь в эскизном сообщении Дмитрия Кузьмина "Верлибр в младшем поэтическом поколении" (общая мысль - впрочем, вскользь высказывавшаяся и другими участниками беседы, - сводилась к тому, что для младшего поколения неактуальна самоидентификация "верлибриста", и из разных моделей обращения автора к верлибру доминирует его использование ad hoc в данном стихотворении; далее Кузьмин бегло очертил наиболее характерные поэтики, сочетающиеся с обращением к свободному стиху). Сверх того, Анна Андреева обозрела обращение к верлибру Иосифа Бродского (как в собственных стихах, так и в статьях и выступлениях), а Алексей Маслов произнес похвальное слово Геннадию Алексееву (начав его декларацией о бессмысленности всяческой филологии, что в контексте филологической конференции с участием трех докторов наук выглядело, мягко говоря, неадекватно); особняком стояло сообщение Яна Пробштейна о современном американском верлибре, вполне познавательное, но не совсем понятное полным отсутствием каких-либо соображений о параллелях либо генетических связях между американской и русской поэзией.
В двухдневных фестивальных чтениях приняли участие 59 авторов. В их числе не было ряда значительных фигур (в частности, не появились Геннадий Айги и Михаил Сухотин, лишь на конференции присутствовал в зале Всеволод Некрасов) - вероятно, при проведении фестиваля в девятый раз он уже не воспринимается как из ряда вон выходящее событие, для которого мобилизуются все наличные творческие силы. В то же время участие 19 иногородних авторов (из которых лишь 5 представляли Санкт-Петербург) сделали фестиваль значимым событием общероссийского масштаба (хотя о репрезентативности в региональном отношении говорить и не приходится, поскольку не были представлены некоторые ключевые для русской поэзии регионы: Новосибирск, Екатеринбург, Калининград и др., - в любом случае, сравнительно с 6 иногородними участниками VIII фестиваля 6.05.2000, можно говорить об успехе организаторов). Особо следует отметить появление на фестивале двух авторов из Украины - молодого киевлянина Дмитрия Лазуткина (лонг-лист премии "Дебют" 2001 г.) и несколько лет назад открытой московскими изданиями поэтессы старшего поколения Зинаиды Быковой (Черновцы), что, конечно, не искупило досадной непредставленности рижской поэтической школы. В аспекте апеллирующих к свободному стиху поэтик о репрезентативности фестиваля можно было говорить в гораздо большей степени. В качестве четко проявленных стратегий, определяющих границы сегодняшнего русского верлибра, можно выделить объективистское письмо Быковой, Кузьмина, читавшей из раннего цикла "Буколики" Яны Токаревой (у первой - стихийно-бесхитростное, у двух других - в большей степени ориентированные на психологический подтекст и закадровую метафоричность) - построенные на словесной игре миниатюры Владимира Строчкова и Сергея Свиридова (Рязань) - метафизически нагруженные медитации Владимира Аристова - рваный синтаксис и непредсказуемые ассоциативные скачки Дины Гатиной из Энгельса (в достаточно пространных текстах) и Юрия Милоравы (в предельно сжатом пространстве 3-5-строчной миниатюры) - авангардистские кунштюки Этера де Паньи (на нынешнем этапе представляет Санкт-Петербург, и это сказывается заметным влиянием Дарьи Суховей на тексты и Ларисы Березовчук - на манеру декламации и жестикуляции). В этой системе координат можно разместить большинство звучавших на фестивале текстов. Авангардные прививки различного свойства деформируют до трудноразличимости психологические коллизии лирических монологов Суховей и Александра Карвовского; объективистский протокол лежит в основе прихотливо, на клиповый манер смонтированных композиций Дмитрия Кравчука (принадлежащего к кемеровской поэтической школе, но в звучавших на фестивале новых текстах резко сдвинувшегося к реалиям и темпоритму молодежной городской среды, в духе Сергея Тимофеева) и откровенно покадрового большого стихотворения петербуржца Валерия Земских "Голубой Топаз" (описывающего, собственно, предыдущий приезд автора в Москву, включая вечера 11.04. и, вскользь, 12.04., - не без смутной иронии по поводу такой манеры письма и своего обращения к ней). Вариации на тему метареализма продемонстрировали Юрий Проскуряков, Ольга Ильницкая, Татьяна Грауз, Илья Оганджанов (мутации метареализма у Грауз и Проскурякова напоминают по результату сюрреалистическое письмо, чья акцентированная туманная многозначительность производит впечатление некоторой архаичности). Особый интерес представляют постконцептуалистские деформации разных исходных стратегий: объективистской у Кирилла Медведева, контркультурного абсурдизма у Данилы Давыдова, самоуглубленного психологического этюда у Полины Андрукович (см. 21-22.03.), - впрочем, в просодическом ракурсе любопытнее обильные синтаксические параллелизмы Медведева и повторы слов и конструкций на фоне прерывистого воспроизведения внутренней речи у Андрукович (внутристрочная паузировка, графически фиксируемая в стихах Андрукович пробелами в 5-7 знаков, в авторском чтении не отражается - впрочем, кажется, это не происходит ни у кого из авторов, кто использует этот экзотический графический прием). Стоит отметить, что традиция философской или психологической миниатюры, тяготеющей к ясности изложения и эмоциональной отчетливости, риторичности и афористичности, казавшаяся одной из ключевых форм существования верлибра благодаря работе Владимира Бурича, Вячеслава Куприянова и др., на фестивале была представлена слабо, авторами явно среднего уровня. Из выступлений, стоявших особняком, отметить необходимо яркие стихи Дмитрия Григорьева (Санкт-Петербург), чьи неуловимые переходы от реального и бытового к метафорическому и фантастическому заставляют вспомнить о его преемственности по отношению к Геннадию Алексееву, поэму Дмитрия Черного "Курс К", в которой желание продекларировать свою гражданскую и политическую позицию полностью вымывает из текста какие-либо элементы творческой самостоятельности, оставляя вялое подражание Маяковскому. Среди традиционных уже для фестиваля не относящихся к верлибру выступлений выделим акцию Владимира Тучкова "Большой сводный оркестр читателей" (Тучков читал начальные строчки хорошо известных, по его мнению, текстов - в диапазоне от Тургенева до себя самого, - предлагая аудитории произнести продолжение про себя) и прочитанную Николаем Винником в знак протеста (?) подборку "чистых рифм". Со своими стихами выступили также Александр Левин, Евгений Даенин, Татьяна Милова, Ефим Беренштейн (Тверь), Георгий Геннис, Сергей Сумин и Айвенго (оба - Тольятти), Станислав Шуляк (Санкт-Петербург), Борис Кочейшвили, Наталья Осипова, Алексей Долгов и Алексей Шепелёв (оба - Тамбов), Ира Новицкая, Евгений Поспелов, Кирилл Ковальджи и др. Владимир Британишский вместо своих стихов представил переводы польских верлибров: свои - из Витольда Вирпши, Натальи Астафьевой - из Виславы Шимборской. Сверх того, Медведев читал стихи Игоря Померанцева, Милова - Инны Кабыш и Юрия Цендровского, Кузьмин - Игоря Давлетшина, Андрея Сен-Сенькова, Марины Орловой и др. Финал фестиваля ознаменовался короткой дискуссией, в ходе которой огонь на себя вызвал Проскуряков, заявивший, что многие из участников вместо верлибра читали тексты совсем другого жанра - например, авангард и поэзию битников, а в итоге такая культурная неразборчивость открывает дорогу махинаторам от литературного процесса, - после чего несколько авторов (и прежде всего Кузьмин) не преминули указать ему на то, что трактовка верлибра как жанра, рядоположного с поэзией битников, свидетельствует о такой филологической невинности, какую никакие махинаторы от литпроцесса не замаскируют.
V.S. М и х а и л Н и л и н
- Очень в книжечке фестивальной интересные стихи у Марии Кильдибековой и Мары Малановой - жаль, что не было их. А вот Дмитрия Владимировича Кузьмина стихи похвалить не могу: реализм этот бесповоротно миновал и вряд ли кому теперь может быть нужен.
- Вечер поэта Германа Лукомникова, приуроченный к его 40-летию, начался ровно в 19 часов 29 минут (надо понимать, в момент рождения автора) и прошел на фоне выставки графики и фотографии нескольких авторов, приходящихся Лукомникову ровесниками. Была представлена пространная программа избранных текстов Бонифация и Лукомникова.
- Вечер "Стихотворный перевод в творчестве младшего поэтического поколения". Читали свои переводы, рассказывали о причинах обращения к переводу и делились соображениями по поводу Яна Токарева, Дмитрий Кузьмин, Илья Кукулин, Кирилл Медведев, Станислав Львовский и Николай Винник. Звучали переводы англоамериканской (Чарлз Резникофф, э.э.каммингс, Чарлз Симик, Дэвид Константайн, современные хайку - Кузьмин; Резникофф, Чарлз Буковски, Кэрол Руменс, Леонард Коэн и др. - Львовский; Буковски - Медведев), украинской (Юрий Андрухович - Винник; Юрий Тарнавский - Кузьмин), итальянской (Эудженио Монтале - Токарева), австрийской (Лиза Майер - Кузьмин, переводы в соавторстве с Дмитрием Беляковым) и грузинской (Рати Амаглобели - Кукулин) поэзии, - легко заметить, что все авторы по собственной инициативе обращаются исключительно к поэзии XX века (ср., впрочем, 26.02.). Медведев также прочитал, для разнообразия, перевод на английский собственного стихотворения, выполненный Никой Скандиакой (живущей в Нью-Йорке и совмещающей собственное поэтическое творчество на русском и переводы на английский). Из прозвучавших текстов выделим (как не читавшиеся, кажется, раньше) цикл Андруховича "Песни для "Мертвого пiвня"" (впрочем, читанный Андруховичем на языке оригинала 28-30.05.99), полный драматизма и жесткой иронии, и стихотворение Тарнавского "Россия" (исключительное по эмоциональной и образной силе проклятие России как тюрьме народов, написанное украинским поэтом-эмигрантом в 70-е годы). Основу дискуссии заложил Винник, признавшийся, что переводить современную украинскую поэзию он начал тогда же, когда практически перестал писать сам, и стимулом для обращения к переводу послужило стремление найти тексты, близкие по манере к его собственным (впрочем, заметил Винник, таких ему найти не удалось - зато удалось найти те, что захотелось перевести). Против напрашивающейся идеи о том, что поэт, не будучи принуждаем к переводу внешними стимулами (идеологическим прессом, нуждой в заработке и т.п.), выбирает для перевода тексты, с которыми он готов самоидентифицироваться, выступил (говоря, естественно, лишь о себе) Медведев, заметивший между прочим, что ему не раз ставили в упрек близость к Буковски. Медведев заявил, что, с его точки зрения, существует принципиальное различие в конструировании лирического субъекта в русской и американской поэтической традиции: в русской поэзии лирический субъект чаще всего рождается в момент письма, ad hoc, тогда как в американской он обычно предлежит тексту в готовом виде и только должен быть в этом тексте выражен. В этом отношении Медведев чувствует себя продолжателем не Буковски, а Яна Сатуновского, - наследниками же "американской" традиции в России считает Львовского, Кузьмина, Сергея Тимофеева и Ярослава Могутина. Последующий разговор с участием Кукулина, Фаины Гримберг, Аркадия Штыпеля и др. по преимуществу ушел от темы перевода; отметим выступление Елены Костылевой, отвечавшей Медведеву (в частности, парадоксальную мысль о том, что имеющийся в готовом виде лирический субъект дает автору лишнюю степень свободы при написании конкретного стихотворения за счет возможности занять ту или иную дистанцию по отношению к этой предзаданной фигуре). В заключение по просьбе Гримберг Антонина Калинина прочла перевод еще одного стихотворения Монтале.
- Юбилейный (к 60-летию) вечер поэта Александра Воловика продемонстрировал исключительно широкий формальный репертуар (от лимериков до венка сонетов) и версификационное изящество, положенные всецело на алтарь юмористической поэзии (порой - с легкими нотами меланхолической самоиронии). В качестве вставной новеллы актер Юрий Голышев поделился общими с юбиляром детскими воспоминаниями.
- Презентация книги избранных стихотворений Ольги Седаковой "Путешествие волхвов" (М.: Логос - Журнал "Итака", 2001, фактически вышла в 2002-м) была открыта вступительными речами Игоря Чубарова (от издательства "Логос"), Антона Нестерова (от журнала "Итака") и философа Ксении Голубович, в которых, главным образом, варьировался стандартный набор высказываний адептов Седаковой: о ее недооцененности в российских поэтических кругах (по мнению Нестерова, со времен собрания стихотворений Седаковой 1994 г. выросло целое поколение читателей, которое не знает Седаковой и тем самым представляет себе искаженно картину современной русской поэзии), о господстве бездушности и техницизма в современной культуре, и т.д., и т.п. Впрочем, отметим замечание Голубович о том, что предпочтительный для искушенного читателя тип поэтической книги изменился за последнее десятилетие: на рубеже 80-90-х идеалом книги был большой том, содержащий максимальное количество текстов, комментариев и т.п., тогда как в дальнейшем убыстренный темп жизни стал диктовать моду на более оперативные и компактные издания, вроде поэтической серии клуба "Проект О.Г.И.", - идея интересная по самой постановке вопроса, хотя и небесспорная по предложенному решению. Чтение Седаковой - программа избранного из избранного - включало наиболее яркие, знаменитые, любимые читателями стихи разных времен, начиная со стихотворения "Дикий шиповник"; многие тексты были прочитаны по просьбам из публики (при этом часто Седакова сопровождала чтение какой-либо историей: так, при чтении Первого вступления к поэме "Тристан и Изольда" она заметила, что его ритм полностью совпадает со старинной ирландской балладой, так что при ее выступлении в Ирландии слушатели в зале тихо подпевали по-ирландски). Особняком стоял единственный, кажется, новый текст, прозвучавший на вечере - небольшое эссе, написанное в ответ на опрос французского журнала "L'Europe" на тему "Что может поэзия в современном мире"; отталкиваясь от тезиса о том, что ХХ век в поэзии стал веком формы (в доказательство были приведены напряженное исследование истории и действия поэтической формы в стихах Мандельштама и в его же "Разговоре о Данте", роль формализма и структурализма в литературной и общественной мысли), Седакова заявила, что, поскольку поэтическая форма имеет духовное, религиозное значение, постольку Мандельштам, формалисты и структуралисты с их вниманием к форме отстояли значимость духовного начала в искусстве. Вечер, как и предыдущее выступление Седаковой 15.06.01, показал поразительную несомасштабность Седаковой - выдающегося поэта и яркого, неожиданного мыслителя - с пропагандирующим ее творчество окружением.
- Вечер поэта Бориса Шифрина (Санкт-Петербург), представленного Ильей Кукулиным как один из самых неизвестных поэтов Петербурга. Читались стихи за последний десяток лет - небольшие зарисовки общения лирического субъекта с окружающим (преимущественно вещным) миром, несущие печать интереса к обериутам (скорее к их философским основаниям, чем к поэтической технике), порой сближающиеся с Генрихом Сапгиром (в подаче разговорной речи и в несколько диогеновской созерцательности). По словам самого Шифрина, главной ценностью в поэзии для него является интонация, что сближает его с такими петербургскими авторами, как Дмитрий Григорьев, Арсен Мирзаев, Владимир Кучерявкин. Прозвучал также прозаический текст "Разливы вялотекущих рек", местами склоняющийся к лирико-философскому дневнику, местами - к прорастающей из быта притче, слегка напоминающей Михаила Соковнина. Из дальнейшей беседы отметим мысль Шифрина о том, что Кучерявкин в своих стихах занимается восстановлением жанра элегии после того, как Иосиф Бродский этот жанр "заморозил и убил".
- Презентация книги стихов Нины Искренко (1951-1995) "Знаки внимания" (М.: АРГО-РИСК; Тверь: Колонна, 2002) - очередного тома составленного ею самой собрания сочинений. Со словами об Искренко и ее стихами из книги выступили Евгений Бунимович, Игорь Иртеньев, Владимир Тучков, Света Литвак, Петр Капкин, Патрик Хенри, Дмитрий Кузьмин, муж Искренко Сергей Кузнецов; Николай Байтов прочитал (из книги же) прозаический текст Искренко "Фестиваль верлибра", написанный как палимпсест на анкете, распространявшейся среди участников одного из первых московских фестивалей свободного стиха. Александр Самарцев и Вилли Мельников присоединили к стихам Искренко один-два собственных текста, а Джон Хай прочитал свое стихотворение по-английски и сделанный Искренко его перевод. Из сказанного в ходе вечера отметим воспоминание Мельникова о том, как он часто повторял Искренко, что она неосознанный полиглот, и ее тексты написаны на разных иностранных языках, а уж затем переведены на русский.
- Вечер поэта Елены Шварц (Санкт-Петербург) - второе в обозримом прошлом выступление в Москве - в значительной мере напоминало первое (ср. 17.03.01). Наряду с избранными стихотворениями разных лет (вошедшими в однотомник издательства "ИНАпресс" "Стихотворения и поэмы"), в том числе поэмой "Поход юродивых на Киев", прозвучали стихи последних лет, стиль которых Шварц определяет как "дикопись" (начиная с книги 2001 г. "Дикопись последнего времени"), - впрочем, стилистические отличия новых стихов Шварц (со слуха совершенно неочевидные) не перевешивают абсолютной узнаваемости авторского идиостиля.
- Финальный турнир проекта Вячеслава Курицына "Русский слэм" прошел с участием победителей предыдущих состязаний (Тимофей Фрязинский, Максимилиан Потемкин, Софья Олейник, Андрей Родионов, Анна Логвинова) и закончился предсказуемой победой Родионова при минимальной конкуренции со стороны кокетливо играющей со словами (в контексте нормальной девической лирики) Логвиновой и при отсутствии шансов у остальных участников. Учитывая, что тексты Родионова - единственные (из пяти финалистов), о которых можно говорить всерьез, кажется, что результат обнадеживает, однако и манера письма, и манера декламации Родионова настолько своеобразны, что, похоже, он так и останется единственным профессионалом, способным претендовать на средневзвешенную любовь среднестатистического посетителя клуба "Проект О.Г.И.". Впрочем, складывается впечатление, что идеолога "Русского слэма" Курицына процесс (раздача публике табличек для голосования, арифметические действия и т.п.) занимает больше результата.
- Вечер прозаика Георгия Балла открылся новой повестью "Огонь", в фантасмагорически-притчевых очертаниях которой отчетливо просматривается в качестве основной тема войны: не отпускающей несмотря на миновавшее время Великой Отечественной и повседневной, вспыхивающей в любой момент из равнодушия и враждебности людей. Главный герой повести, старик-ветеран, в чьей голове с сороковых военных лет живет огонь (благодаря которому о макушку можно зажигать спички, а поднесенная к черепу зажигалка дает в результате мощный взрыв), принадлежит к типичной для Балла галерее ключевых персонажей - пассивных, страдательных, но благодаря своему стоицизму подключенных к экзистенциальным глубинам. В тексте повести - как и в предыдущем тексте "Дыра" (см. 10.11.00) - присутствуют разнообразные ретардирующие вставки, своего рода помехи, врывающиеся на частоту авторского повествования (стилизованные фрагменты из бульварно-исторического романа, теленовостей и т.п.), - руководящий принцип построенной таким образом прозы (а верней - воссоздаваемого в ней жизненного устройства) был сформулирован самим Баллом: "Вроде что-то происходит - и ничего не происходит" (иными словами: никакие, даже весьма серьезные потрясения не взрывают инерционное существование мира). Прозвучали также около дюжины прозаических миниатюр и, в завершение, неоднократно читанный текст "И когда умер Игорь Холин...".
- Вечер поэтов Кети Чухров и Ирины Ковалевой в сопровождении импровизации на ударных инструментах Николая Льговского (входящего в музыкальный коллектив "4'33''"). Слабые и манерные, но эффектно декламируемые стихи Чухров в сочетании с музыкальным аккомпанементом выигрывают, Льговский же мог бы выбрать для совместного проекта и более талантливых авторов (впрочем, см. ниже, 28.05.).
- Презентацию книги прозы Павла Улитина (1918-1986) "Разговор о рыбе" (М.: Проект О.Г.И., 2002) открыл один из организаторов издания Михаил Айзенберг, отметивший, что судьба первой книги Улитина оказалось на удивление удачной и в связи с тем, как много сил вложили в нее разные люди, причастные к изданию (от готовившего текст и комментарии Ивана Ахметьева до автора компьютерной верстки, которому пришлось находить способ воспроизведения типографским способом сложных графических решений прозы Улитина), и в связи с послепубликационным интересом критики и необычно большим для такого издания количеством рецензий. Большую часть вечера заняли выступления мемуарного плана. Вдова писателя Лариса Улитина кратко рассказала о творческом пути Улитина, в частности заметив, что первая публикация его состоялась в 1976 г. в журнале "Время и мы" (США) усилиями уже покинувшего Россию Зиновия Зиника, который был учеником Улитина и затем вывел его в романе "Лорд и егерь" под именем Мигулина. Главный редактор журнала "Театр" Валерий Семеновский (в 1991 г. возглавлявший журнал "Московский наблюдатель", где и состоялась первая публикация Улитина на Родине) говорил о собраниях литераторов у Зиника в начале 70-х, где Улитин бывал и утвердил в качестве образцового свой стиль письма (так что Зиник обучал ему совсем молодого тогда Семеновского, в шутку подсказывая писать связный текст и потом оставлять от него только каждую четвертую фразу), - затем, уже после отъезда в эмиграцию, Зинику удалось освободиться от не органичного для него улитинского стиля и стать достойного уровня беллетристом. О встречах с Улитиным в 70-е гг. в кафе "Артистическое" - центре неформального общения определенного круга людей, близких к искусству, - вспоминал театровед Вадим Гаевский, прочитавший сохранившееся свое письмо тех лет, написанное Улитину по собственной просьбе последнего и рассказывающее о впечатлениях Гаевского от знакомства с Улитиным. Михаил Шейнкер, публиковавший Улитина в журнале "Вестник новой литературы", заявил, что появление текстов Улитина стало для круга редакторов "Вестника" весомым доказательством того, что неподцензурная русская литература гораздо шире и богаче, чем им это изначально представлялось. Станислав Львовский, оттолкнувшись от созвучного проблематике Улитина стихотворения Филипа Ларкина (прочитанного в собственном переводе), говорил об этической доминанте творчества Улитина - поиске собственной индивидуальности в безразличном к индивидуальному началу мире. Дмитрий Кузьмин, вскользь назвав прозу Улитина точкой схода важнейших линий русской и мировой прозы XX века (Джойс, Пруст, Кафка, Розанов, Мандельштам), отметил, что если Зиник, по словам Семеновского, стремился выйти из сферы влияния Улитина, то в последнее десятилетие ведущие авторы младшего поколения по своей воле входят в пространство Улитина и обживают его. В начале вечера прозвучала небольшая (и, увы, не слишком качественная) запись авторского чтения, далее отрывки из книги Улитина читал актер Александр Торшин.
- Вечер поэта Евгения Даенина был объявлен автором как презентация его первой книги "Возведение в степень" (М.: Елена Пахомова, 2000): по словам Даенина, именно теперь, когда книге исполнилось два года и она начала взрослеть, пора ее послушать. Вошедшие в сборник стихи 1985-1999 гг. относятся, заметил Даенин, к временам Горбачева и Ельцина - при этом, полагает Даенин, стиль его стихов компенсирует стиль эпохи, а потому тексты "горбачевских времен" тяготеют к некоторой барочности, тогда как тексты "ельцинской поры" бледнее и сдержаннее. Стихи Даенина продолжают метафизические изыскания Ивана Жданова и Алексея Парщикова, концентрируя их в более сжатом пространстве (впрочем, предельных степеней смысловой возгонки, достигаемых Михаилом Ереминым, Даенин избегает, хотя особый интерес к научной лексике его с Ереминым и роднит). В ходе вечера о стихах Даенина сочувственно высказались Геннадий Айги (приветствовавший в лице Даенина возрождение урбанистической поэзии, которой не было со времен Пастернака, - думается, это значительный перегиб, и городские мотивы для широкого круга авторов 1950-80-х гг., от Игоря Холина до Сергея Гандлевского, принципиальны) и Юрий Милорава (услышавший в стихах Даенина традицию раннего Маяковского); Валерий Лобанов прочитал стихотворение, посвященное Даенину.
23.05. Центральный Дом литератора
- Уже вторую (см. 18.03.) презентацию книги прозы Ольги Ильницкой "Дебют на прощанье" (М.: Мос.рабочий, 2002) вел главный редактор издательства Кирилл Ковальджи. Ильницкая читала стихи и прозу, от раннего, одного из первых рассказа (о дружбе девочки с тарантулом - несмотря на жутковатый подростковый эротизм текст был напечатан на детской страничке одесской городской газеты и вызвал многочисленные родительские протесты) до недавнего текста, только что опубликованного в последнем выпуске киевского литературного альманаха "Соты". В новой прозе Ильницкой (ср. 26.11.01) интерес к пограничным состояниям психики соединился подкреплен соответствующими мутациями стиля и хронотопа, включающими ее в контекст актуальной литературы, с параллелями в диапазоне от Александра Хургина до Георгия Балла. В ходе нескольких экскурсов в собственную творческую биографию Ильницкая отметила, в частности, что прозу она начала писать по совету историка Михаила Гефтера, а одним из первых, кто поддержал ее поэтическое творчество, был политолог Глеб Павловский (поскольку он присутствовал в зале, Ильницкая его лично поблагодарила). С приветственными речами выступили Юрий Проскуряков, Константин Кедров, Рафаэль Левчин, Дмитрий Бураго (Киев), Юрий Косаговский, прозаик Геннадий Ганичев и другие; можно отметить мысль Ганичева о том, что проза Ильницкой - последовательное исследование и раскрытие образа "я"-персонажа (по аналогии с тем, как "Улисс" Джойса описывает все аспекты личности Блума) - противостоит остальной современной женской прозе в лице Людмилы Петрушевской, Татьяны Толстой и Людмилы Улицкой, занимающихся стилизацией (поскольку эти авторы, в отличие от Ильницкой, пишут о не пережитом психологическом опыте), - думается, что это легкое преувеличение.
- Вечер поэта Полины Ивановой. По обыкновению (ср., напр., 21.09.99), после достаточно краткого творческого отчета Иванова предоставила слово нескольким другим авторам: прозвучали стихи Татьяны Бек, Ларисы Тихомировой, Елены Лапшиной, Ольги Пахомовой, Виталия Пуханова. Несколько песен исполнил Юрий Цендровский (рок-бард с едва заметным авангардным уклоном).
- Вечер поэтов Марка Ляндо и Максима Александрова (последний, впрочем, читал и прозу). Авторов объединяет умеренный интерес к восточным традициям (различные вариации формы и характерных образов хайку, имитации коанов), воспринимаемым в плоскости внешней эффектности и экзотичности.
- Презентация альманаха "География слова" (М.: Э.РА, 2002), составленного Михаилом Роммом (Сан-Диего; не путать с тезкой и однофамильцем, главным редактором газеты "Гуманитарный фонд") на основе материалов своего литературного сайта "Современный русский поэтический архив". Из 16 авторов сборника 5, включая Ромма и издателя книги Эвелину Ракитскую, выступили со своими стихами, песни умершей Екатерины Яровой прозвучали в записи, а остальных составитель альманаха представил одним-двумя стихотворениями. Практически все звучавшее на вечере и опубликованное в альманахе укладывается в сформулированную когда-то Ракитской концепцию "поэзии с человеческим лицом", т.е. ставящей себе в заслугу "чувства добрые", а в эстетическом отношении стремящейся поддерживать минимальный уровень версификационной грамотности. Соответственно представленная книга интересна не вошедшими в нее текстами, а как достаточно типичный продукт новой культурной реальности: на место альманаха литературного объединения при районном доме культуры приходит издание, участники которого разбросаны по всему миру и никогда (по крайней мере, многие) друг друга не видели, и это обстоятельство мыслится как дающее проекту некий новый статус - ничем в действительности не обеспеченный.
- Вечер прозы Марии Галиной. Был представлен в отрывках новый роман Галиной "Гиви и Шендерович". Особенности этого романа, возможно, обуславливаются специфическим опытом Галиной как прозаика, работающего преимущественно с разными жанрами фантастической литературы (а фантастическая литература, даже в лучших своих проявлениях, по-прежнему развивается в России без какого-либо взаимовлияния с актуальной литературой), и в то же время как поэта и критика, в последние годы находящегося в центре литературного процесса. Впрочем, идея совмещения занимательности чтения и не всякому читателю очевидных художественных задач и без того представляется остро современной. Роман Галиной выдержан в непринужденно-юмористическом стиле, начинаясь в сугубо бытовой, анекдотической плоскости (у прохиндея-"челнока" по дороге в Турцию пропал компаньон, и он обманом увлекает с собой случайно подвернувшегося незнакомого человека), оборачивается иронико-фантастической одиссеей двух персонажей в разнообразных (судя по всему, довольно условных) странах и эпохах. Повествование замедляется множеством вставных новелл, также в духе иронической фантастики. Читателю с более высокими запросами адресованы различные интертексты (преимущественно древнееврейские и древневосточные источники), зачастую также поданные в ироническом ключе (так, пленивший героев в некоей пустыне с малопонятными целями сомнительный персонаж в своей вставной новелле признается, что в своих предыдущих земных воплощениях был последовательно графом Калиостро и Алистером Кроули). К сожалению, по предложенным фрагментам не представлялось возможным понять, ограничивается ли текст Галиной разноуровневыми развлекательными задачами или (как, например, роман Леонида Костюкова "Великая страна") имеет еще один смысловой пласт - притчевый, экзистенциальной проблематики.
- Акция "Майская поэтическая опера" с участием Веры Павловой, Дмитрия Воденникова, Кирилла Медведева и авангардно-минималистской музыкальной группы "4'33''". Павлова, Воденников и Медведев (по старшинству?) читали под музыку, специально написанную Алексеем Айги, каждое выступление предварялось музыкальной увертюрой, призванной, по замыслу Айги, охарактеризовать манеру данного автора. Соединение этих трех поэтов в одной программе и на этой площадке знаменательно как с точки зрения привлечения Павловой на равных (ср. 21-22.03.01) в контекст младшего поэтического поколения и, в частности, постконцептуализма (именно в этот контекст Павлова наилучшим образом вписывается - с другой стороны, кажется, стихи Воденникова в последние месяцы говорят как раз о его отходе от постконцептуалистских стратегий), так и с точки зрения попыток позиционировать определенные явления в актуальной поэзии за пределами литературного сообщества как "модные", "продвинутые" (что представляется бесперспективным). По окончании музыкально-поэтической программы Айги и группа "4'33''" выступили с концертом.
- Вечер поэта Елены Кацюба - презентация книги стихов "Эр - Эль" (М.: ЛИА Р.Элинина, 2002). Кацюба начала свое выступление со ссылки на Игоря Холина, который требовал от стихов, чтобы в них было схвачено время; напротив, призналась Кацюба, для нее никакого времени нет - а потому и хронологической последовательности она ни при отборе текстов для книги, ни при чтении не придерживается. Были прочитаны все составившие книгу тексты (построенные по большей части на анаграмме, реже - на цепочках трансформации слов с заменой одной буквы, как в детской игре), а также ряд более ранних и известных сочинений (в т.ч. фрагмент из поэмы "Свалка") и новые работы Кацюбы в палиндромической форме.
V.S. Ю р и й М и л о р а в а
- Это поэзия, к которой трудно пробраться: все заключено в аллитерационном водовороте, что всегда вызывает предубеждение - ведь так, как у Хлебникова, ни у кого не получится. И в то же время Елена Кацюба очень способный автор, с чисто женским изяществом приводящий все это в систему. Получается неплоско, есть адреналин.